Я провел руками по металлическим перилам.

— Тогда убеди меня, что я ошибаюсь.

Из-за холма до нас донеслась новая песня, зазвучавшая во «Флор» под аккомпанемент бас-гитары и скрипки.

— Ты думаешь, я провела с тобой ночь пятницы из-за того… — Ее голос дрогнул, и она замолчала.

Все мое естество толкало меня к ней, заставляло отреагировать на ее замешательство. Однако я молчал.

Снизу подул теплый ветерок, который принес запах аниса.

— Я не позволю тебе так думать, — настаивала Миранда.

Она спряталась у меня на груди и обняла за плечи, ее пальцы коснулись моих лопаток.

— Однако ты ничего не отрицаешь, — сказал я.

Миранда прижалась лицом к моей шее и вздохнула.

Я продолжал легко ее обнимать, чувствуя, что в горле у меня пересохло.

Я не знаю, сколько прошло времени, прежде чем мимо нас по мосту проехал бело-коричневый пикап Дэниелсов, почти беззвучно проскользнул по Олд-Бандера и остановился возле входа во «Флор».

Я заставил себя заговорить.

— Ты ждала брата?

Миранда слегка отстранилась, ее руки скользнули вниз, и наши пальцы переплелись. Она посмотрела туда, куда был направлен мой взгляд, и увидела в пятидесяти ярдах своего отца, вылезающего со стороны пассажира из старого «Форда». Однако за рулем сидел не Брент. Когда водителя осветили фары, я узнал барабанщика Бена Френча. Вместе с отцом Миранды они направились к бару.

У меня возникло неприятное предчувствие.

— Почему… — начала Миранда.

Она повернулась и поспешила в сторону бара, я не отставал.

Уиллис, Бен и Мило Чавес встретились на углу Олд-Бандера, под уличным фонарем.

Дэниелс показался мне измученным и старым, и не столько из-за выпивки — хотя не вызывало сомнений, что он успел немало принять на грудь; причиной тому были гнев и пустота, возникающая, когда человек доходит до вершины страдания и ждет новых ударов судьбы. Бен Френч выглядел не лучше. Лицо Мило потемнело от гнева.

Мы сделали еще несколько шагов и остановились рядом с ними, Миранда сжала мои пальцы.

— Я думала, сегодня вечером ты в «Грюэн», — сказала она отцу.

— Миранда… — его голос пресекся.

— Почему ты приехал на пикапе? — резко спросила она.

Уиллис недоуменно посмотрел на руку Миранды в моей ладони, словно пытался понять, какие пальцы кому принадлежат.

— Наварр, — вмешался Мило, кивнул в сторону бара, предлагая меня пойти с ним и оставить отца и дочь наедине.

Однако Миранда меня не отпускала.

— Что случилось? — Ее голос прозвучал неожиданно сурово и нетерпеливо.

— На ранчо произошел пожар, — пробормотал Уиллис.

— Пожар, — шепотом повторила Миранда.

Мило продолжал на меня смотреть, требуя, чтобы я отошел в сторону.

— Где Брент? — резко спросила Миранда.

Однако ее голос стал ломким и неуверенным.

Когда на счет «пять» ответа так и не последовало, Миранда попыталась повторить свой вопрос, но ее голос разбился на мелкие кусочки.

Уиллис Дэниелс посмотрел на свою трость, увидел, что она все еще не касается земли, и с усталым отчаянием вытер нос.

— Тебе лучше поехать с друзьями, — предложил он и повернулся к пикапу, Бен Френч взял его под руку.

Старый сарай треснул, как черная яичная скорлупа.

После того как пожарники проехали по гравию и грязи, чтобы добраться до задней части дома, на земле остались глубокие шрамы. Во дворе стояли только три патрульных машины округа Авалон, укрепленные на их крышах прожектора лениво вращались, рассекая красными дугами ветви старого виргинского дуба. По диагонали от шеста для метания подков стояла машина медэкспертов.

С задней стороны дома доносилось подвывание генератора, от которого работали прожектора, освещавшие покрытые сажей руины жилища Брента. Даже с расстояния в двадцать футов ощущался сильный запах пепла.

Миранда с отцом стояли на заднем крыльце и разговаривали с детективом в гражданском. Лицо Миранды было бледным и пустым. Каждые несколько секунд она без видимой причины встряхивала головой. Ее оранжево-белая блузка выбилась из юбки слева и покрылась морщинами, как воздушный шарик, вмерзший в сухой лед.

Я посмотрел на остатки передней стены квартиры Брента Дэниелса. Политый водой из шлангов пепел превратился в толстую блестящую чашу, из которой торчали разные предметы, удивительным образом не сгоревшие в огне куски дерева, и виднелись большие лужи расплавленного металла.

Южная стена, справа от меня, почти полностью сохранилась. Большая часть дерева покрылась пузырями и почернела, но дверцу буфета открыли уже после пожара, и я разглядел совершенно не пострадавшие тарелки. Внутри буфет был выкрашен в розовый цвет. Фотография матери Брента Дэниелса осталась в целости и сохранности.

У пожаров мерзкое чувство юмора.

Джей Гриффин, медицинский эксперт округа Авалон, огородил место, где стояла койка Брента, на которой я спал совсем недавно, и вместе с двумя сотрудниками в белых перчатках изучал пепел с пластиковыми линейками в руках.

Мило подошел ко мне от сарая с инструментами, где его допрашивал один из помощников шерифа.

— Ты все слышал?

Я кивнул. Мне действительно удалось услышать их разговор. Дверь была заперта снаружи. На внешних стенах обнаружены четкие следы поджога, огонь ворвался внутрь через окна. Жертва лежала на койке; возможно, мужчина находился под воздействием наркотиков или был уже мертв. Так или иначе, но он не пытался спастись. Медицинскому эксперту достались лишь почерневшие кости. Впрочем, возможно, жертву удастся идентифицировать с помощью дантиста. Человеческое тело сжечь не так просто, однако кто-то очень хорошо постарался.

Я посмотрел на поля, залитые неестественным светом прожекторов, и у меня возникло ощущение, будто я вернулся в прошлое и оказался на вечерней игре на школьном стадионе, разрисованном длинными гибкими тенями.

Цыплята в курятнике превратились в маленькие, покрытые перьями красные комочки — они умерли от жара. Плетеные полоски на шезлонгах расплавились и просели посередине.

Чуть дальше, у сарая, стояли две ржавые очистные цистерны. Новые резервуары для сбора бытовых сточных вод, чтобы туалеты ранчо могли нормально работать, очевидно, уже установили. Я не сомневался, что это заметно облегчило бы жизнь Брента Дэниелса, написавшего почти все чудесные песни, которые исполняла Миранда. Вероятно, он провел часть своего последнего дня, копая канавы для сточных труб.

— Ставлю десять против двадцати, что дело будет представлено как несчастный случай, — заявил Мило. — Или самоубийство.