вернуться на Герт. Они хотели рассказать тамошним капиталистам о Заре и распредцентрах. Проще говоря, хотели поставить под удар весь проект.

Тишина, только свистит в лицо высокогорный ветер. Меряя бойцов презрительным взглядом, командующая медленно проходится вдоль шеренги.

– Самое гадкое даже не в этом. Нам известно, что двое ваших товарищей знали о готовящемся побеге. Знали, и не сообщили, чем поставили себя на одну доску с преступниками. Вы видите этот символ? – показывает она на стилизованный Марс на рукаве. – За него я проливала кровь. За него дралась с земными, за него горела на орбите. За него пожертвовала очень и очень многим, о чём никогда не жалела! И не только я одна, они тоже, – кивает она на стоящих рядом подчинённых, среди которых – хмурый товарищ майор.

Я ошибалась в вас. Вы не солдаты, вы всё ещё подзаборная шпана. А наше знамя для вас – просто кружок! Товарищ майор, – кивает она на "воспитателя", – не верил мне до последнего. Он думал, что смог перековать вас в преданных идеалам мира и труда бойцов. Вы плюнули ему в лицо, вы плюнули в лицо мне. А ещё вы плюнули в лицо всей Республике.

Я не буду называть имена провинившихся, вы сами их назовёте и накажете. В противном случае наказаны будут все. И наказаны жестоко! Товарищ майор, что у нас полагается за предательство?

– Расстрел, товарищ полковник.

– Всё верно, расстрел. Но мы не будем расстреливать всех, а только лишь десятую, случайно выбранную, часть. Ваших же собственных, ни в чём неповинных, товарищей. Что вы так смотрите? Думаете, я безжалостна, потому что вы – чужаки? Но у нас за такое расстреливают безо всякого жребия. Своих – расстреливают. И свои! К тому же на Заре чужаков нет. Мы все в одной лодке, все подставляем друг другу плечо. Чтобы доказать вам это, приводить приговор в исполнение будем не мы. Это сделают ваши бывшие собратья по несчастью.

Она кивает двум, стоящим в сторонке, солдатам в силовой броне и с "импульсниками". Неотличимых от тех, кто ещё не так давно доставил сюда Лешего. Кивнув, те поднимают забрала, демонстрируя всем лица. Мать честная, и правда – свои! Так это она что, серьёзно?!

– Я жду минуту, после чего отбираю и казню пятерых прямо здесь, – чеканит полковник. – Время пошло!

Снова тишина. Только стучит в висках кровь да подгибаются предательски ноги. Невозможно, не будут они вот так… Хотя почему не будут? Очень даже будут, у них слово с делом не расходится. А уж за побег и правда спросят по полной. Даже за чужой!

– Тридцать секунд, – мертвенным голосом сообщает командующая. За спиной Лешего о чём-то ожесточённо спорят.

– Ты это был, я видел, как вы ночью шептались!

– Заткнись, падаль! Ничего мы не собирались, порожняк они гонят!

– Сам заткнись, знаю я твой порожняк. Из-за тебя – нас тут всех!

– Да на понт они берут, как тогда, на тренировке. Ничего они не сделают!

– Сделают!

– Гнида, настучишь – убью!

– Да пошёл ты!

– Время вышло. Ты, ты, ты, ты и ты – выйти из строя, – командует полковник. Указывая, в том числе и на Лешего. Как, а его за что? За что его-то?!

Надар замирает, не в силах сделать шага. Как во сне, когда пытаешься убежать и не можешь пошевелиться. К нему подходят, расталкивая строй, конвоиры. Берут под локоть, отводят в сторону к другим. Встают напротив.

– Оружие на изготовку, – набатом раздаётся в ушах.

Солдаты поднимают импульсники, наводя стволы на приговорённых. Молча, неподвижно, ждут. Как истуканы.

– На счёт "три", – невозмутимо продолжает полковник. – Раз… два…

– Стойте! Подождите! Я знаю кто это!

В рядах происходит какая-то возня, после чего на плац выпихивают Жало. Того, что больше всех ухмылялся на политзанятиях.

– Это он шептался! – кричит кто-то из задних рядов. – Я их слышал, но не знал, о чём. Правда, не знал!

– Правильно, он это, – поддерживают другие. – Он и сявка его, Нирад. А ты, Рабан, тоже шушукался. И ты, Кетар! Чё – "нет"? Башкой надо было думать. Иди, иди! И не оборачивайся.

Довольно кивнув, полковник приказывает вернуть в строй невиновных. Но испытание ещё не закончилось. Наоборот, только началось!

– Рядовые Батар и Нирад, вы приговариваетесь к смертной казни путём сбрасывания с платформы. Рядовые Рабан и Кетар – расстрел. Приговор будет приведён в исполнение незамедлительно.

Щерится злобно Жало, зыркает на полковника исподлобья. Нирад, скуля, просит пощады, Кетар почему-то молчит. Хотя тоже должен скулить и в ногах ползать.

– Взводу подойти к краю платформы.

Мрачно подчинившись, бойцы выстраиваются возле парапета. Слышат новую команду:

– Рядовые Рабан и Кетар, даю вам шанс смыть с себя позор. Приказываю привести приговор в исполнение, после чего встать в строй.

Конвоиры защёлкивают на запястьях приговорённых браслеты. Подтаскивают к краю, подсаживают на поручни. Подводят невольных палачей:

– Держите их вот так. По приказу – отпускаете.

Сами встают сзади, крепко придерживая, чтобы бывшие товарищи в бездну не утянули.

Орёт Жало, изрыгает проклятия. Извивается, как червь, Нирад, плачет, заглядывает в глаза. Заплачешь тут, когда под тобой – многокилометровая пропасть!

– Я жду, – напоминает полковник.

– Пацаны, не надо, не надо, не на-адо, – шепчет, захлёбываясь, Нирад. Жало – молчит, глядя не отрываясь на держащего его Кетара.

– Вы зря колеблетесь, – напирает полковник. – Эти люди хотели бежать. Хотели предать, лишив ваших, оставшихся на улицах, товарищей, шанса на лучшую жизнь. Если бы у них получилось, проект был бы закрыт, а наши оперативники, рисковавшие ради вас жизнями, могли погибнуть или подвергнуться жестоким пыткам. Рядовые Батар и Нирад изменили, будучи в тылу, где их жизням ничто не грозило. Нетрудно догадаться, как они поведут себя на войне.

– Нет… нет… неправда, – плачет Нирад. – Мы не хотели, мы просто так… Мы бы никому… никому… Ну честное слово – никому!

– Мы вам не верим, – отрезает полковник. – Вы трусы, а трус скажет что угодно, лишь бы избежать справедливой кары. Скажет, но предаст всё равно! Мы не прощаем предателей, мы безжалостно чистим от них ряды. Рядовые Рабан и Кетар, выполняйте приказ!

– Прости, – одними губами произносит Рабан, толкая товарища в бездну. Зажав уши, чтобы не слышать жуткого крика, возвращается к своим.

– Что, падла, – скалится Жало на Кетара. – Новым хозяевам лижешь? Ведь это ты, сука, придумал. Придумал – и сдал нас с потрохами! Это они тебя подговорили? Чтобы от нас избавиться, чтобы все потом перед ними – на цырлах? А ты купился как лох! Думаешь, в красивую жизнь тебя заберут? Хрен тебе по всей харе! И