– Всегда виноват страх. Ты боишься меня потерять, и я точно так же боюсь остаться без тебя. Боишься позволить себе испытать боль, поэтому отгородился от неё, – тугим, горячим шёпотом на ухо, посылая в конечности напряжённые импульсы. – Но её придётся осознать и пережить, если хочешь пойти дальше. Я рядом, и никуда не уйду, как бы ты не прогонял. Просто впусти меня, и я помогу справиться. Вместе.

– Ты умрёшь, если останешься, – охрипшим, почти умоляющим остановиться голосом просил Рик, а объявшее его пряное тепло всё не исчезало, отогревая стремительнее горящего костра в ледяной пустыне. Он глубоко вдохнул, чувствуя, как по телу волнами пробегала мелкая дрожь. Как трещало от натяжения у готового ко взрыву крана с эмоциями.

– Я умру, если не буду с тобой, – одним ударом обезоруживающей искренности и надрыва в тоне Лора разбила всю стену в щепки, вызвав у него тихий стон отчаяния. Рубильник дёрнуло и включило, и впервые это было так больно, что хотелось кричать.

Осознание. Наконец-то оно пришло, осознание, что единственный, кого мог назвать другом, в эту самую минуту лежит на столе патологоанатома и уже никогда не позовёт его выпить пива. Не выдаст очередной тупой шутки вроде спермы в кофе начальника и не будет хрустеть печеньем над ухом. И совершенно точно не назовёт его «братишкой», едва примешь очередной входящий.

Забытая боль потери, которую так давно не пропускал в себя, скрутила каждый нерв и запекла в горле комком, который не сглотнуть. Она со свистом носилась под рёбрами, устраивая на ровных полочках пыльной души хаос. Хохотала безумной ведьмой из детских страшилок, шутя разбивая одну за другой баночки с воспоминаниями.

– На сегодняшний день семь из десяти поляков постоянно живут в стрессе, а остальные трое в Лондоне, – он и не подозревает, что Рик слушает эту болтовню только краем уха. И всё равно не сдерживает смешка на следующую громкую фразу, моментально обращающую на них внимание хорошенькой барменши: – Так вот, я – одиннадцатый. Зачем стресс, когда есть секс?

– Слушай, не бывает людей без рыльца в пушку, это факт. А тем более среди бизнесменов. Нет, я, конечно, в курсе, что женщину нельзя спрашивать про возраст, мужчину про зарплату, а немецкую компанию – про то, чем она занималась с тридцать третьего по сорок пятый. Но даже у твоего любимого «Фольксвагена» найдётся секретный архив!

«Шалость удалась», – одними губами с поднятым вверх пальцем, сияя своей шутке.

Осколки царапали изнутри, мешая дышать и думать. Рик не понял, когда так вышло, что Лора уже обнимала его, вжимаясь в торс, а её руки успокаивающе гладили по волосам. Когда он уткнулся лбом в её плечо, жмурясь от давящего чувства вины за эту потерю и рвано вдыхая ртом. Это он не успел, он должен был что-то сделать. Но смерть – то, что не исправить. За неё можно лишь отомстить.

– Я с тобой, – наверное, только этот шёпот помог не развалиться на куски. Обняв Лору в ответ так крепко, как только мог, цепляясь за безумно нужный якорь в том урагане, который завывал в нём оглушающе громко, он зарылся носом в её волосы. Нащупывая тот невесомый, призрачный баланс между пустотой и смятением. В тепле её исцеляющих объятий – его хрупкое равновесие души.

В мыслях вымаливая у Михеля прощение, Рик впервые за долгие годы ощутил себя нормальным. Таким, каким должен быть человек.

***

Втроём в двуместном «Лоуренсе» было тесно, но глухой ночью до Бергердорф удалось добраться без происшествий. Кэтрин сонно клевала носом от седативного, и казалось, ей абсолютно плевать, где она отключится, так что в комнате Вики Лора уложила её без труда. Какой была, в одежде, разве что помогла снять ботинки. Но когда поставила их возле кровати и подняла голову, Кэт уже спала. Накрыв бедняжку одеялом, Лора убрала с её лица спутанные волосы и устало вздохнула.

Она чувствовала, будто на плечи ей рухнул целый мир, а она хренов Атлант, под чьими пятками проседает земля. Думать о каких-либо причинно-следственных связях сейчас она не была готова точно. Сильно ныла ещё не способная выносить нагрузки последних часов нога. Раздевшись, пришлось критично осмотреть бедро, но рана выглядела чистой и сухой. Ребро тоже неприятно дёргало на резких движениях. Умывшись всё в той же ванной Вики, Лора взяла из сумки заготовленную пижаму – обычные серые хлопковые шорты и майку.

Ей бы с лихвой хватило места рядом с Кэтрин, однако и мысли лечь тут не возникло. Прикрыв за собой дверь, она вышла из спальни и, прихрамывая, побрела по увешанному картинами юной художницы коридору. Знала, что он не сможет уснуть без неё. Знала, что не уснёт без него сама. Не после того, как поняла, как сильно они друг другу нужны: и что выживая по одиночке они никогда не были полноценными. Возможно… возможно, учение тёти Шаисты в чём-то правильное. Все кому-то предназначены. И когда её бедная мать подкинула тот свёрток в воздух, Аллах подхватил его своим ветром, чтобы двадцать пять лет нести в руки, которые вернут ощущение утраченного дома. Станут им.

Лора заходила в приглашающе открытую дверь без малейших сомнений в том, где её место.

Если комната Вики была кричаще девчачьей, то эта – аскетично-серой. Голые стены, выгоревшие на солнце шторы на единственном окне. Комод, вешалка с ровным рядом выглаженных рубашек и расправленная кровать, на которой и сидел Рик в одних пижамных штанах. Под тусклым светом старой лампы на тумбе он начищал куском ткани «Вальтер». На тихие шаги поднял голову, но ни капли не удивился.

– Спасибо, что позволил ей остаться, – улыбнувшись уголком губ, поблагодарила Лора, несмело присев рядом.

– Нам лучше держаться вместе, – просто отозвался он, убирая тряпку в верхний ящик, и засунул пистолет под подушку. – Я дважды проверил все замки и постелил Максу под самой дверью. Твой револьвер далеко?

– В сумке, – удивилась Лора сама себе, едва вспомнив, куда положила Сива. А ведь и впрямь, настолько доверилась опыту Рика, что даже не вооружилась, когда спешно собирались на Вартенау.

– Будем надеяться, что на сегодня крови было достаточно, и снова высовываться этой ночью уже никто не будет, – он вздохнул и посмотрел на тихо тикающий на тумбе будильник, показывающий неутешительные четыре утра. – Точнее, этим днём.

Лора уронила тяжёлую от всех переживаний голову ему на плечо, и их руки переплелись настолько машинально, будто они сидели так не в первый раз. Будто ложиться спать в одну постель для них отработанная годами норма. И это… не беспокоило. Это было правильно, а скользнувшее от пальцев к пальцам тепло – естественное.

– Как ты? – спросила Лора, краем мыслей всё ещё боясь, что он снова может стать чужим. Другим Риком, который отталкивает от себя всех самых близких людей, лишь бы не терять самообладания на работе. К которому нужно пробиваться с не меньшими усилиями, чем он пробивался через её собственные стены и всё же смог их разрушить. С осознанием, что легко и быстро может его потерять, исчезли и они. Страх касаний ничто по сравнению с ужасающе пустым и твёрдым «уходи».

– Я… думаю, – будто нехотя признался Рик. – Не могу перестать думать. О том, что за Михелем приедут родители, чтобы похоронить его на родине. Что ради Кэтрин мы по сути сами и отмазали этих тварей. Что, наверное, надо положить хрен на то, достаточно ли у нас информации и улик и просто отправить в Берлин что есть, пока не стало поздно. Что я не оставлю смерть Михеля безнаказанной и сделаю всё, чтобы каждый получил по заслугам, включая Алекса. Что всё катится в тартарары с каждым часом, и я не могу это контролировать…