Как только отпустит тошнота, я снова стану хорошей мамой. И хорошей партнершей. Если только мне удастся съедать за ужином хоть немного еды, у меня появятся силы переживать вечер в вертикальном положении. Через несколько недель все улучшится. В этом я убеждаю себя и его – того, кто готовит всю еду и покупает все необходимое, сам работает на полную ставку и иногда отводит Ивана в садик и забирает, чтобы разгрузить меня. Скорей бы все это кончилось! Скорей бы я снова обрела себя, и мы стали бы прежними – такими, какими были раньше. Ведь у нас есть план. Мы же договорились.

Однажды утром, когда мы проснулись, оказалось, что лето кончилось и осень вступила в свои права. В другое утро мы сказали друг другу, что, может быть, нам самим и детям будет полезно иногда ночевать врозь. Иван так беспокойно спит, он будит своими ночными кошмарами всю семью. У нас обоих так много дел на работе. Наверное, детям пойдет на пользу немного побыть врозь. Успеть соскучиться друг без друга. Избавиться от ревности и конкуренции за наше время и внимание. Мы говорим о детях, но имеем в виду самих себя. Много есть такого, о чем мы теперь не говорим друг с другом вслух.

На этой неделе мы спим врозь почти каждую ночь. Ему много надо сделать по работе, приходится сидеть допоздна, нагоняя упущенное. Сама же я падаю в постель, едва Иван заснет, так что я не веселая компания. Мы говорим, что будет проще пожить каждому у себя теперь, когда я такая уставшая.

Я не признаюсь в этом, но мне кажется, что это чудесно. Когда мы с Иваном одни, у меня чуть больше сил и ко мне хотя бы временно возвращается контроль над моей жизнью. Мы спокойно едим за ужином сосиски, и никто не указывает на низкое содержание в них питательных веществ. Затем мы играем. Я могу посвятить себя Ивану, играть и смеяться вместе с ним. Укладывание происходит спокойнее, когда под дверью спальни не собирается очередь. Когда Иван ложится, ему разрешается выбрать, где он хочет спать. И чаще всего он засыпает рядом со мной в моей кровати. А это обычно заканчивается тем, что я уже больше не встаю. При свете дисплея моего телефона я лежу в спальне. Шлю эсэмэску ему – мужчине, который скоро станет отцом моего второго ребенка, – сообщая, что уже засыпаю и что мы поговорим завтра, а он шлет мне в ответ краткое пожелание спокойной ночи. Я подозреваю, что он обижен – что я не предлагаю созвониться, чтобы пожелать друг другу спокойной ночи, что я не пишу, как скучаю без него, что мы не разговариваем друг с другом, как прежде, что я ушла в себя – но я ни о чем его не спрашиваю. Меня просто не хватает на очередной долгий ночной разговор. Вместо этого я лежу в кровати и глажу Ивана по спине, пока это не начинает мешать его сну – и тогда он откатывается подальше от меня, забивается в угол кровати, громко вздыхает и спит дальше. И так проходит еще один день.

Вчера мы ходили в женскую консультацию. Мы попросили сделать УЗИ раньше срока, потому что на этот раз я очень плохо себя чувствую – и в физическом, и в психическом плане. Нам сообщили, что все в порядке – УЗИ показывает, что зародыш жив и чувствует себя хорошо. Анализы у меня хорошие. Тошнота уже почти прошла. Скоро я почувствую себя бодрее. Всего через несколько дней, самое большее через пару недель, парализующая усталость отступит. Все идет по плану, не о чем волноваться. Так пообещала наша акушерка, я кивнула и улыбнулась, сжимая его руку, изо всех сил пытаясь изображать облегчение и благодарность.

Держась за руки, мы дошли пешком от кафе, где обедали, до станции метро, где нам предстояло расстаться, чтобы забрать своих детей из садиков в разных концах района. Констатировали так бодро, как могли, что все идет, как надо – ни облачка на нашем небосклоне.

Помимо того, что я по-прежнему не рада. И что меня по-прежнему изматывают наше совместное пребывание, сознание своей неполноценности, интенсивность жизни и отношения с ним, которые все более характеризуются отдалением и постоянными недоразумениями. Помимо того, что меня по-прежнему заедает чувство вины перед Иваном, пока пребывающим в блаженном неведении о том, что его положение младшего ребенка в семье скоро будет у него отнято. Помимо того, что я еще не вжилась в роль мачехи. Помимо того, что весь наш проект по созданию семьи все чаще кажется мне невыполнимым. Помимо того, что меня мучает совесть перед твоими родителями, своими родителями, моим работодателем и моими друзьями, и что наша новая повседневная жизнь превратилась в бесконечную череду ссор и споров о большом и малом. Помимо этого на нашем небосводе не видно ни облачка. Грех жаловаться.

Впрочем, жалуюсь я все равно, и в этом я теперь не одинока. Он считает, что больше работает по дому, чем я, и это его изматывает. Говорит, что мне невозможно угодить, что я никогда не демонстрирую ни капли благодарности или любви. Он считает, что я в депрессии, и я думаю, что он прав. Но более всего я устала – как и он. Наша жизнь проходит круглосуточно и не предполагает никаких перерывов, чтобы перевести дух. Меня никогда не оставляют в покое. Всегда кто-то от меня чего-то хочет. Мысль о том, что растет у меня в животе, вызывает у меня не радость, а парализующий страх. А его ранит, что я по-прежнему так к этому отношусь. Меня ранит, что он не понимает. Меня разрывает между злостью и чувством вины – злостью от того, что я чувствую себя загнанной в угол, и чувством вины, поскольку я сама на это согласилась, а теперь не в состоянии принять ситуацию. Я презираю его и одновременно жалею. Себя я тоже презираю и одновременно жалею. Мое презрение к себе растет вместе с животом и теперь охватывает уже несколько эпох моей жизни. Я презираю себя за то, какой я была с тобой. Я презираю себя за то, какая я сейчас с ним. Мне жаль тебя за то, что ты переживал тогда, и жаль себя за то, что я испытываю сейчас.

Для того чтобы как-то это компенсировать и порадовать его, создавая тем самым передышку между выяснениями отношений, я составляю список имен. Прикрепляю к дверце холодильника, прошу его посмотреть и добавить свои предложения. Похоже, это срабатывает. Он радуется, когда читает мой список. Ему нравятся мои предложения, он обнимает меня и поизносит имена вслух вместе с именами наших детей. Тот факт, что в списке только девчачьи имена, объясняется тем, что я уверена – на этот раз у меня в животе девочка. Так плохо мне никогда не было, пока я ждала Ивана. Никогда я не чувствовала себя такой уставшей. Никогда не чувствовала себя такой подавленной. Должно быть, на этот раз девочка. Я продолжаю пополнять список имен. Мы обсуждаем такие имена, как Эли, Алиса и Лу.

* * *

Неделя проходит за неделей, и я все чаще думаю, что не выдержу. Это стало навязчивой идеей, которая возникает в голове сама собой. Появляется в разгар совещания на работе: я должна сделать аборт. Когда я отказываюсь выпить с коллегами бокал вина после работы: я должна сделать аборт. Когда я заглядываю в календарь более чем на полгода вперед: я должна сделать аборт. Когда я сержусь на Ивана за то, что он бьет меня и называет злой: я должна сделать аборт. Когда разговариваю по телефону с мамой, которая уже начала вязать свитерок новому внучку: я должна сделать аборт. Когда я посылаю эсэмэски твоим родителям, извиняясь за то, что мы никак не можем приехать к ним в гости: я должна сделать аборт. Когда я укладываю Ивана, а он плачет и упрямится: я должна сделать аборт. Перед тем, как я засыпаю и едва я просыпаюсь, снова появляется эта мысль. «У меня не хватит сил на наш семейный проект», – думаю я. «Это идиотская затея», – думаю я. Я должна сделать аборт. Я правда должна сделать аборт, думаю я. Единственная проблема – этих моих мыслей никто не разделяет. А сама я не решаюсь никому рассказать.