Потом была нормальная работа. Не желающая рубцеваться язва желудка у фермера-свиновода, непонятно каким образом попавшего в их больницу вместо областной. Артериальная гипертензия. Плохо переносимая стенокардия у еще молодой в общем-то женщины: на вид — явной стервы. Еще гипертензия, и еще. Недавние студенты с не вытертыми пока «ушами», то есть фонендоскопами, торчащими из карманов халатов. Не дураки, что сказать, — это само по себе хорошо. Сколько из них будут живы через год?.. «Не думать», «не сметь думать», — команда себе, жесткая и бесполезная. Получасовые неформальные «разборы» отдельных типичных или, наоборот, нетипичных больных. Наименования десятков препаратов: торговые наименования, международные наименования, способы применения и назначаемые дозы, взаимодействие, переносимость. Метапролол, рамиприл, нифедипин со всеми их производными. Знаменитые фирмы, кормящие половину отечественных врачей и уж точно преподавателей фармакологии. АстраЗенека, Бристол-Майерс Сквиб, Эгис и так далее. Отвлекся Николай только один раз, когда похожий на Джона Леннона интерн очень некстати переспросил, а есть ли среди списка рекомендуемых препаратов отечественные. Запнулся он на срок, достаточный для того, чтобы умник успел пожалеть о том, что задал свой вопрос. На минутку задержавшаяся за чужими спинами доктор Магги неодобрительно покачала головой, а когда он все же смог вспомнить и ответил, уже не услышала, отходя.

Все-таки совсем без внимания его не оставили. Эта простая мысль, так спокойно воспринятая Николаем поначалу, начала потихоньку «цеплять» его к середине дня, когда по коридорам поплыл не меняющийся с годами запах риса и лапшового супа. Он не пилот пассажирского авиалайнера, не дежурный у большого рубильника на атомной электростанции. Тогда почему? Но этот вопрос оказывался слишком простым для того, чтобы не суметь на него ответить. Людям гораздо проще жить, если укладывать все вокруг в привычные рамки. События — в стандартные схемы. Людей — в знакомые типажи. Если на Новый год на экране появляется печальное лицо Алексея Миллера, значит, Украина не желает платить за русский газ, и это возмутительно. Требуется некоторое усилие, чтобы пойти чуть глубже и понять, а почему, собственно, подобное происходит с удручающей регулярностью. И по-человечески посочувствовать: хамское поведение украинцев приходится как раз на те тяжелые дни, когда несчастный хозяин российского газа собрался построить еще один дворец; для разнообразия — на Иберийском полуострове. И так во всем: у каждой мелочи и не мелочи есть лежащее на поверхности объяснение и есть более глубокий слой причин и связей. Когда закрывают отечественную радарную базу на Кубе, нам рассказывают, что это позволит утроить орбитальную спутниковую группировку. И каждому ясно, что это гораздо более важно с точки зрения сохранения и повышения обороноспособности родной страны. Однако тема настолько неинтересна, что сказанное запоминает лишь какая-то доля процента людей. И двумя годами позже, когда выясняется, что спутников больше не стало, причинами этого не интересуется уже вообще почти никто. Они в любом случае объективны, но интересующиеся считаются маргиналами, в приличном обществе таких всерьез не воспринимают. Тем более тех, кто делает выводы из области, лежащей в стороне от своей прямой специальности. Как у него.

Николай усмехнулся: по психиатрии он в свое время едва вытянул на экзамене «хорошо». Как раз перед той сессией у него случилась одна личная история, после которой он долго не мог смотреть на женщин спокойно… Молодой, дурак был, понятное дело, но это-то сейчас ясно, а тогда он долго переживал.

— Николай Олегович, вас Александр Иванович просит зайти.

Ну вот. Медсестра поскакала по своим делам дальше, а он остался в коридоре со стопкой «историй болезни» в руках. Интерны по палатам, доктора уже переделали большинство дел и потянулись пить чай, но у кабинета заведующего стояли двое: Варламова и крепкий русоволосый ординатор. Заведовал отделением отличный мужик с вызывающим зависть молодежи уровнем квалификации. Его профессиональная агрессивность совершенно не соответствовала написанной на двери кабинета смешной фамилии, и последняя быстро забывалась. Когда на больничных конференциях говорили «Пичкин», некоторые молодые доктора переспрашивали. В отличие от ситуаций, которые Николаю приходилось видеть во многих местах, здесь завотделением был не небожителем с карающим мечом в руке, а просто самым опытным врачом из всех, без сомнения самым лучшим диагностом. Проводящим рабочий день в палатах и всегда готовым помочь делом, а не указанием «настойчивей овладевать».

Долго мусолить свои размышления в коридоре Николай не собирался. Заведующий терапевтическим отделением доктор Пичкин есть тот самый «третий джентльмен», который способен окончательно определить ситуацию на этапе «до». До профессионального психиатра. До того, как мама начнет подсыпать ему паксил или мапротилин в утреннюю овсянку.

— Ну что, пойдем?

Прозвучало это спокойно, хотя не сказать, что весело: больничный ординатор моргнул. Наверняка его пригласили к двери не просто так — у кого-то из его добрых товарищей мелькнула в голове картинка: терапевт Ляхин с воплями гоняет коллег по коридорам, размахивая пожарным багром или даже топором. Натуральных психов боятся, понятное дело.

В кабинет он зашел с широкой улыбкой на лице. Магги и несколько удивленный ординатор последовали за ним. Да, крепкий парень. Плавание, тренажеры, но в меру, без ажиотажа.

— Садитесь, Николай Олегович.

Напряжения на лице завотделением не чувствовалось. На лице севшего перед ним на стул доктора тоже. Со стороны не было понятно, что Николай пытался вызвать в себе то хорошо знакомое мужчинам весело-бесшабашное настроение, какое бывает перед почти безнадежной дракой. Наверняка не было понятно и то, что это не удалось ему совершенно.

— Анна Исааковна сообщила, что вы плохо себя чувствуете.

Это не было вопросом, это было утверждением. Завотделением благородно давал ему возможность согласиться с собой. Нет сомнений в том, что его без колебаний прикроют на остаток сегодняшнего дня. Потом выходные, потом отгул или два за какой-нибудь из донорских дней, потом будет видно. Так?

Вместо ответа Николай вяло посмотрел в пол. Так ведут себя ученики начальных классов, не знающие, что ответить учителю, и бессмысленно разглядывающие засыпанные меловыми крошками окрестности доски.

— Я слушаю.

Это был настоящий мужчина, человек, которого Николай глубоко уважал. От того, что нет ни малейшего шанса убедить хоть кого-то, даже самых близких, самых умных, хотелось не просто выть, — скулить.

— Мне нечего вам сказать, Александр Иванович, — с трудом произнес он. — Все уверены, что я спятил.

— Почему вам так кажется?

Вопрос был коротким, и голос ровным — но все равно профессиональным. Смысла отвечать на него почти не было: в любом случае разговор вел к одному и тому же исходу. Забавно, что с формальной точки зрения доктор прав: при каких-то там вариантах психических расстройств, в том числе пограничных, эгоцентризм как раз в таких проявлениях весьма характерен. Больному кажется, что все непрерывно говорят между собой именно о нем, и если выходят в другую комнату, то не по своим делам, а чтобы посмеяться над ним.