князю выплатить им дань за мир. Но Святополк отказал, не захотел отдавать своё серебро. Его можно понять... И началась война. Мономах и его сторонники пытались убедить князя Святополка пойти на мирные переговоры с половцами, но молодое окружение нового владетеля Киева хотело битв и побед. И вот случилось несчастное для Руси сражение на Стугне[259], возле Триполья. Молодой Ростислав, сын Всеволода и сводный брат Мономаха, при отступлении утонул в бушующих водах реки. Сам Мономах, говорят, едва спасся, пытаясь спасти брата. Многие воеводы обрели в том бою свою смерть. Князь Святополк бежал в Киев. Потом он ещё раз был побеждён. После этих двух неудачных сражений он поспешил заключить унизительный для Руси мир со степняками и взял в жёны дочь одного из ханов, Тогорты. Благо его первая жена, чешка Дута, умерла незадолго до этого. Девушку крестили по православному обычаю. Она получила имя Елена. Между тем Мономах вынужден был уйти из Чернигова, уступив этот второй по значению город в Русской земле князю Олегу, другу половцев. Он обосновался в Переяславле и, говорят, хочет мира.

— Тяжёлые времена наступили на Руси, — вздохнул Халдей.

— Ну, конечно, тяжёлые. Но не для всех. — Иоанн хитровато усмехнулся. — Есть возможность хорошо заработать на продаже пленников. Ещё после битвы на Стугне мы с купцом Иезекиилем, ты ведь его знаешь, и рабби Мисаилом послали людей к половцам, купили много русских пленных и переправили их в Сугдею[260] и Корсунь[261] на продажу. И всё шло хорошо, но в дело вмешался один полусумасшедший корсунский иудей. Он вздумал пытать пленников, вместо того чтобы их продать. Есть, знаешь ли, дорогой брат, такие ненормальные. Руссов он жёг огнём, а после одного из них, Евстафия, монаха из Печер, этот идиот решил распять на кресте. И всё бы ничего, да поползли слухи, поднялся шум. И достиг он ушей базилевса ромеев, Алексея Комнина. Император сильно разгневался. В результате корсунского иудея повесили на древе, как Иуду, и отныне на всей территории империи ромеев запрещено продавать в невольники христиан. Вот так, уважаемый брат. Приходится теперь искать иные пути. Ведут они на Запад, в Пешт, в Регенсбург, в города солнечной Италии, и пролегают через Волынь и червонные города, которыми владеют твой князь Володарь и его брат. Много золота и серебра поступает в Киев от продажи пленников, много оседает в ларях самого князя Святополка и его приближённых бояр. Ну, и нам кое-что перепадает. — Иоанн лукаво подмигнул брату. — Жалко, конечно, бывает смотреть на этих несчастных, оборванных невольников, но что поделать. — Он развёл руками. — Такова наша грешная жизнь.

— Выходит, затяжная война выгодна? Чем больше разорения, тем больше пленных, и тем больше золота и серебра сыпется в руки? — хмуро спросил Халдей. — Но не выгодней ли заниматься мирной торговлей? Например, продавать соль, шелка?

— Я смотрю, ты ничего не смыслишь в этом, братец. Хотя... Соль? А что, пожалуй... Может быть. Но, поверь, сегодня ничто так не ценится на рынке, как рабы. Красивые женщины пополняют на Востоке гаремы, на Западе становятся наложницами богатых сеньоров и купцов, сильные, мускулистые рабы хороши как работники или как воины. Так вот. К чему я тебе всё это рассказываю, Халдей. Ты бы убедил князя Володаря... ну, хотя бы не препятствовать торговле рабами... Он сам получит от этого немалую прибыль...

Халдей в ответ покачал головой.

— Вряд ли мой князь согласится. Конечно, я попробую поговорить. Но это будет опасный разговор, брат. Не знаю даже, как его повести.

— Ты подумай. Я тебя не тороплю. Помни только одно: золото, богатство. Без него не добыть пути наверх, без него ты — никто, жалкий хазаришка, иноплеменник для всех вокруг.

— Это так, — кивнул Халдей.

На душе у него было гадко, в мыслях царила путаница. Страшным грехом казалось предлагаемое Иоанном. Где-то в глубине души сидело: «Может, по-иному можно? Или товаров достойных не найти, чтобы обогатиться?»

Ещё думалось, что Бог расставит всё на свои места.

С тяжёлым чувством покинул Халдей отцовый дом на Копырёвом конце. От вида спалённых половцами деревень и сёл вокруг Киева, мимо которых он проезжал, спеша в Свиноград, становилось не по себе. Как поступить, что делать, хазарин не знал. Всю дорогу грызли его сомнения.

ГЛАВА 61

Живописную горную долину, распростёршуюся на древнем пути через гребни Карпат, прорезали с севера на юг три скальные гряды. Меж ними струились узенькие змейки бурных горных речек. Наверху острые выступы скал чередовались с деревянными стенами, виднелись остроконечные верха сторожевых башен. Нагромождения камней и скал окаймляли валы и рвы, наполненные водами сливающихся друг с другом ручьёв — Церковного и Гусиного.

Этот город-крепость в Карпатах, к юго-западу от Свинограда, называли Тустанью. Состояла Тустань из нескольких крепостей, раскинувшихся вдоль шляха и отдалённых друг от друга на версту, а то и более. Главной считалась крепость Камень, расположенная на двух скалах, меж коими находилась широкая площадка, возвышающаяся над долиной сажен на двадцать — двадцать пять. С полуночной стороны к площадке этой пристроен был деревянный помост, который перекрывал западину, где хранилась ёмкость с водой. Площадка с помостом образовывали внутренний двор. Границами его с востока и запада служили скальные складки, дополненные деревянными строениями. С севера и юга путь ко двору преграждали стены, основанием которых были кошицы — деревянные каркасы, заполненные камнями. По ним стекала вниз вода, камни же предохраняли от загнивания деревянные колоды.

По периметру Камня размещались жилые и хозяйственные постройки, башни, заборолы, замысловатой цепью тянулись многочисленные лестницы и переходы.

У подножия крепости на склонах находился посад, который защищал с доступной северо-восточной стороны тройной ряд земляных валов, а с юга и юго-запада — деревянная стена, рвы и вода из окрестных горных ручьёв. По дну южного рва к воротам крепости подходила вымощенная камнем дорога.

Воевода Верен, старый соратник Володаря по походам против ляхов и половцев, долго и обстоятельно объяснял князю, как устроены укрепления Тустаня, водил его по заборолам стен, указывал на западины, выступы и разрывы в скалах, искусно использованные местными зиждителями.

Вдвоём они поднялись на