самый верх главной башни Камня, располагавшейся на восточной стороне степы. Ввысь, в необозримый ярко-голубой небесный простор вонзался остроконечный купол. Холодный ветер размашисто бил в лицо, когда князь и воевода стояли на верхней площадке башни с мощными дубовыми столпами, на которые опирался купол.

Верен указывал перстом вдаль.

— Вон тамо, зришь, княже, башня на скалах. То Острый Камень. Крепость добрая, яко и здешняя. А по другую сторону — другая крепостца. Речётся Малая Скала. Не един раз ляхи к ей подступали, да всякий раз урон великий терпели и отступали восвояси. Тяжко по скалам-то карабкаться, — говорил воевода.

Володарь, напряжённо слушая, кивал. При виде столь хорошо укреплённых твердынь радостно становилось: в случае ратной грозы он укроет в Тустани семью — мать, Астхик, дочь. И не станет о них тревожиться, зная, что такую крепость никоему ворогу не взять штурмом. Запасов же воды и пищи в Тустани было заготовлено не на один год.

Дышалось здесь, на свежем горном воздухе, легко и свободно. Выложенная камнем дорога, миновав крепость, убегала по увалам Горбов в Унгвар и дальше в мадьярские владения. Ходили по ней караваны купцов с товарами, приезжали из городов Европы, держали путь в стольный Киев, в Чернигов и дальше, на берега Волги и в далёкий Хорезм. Правда, в последние пару лет заметно поредели торжища в русских городах — в Поднепровье кипели ратные грозы. То половцы нападали, то буянил неугомонный Олег, то Святополк и Владимир Мономах с дружинами наносили ответные удары по своим недругам.

Во владениях Володаря, слава Христу, пока было спокойнее, не задевали Червонную Русь ни набеги половецкие, ни усобицы княжьи. Ляхи, и те поутихли после того, как давеча прошёлся по землям их огнём и мечом Василько. Но тишина и покой были обманчивы. Могла в любой день и до червонных городов докатиться волна ратных нахождений. Вот и объезжал Володарь города, вот и ставил повсюду, где мог, крепости, обводил владения свои и брата цепью застав.

Долгогривый статный конь при виде хозяина довольно заржал. Добрый у Володаря его Гром, не раз выручал на охоте, спасал от когтей и пасти дикого зверя, и на поле бранном уносил от погони, а то мчался впереди рати, устрашая врага и увлекая за собой перемышльских и свиноградских дружинников.

Взобрался Володарь в седло, взмахом руки велел трогаться. Поскакала дружина по каменистой дороге, только топот копыт громкий стоял в ушах. Старый Верен ехал рядом, но другую руку чуть позади держался, покусывая уста, Халдей. Играла в лукавом взоре хазарина некая мыслишка. Чуял Володарь, что желает Халдей ему о чём-то важном поведать, верно, хочет побаить с глазу на глаз, да вот незадача — вокруг князя в последние дни всё время было много народа.

За спиной Биндюк с Уланом спорили, у кого лучше лошадь и кто из них более меткий стрелок. Невольно слушая их болтовню, Володарь лишь усмехался. А вообще ратники у него хорошие, храбрые, такие и в сече лютой не отступят, и уменья им не занимать. Набрались опыта в сшибках с половцами да с ляхами, теперь никакой ворог им не страшен.

Одно огорчало Володаря: невелика его дружина. Ну, с пограничными ляшскими можновладцами или там с парой орд куманских, конечно, справятся. Такое не раз бывало. Ну, а вот если более сильный враг нападение учинит? Как Ярополк тогда под Свиноград пришёл. Хватит ли сил?

При воспоминании о Ярополке и его гибели Володарь нахмурился. Ох, не нравилось ему, что киевский стол занимает ныне родной братец убиенного! Правда, слаб покуда Святополк, не до Волыни ему, едва от половцев да от Олега отбиваться успевает. Но да ведь быстро порой жизнь меняется.

Тётушка, Гертруда, верно, только и ждёт, как бы улучить мгновение да вложить в уши сына коварное: «Брата твоего Ростиславичи сгубили! Пойди же, отомсти за родную кровь!»

Не было в душе у Володаря покоя. Грызли его тревожные, навевавшие холод мысли.

...Халдей всё-таки дождался своего. Уже когда воротились они в Перемышль, поздним вечером постучался он в дверь княжеского покоя.

Сидел напротив Володаря, напряжённый, натянутый, как струна, как тетива лука, какой-то словно бы похудевший, истончившийся, опасливо бегали по сторонам его чёрные глаза-угольки.

— Разговор имею, светлый князь. Дозволь мне, худому недостойному слуге твоему, изложить свои предложения.

— Давно вижу, есть тебе что поведать, — заметил Володарь. — Что же, молви. Слушаю тебя, Халдей.

Хазарин начал неторопливо, словно взвешивая на невидимых весах каждое слово.

— Как тебе, должно быть, известно, светлый князь, в прошлом месяце я побывал в Киеве. Гостил у своего отца. Видел, что люди в стольном граде озабочены набегами половцев и войнами. Всюду царит разорение, смерть, много нищих, голодных, оставшихся без крова. Лихие времена наступили на Руси.

— Ты жаловаться и вздыхать, что ли, пришёл сюда? — Володарь удивлённо пожал плечами. — О бедах этих без твоих слов ведомо. Вон сколь народу русского бежит с Поднепровья!

— Нет, светлый князь, жаловаться мне не о чем. Думаю, как бы тебе укрепить дружину, наполнить её новыми храбрыми воинами. Чтобы не страшны были тебе ни половцы, ни киевский князь.

— Сам об этом думаю непрестанно, Халдей. Что поделаешь, мало у меня покуда серебра, потому и ратников не хватает.

— О том будет и речь моя, светлый князь. — Глаза хазарина учащённо забегали. — Как бы добыть нам побольше серебра. Посмотрел, чем живут киевские бояре, за счёт чего богатеют. Что, если... — Перегнувшись через стол, Халдей неожиданно перешёл на шёпот. — У тебя и твоего брата сейчас мир с половцами. А в степи немало русских пленников. И не только русских — много там их и из других краёв. Пошли людей, выкупи невольников и продай их за большее серебро. На Западе найдётся много желающих приобрести сильного раба или красивую рабыню. Так ты получишь средства, чтобы нанять воинов и укрепить своё княжество.

— Вот о чём ты! — Володарь внезапно резко поднялся с конника. — Чтоб я, князь русский, людей в рабство продавал! Говоришь: выгодное это дело! Да кто я после такого буду! Торгаш, что ли, какой! Иуде уподобиться, кой за тридцать серебреников