«Волга» выехала на улицу Гагарина. Рядом, всего через два квартала, Стандартная, где пятиэтажный блочный дом, где в угловом подъезде, на третьем этаже, быть может, горит сейчас свет. А что, если заехать — внезапно, без предупреждения? Меня окатило, захлестнуло жаром. Я понял, что прощания с Ириной не получилось, что думаю о ней все время и, чем больше не ладится у меня в семье, тем сильнее ищу здесь опоры и утешения. Заехать? Ну хотя бы на минутку, извиниться, объяснить… впрочем, Ире объяснять ничего не придется, она все прекрасно понимает без слов. Я взглянул на часы: начало девятого. Ну, так что? А вдруг она взяла из детского сада дочку? Или к ней пришла в гости подруга? Обычно мы старались соблюдать законы конспирации, а теперь можно одним неосторожным визитом все поломать, испортить. Ну, решайся!

Но, пока я сомневался и раздумывал, машина уже свернула к проспекту Строителей, и мои колебания приобрели чисто платонический характер. Я ругал себя последними словами, проклинал свою нерешительность, но втайне был доволен, что уберег себя от испытания, к которому внутренне не был готов. «Ну что ж, — с некоторым успокоением думал я, — это и к лучшему. Проведу тихий вечер в кругу семьи, с законной супругой. Посмотрю телевизор, выпью хорошо заваренного чая… Надо расслабиться немного, дать отдых нервишкам, они еще очень пригодятся».

3

Утром, за недолгую дорогу от дома до комбината, перед моими глазами проходит вся история архитектуры в нашем городе. Началась она с недоброй памяти блочных пятиэтажек, несколькими унылыми кварталами выстроились они, окрашенные в грязновато-желтый цвет, с потеками возле окон, жирными битумными прокладками между этажами. А когда принялись мы застраивать проспект Строителей, подули свежие ветры, от экономии на каждом кубическом сантиметре отказались, и на радостях городской архитектор пережал в другую сторону — налепил портики и барельефчики на каменных стенах; пока разобрались что к чему, проекты были утверждены. А массовое строительство совпало уже с «золотой серединой», найденной в градостроении, да и строить научились с умом — не размахивать топором налево и направо; если можно елку или сосну уберечь рядом со стройкой — пусть растет себе, красавица. Словом, за короткий срок трижды менялся архитектурный стиль, то-другое, как любит приговаривать Саша, но, слава богу, полоса бараков нас не коснулась, счастливо миновали мы это порождение больших строек. Когда я еду к заводоуправлению, то жилые кварталы отсчитывают в памяти отрезки моей жизни в Таежном, куски моей биографии. Двухэтажная, силикатного кирпича, музыкальная школа, из-за которой в свое время переругалась половина комбината; одни намертво стояли за то, чтобы следовать проекту, другие требовали перестроить ее в жилой дом, считали, что прежде надо дать людям крышу над головой, а потом заставлять их детишек пиликать на скрипке. Кинотеатр «Космос» — розово-каменный, с широкими побеленными колоннами, на портале — вылинявший лозунг; в любом провинциальном городе обязательно встретишь его двойника. А вот здесь, в жилом доме, когда-то была первая парикмахерская — в однокомнатной квартире, на первом этаже; очередь жалась в тесном коридорчике, выходила на лестничную клетку… Интересно, что ни говори, быть старожилом! Таежный напоминал юнца, который рос так быстро, что родители не успевали напастись на него одежды. Строим много, а очередь на жилье почти не уменьшается. Растут запросы, да и мы не всегда учитываем перспективу — отталкиваемся от потребности в рабочей силе, а не учитываем, что приезжают сюда не в одиночку, а семьями.

На развилке я попросил Сашу притормозить, вышел из машины. С этого места комбинат виден особенно хорошо. Серая, с красной поперечной полосой горловина теплоцентрали возвышалась над скопищем разновысоких сооружений из глухих бетонных плит — казалось, будто взрослый ребенок разбросал на огромном пространстве кубики из конструктора, и строения эти застыли в произвольном беспорядке. На самом деле каждый цех, каждое здание были жестко увязаны между собой, создавая возможность для циклической, непрерывной работы.

С утра я собирался заехать в древесно-подготовительный цех на месте посмотреть, как обстоят дела с запасом пиловочника.

Растопыренная клешня подъемника выхватывала из штабеля сразу несколько свежеошкуренных, глянцевито поблескивающих бревен, они на секунду зависали в воздухе, прежде чем кран обрисовывал кривую дугу, бросал их в широко разинутую пасть барабана, где с истошным визгом вонзались в них добела раскаленные зубья пилы, и потом, распиленные на короткие чурки, бревна с адским грохотом попадали по транспортеру в дробилку и дальше, в гигантский котел, где с шипением обваривали, расплавляли их кислота и водяной пар…

Этот цех — свидетель стремительного взлета моего однокурсника. Года три назад… да, уже три года прошло с тех пор… в сухой и знойный августовский день из Дальневосточного приехал на комбинат Федотов; как положено, его сопровождали несколько сотрудников промышленного отдела. Котельников был в командировке, поэтому принимать гостей пришлось мне. Я немного терялся перед моложавым и подтянутым, недавно утвержденным секретарем обкома, и мешало мне не столько ощущение того, что передо мной высокое начальство, сколько стиль его поведения — непринужденно-свойский. Когда я увидел Федотова, то почему-то подумал о том, как хорошо бы смотрелся он на корте, в традиционном наряде теннисиста, с фирменной ракеткой, и с каким удовольствием посмеивался бы над партнером, его промахами, да, пожалуй, и по поводу своих собственных. Дистанцию в отношениях Федотов определил самую короткую: несколько удачных шуток, с первой же минуты на «ты», чем поставил меня в трудное положение, ответить тем же, несмотря на его настойчивость, я так и не решился, пришлось прибегать в разговоре к неопределенно-безличному обращению; вообще со стороны могло показаться, что Федотов знаком со мной несколько лет, не меньше… Одним словом, чувствовал я себя довольно неловко, пожалуй, даже более скованно, чем обычно, и старался не выходить за рамки чисто делового разговора: обком и министерство впервые поставили перед нами тогда вопрос о пересмотре всего технологического цикла с тем, чтобы производить целлюлозу высшего качества, на экспорт.

В древесно-подготовительный цех мы заглянули без особой необходимости, просто по пути. Я хорошо знаю, как впечатляет свежего человека это зрелище, когда за несколько секунд огромное бревно измельчается в щепу, и не торопил гостей, хотя какое-то неясное, смутное беспокойство подсказывало мне, что задерживаться здесь не стоит…

Мы уже направлялись к выходу, когда в грохочущей, но по-своему упорядоченной звуковой