* * *

Германия особенно сильно развивала свою авиацию в 1935–1939 годах: к моменту нападения на Польшу гитлеровцы располагали почти 3 тысячами боевых самолетов. Впервые Германия применила новый метод военных действий — воздушный десант, а также выброску в диверсионных целях одиночных парашютистов и групп парашютистов в тылу противника — в войне 1939–1945 годов. В 1944 году гитлеровцы имели 150-тысячную армию парашютистов (из коих полностью вышколенных насчитывалось 50 тысяч), сведенных в 6 воздушно-десантных дивизий [688]. К наиболее крупным воздушно-десантным операциям гитлеровцев относятся десанты в Голландии (в мае 1940 года) и на о. Крите (в мае 1941 года).

Весьма значительными воздушно-десантными силами располагали и советские вооруженные силы, а также их западные союзники. В проведенной в сентябре 1944 года воздушно-десантной операции под Арнемом (одной из самых крупных в истории второй мировой войны, в задачу которой входил обход «линии Зигфрида» со стороны Голландии) в тесном взаимодействии принимали участие две американские воздушно-десантные дивизии (101-я и 102-я), английская авиадесантная дивизия и польская парашютная бригада.

Германия, которая до 1943 года имела значительное преимущество в своих авиационных формированиях, требовала, чтобы ее парашютисты считались комбатантами. В этот период гитлеровцы широко рекламировали свои «обиды» и жаловались всему миру, что поляки в 1939 году, а французы в мае 1940 года якобы призывались их командованием к обращению с немецкими парашютистами как со шпионами; что немецким раненым летчикам со сбитых на французском фронте самолетов якобы не оказывалась врачебная помощь; что англичане будто бы обстреливали с воздуха спасающихся на резиновых лодках пилотов гитлеровских ВВС. Все это были заявления, не подкрепленные ни одним конкретным фактом, но имеющие целью оправдать собственные преступления.

В период германского наступления на о. Крит и выброски здесь крупного воздушного десанта гитлеровцы пригрозили репрессиями против военнопленных:

«Если с немецкими парашютистами на Крите не будут обращаться в соответствии с международным правом, то в этом случае Германия предпримет ответные меры в отношении десятикратно большего числа английских военнопленных» [689].

Естественно, что немецкий тезис — абстрагируясь от угрозы разбойничьих репрессий против пленных — об обращении с парашютистами как с комбатантами следует признать правильным, если этот парашютист вполне отвечает требованиям Гаагской конвенции. При этом ясно, что в данном случае конвенция обязывает и Германию к такому же обращению с соответствующими войсками противника. Однако это, видимо, было «не ясно» главарям третьего рейха. То, чего они домогались для себя, им не хотелось делать в отношении противника. В период второй мировой войны они совершили ряд вопиющих преступлений, пытая и убивая парашютистов и летчиков.

В 1941–1943 годах гитлеровцы сталкивались — как в своих тылах на Восточном фронте, так и в оккупированных странах на Западе — почти исключительно с единичными советскими и англо-французскими парашютистами. Ряд немецких приказов регламентировал обращение с захваченными парашютистами. Так, например, в приказе от 9 августа 1941 года штаб тыла группы армий «Юг» пространно излагал вопрос об обращении с парашютистами [690]. После преамбулы, в которой говорилось, что русские все больше и больше используют этот метод борьбы в тылу германских войск и что существует неясность в отношении того, как относиться к захваченным парашютистам, приказ рекомендовал каждого парашютиста, захваченного в штатской одежде, считать партизаном («Freischärler») и только в том случае, если он явился сам и добровольно сдался германским властям, приравнивать к военнопленным. В приказе особо подчеркивалось, что не следует верить объяснениям захваченных парашютистов, будто они были принуждены к этой службе. Приказ также напоминал, что парашютисты могут давать показания в соответствии с полученными ими инструкциями, и потому надлежит беспощадно поступать с ними, ибо только так можно покончить с этим «парашютистским бесчинством» («Fallschirmjägerunwesen»).

Из вышесказанного можно ошибочно заключить, что парашютист, захваченный в военной форме, автоматически должен был считаться военнопленным. Но гитлеровская практика, установившаяся и на Востоке, и на Западе, особенно с 1941 года, была совершенно противоположной. Сбрасываемых в одиночку или небольшими группами парашютистов в гражданской одежде обычно убивали без суда. А с течением времени гитлеровские военные власти категорически стали настаивать на «особом обращении» с парашютистами, даже если они носили военную форму. Казни совершались непосредственно вермахтом (особенно на Востоке) или же СД — после передачи им захваченных вермахтом пленных (особенно на Западе). Некоторых парашютистов, после того как они прошли через ад гестаповских застенков, передавали на ликвидацию в концентрационные лагеря.

Перед ликвидацией захваченный парашютист подвергался допросу: гитлеровцы добивались получения сведений относительно цели замышляемых парашютистом (или его командованием) действий, условленного места сборного пункта, граждан из местного населения, которые сотрудничали с парашютистом, центра подготовки и т. д. Для получения такого рода сведений гитлеровцы не стеснялись в средствах и методах, передавая дело «расследования» в опытные руки палачей из полиции безопасности, СД, тайной полевой полиции или контрразведки. Некоторое представление об этих «методах» дают сохранившиеся германские документы.

12 июня 1942 года начальник гестапо Мюллер в качестве заместителя шефа полиции безопасности и СД издал приказ [691], разрешавший применять методы «третьей степени» при допросах «…коммунистов, марксистов, «свидетелей Иеговы», саботажников, террористов, участников движения Сопротивления, сбрасываемых на парашютах агентов [курсив в оригинале. — Ш. Д.], антиобщественных элементов, польских и русских лодырей и бродяг». Приказ слегка приоткрывает завесу, скрывавшую тайны этого «метода».

«Третья степень среди других средств [курсив наш. — Ш. Д.] может заключаться в очень ограниченном питании (хлеб и вода), жестком ложе, темной камере, лишении сна, изнуряющих упражнениях и телесных наказаниях (если требуется больше двадцати ударов, необходимо заключение врача)…»

Из распоряжения Мюллера видно, что парашютист противника, как правило военный, попадал в СД после согласования вопроса с военными властями, разведка которых была заинтересована в его показаниях. У вермахта было больше доверия к результативности методов «специалистов» СД, нежели к своим собственным военным органам (армейская контрразведка), в обязанности которых на подведомственных ОКВ территориях входил также и допрос захваченных пленных.

Но и офицеры гитлеровской военной разведки и контрразведки могут похвастаться своими «методами» допроса. Например, в ходе допроса сбитых союзных летчиков, производившегося в следственном центре около Франкфурта-на- Майне, применялся такой «метод»: в летнюю жару в камерах на полную мощность включалось центральное отопление! По мнению гитлеровских «следователей», эта мера должна была сделать пленных более склонными к даче показаний [692].

Практика следственных методов германских органов безопасности — в самом рейхе, но прежде всего в оккупированных странах, — применявшаяся также при допросах военнопленных, не могла не быть известной вермахту. Гестаповский и эсэсовский «репертуар» допросов не ограничивался перечисленными Мюллером способами («третья степень»). Хорошо известно, что