его подчиненные проявляли чрезвычайную изобретательность в подборе этих «других средств» (см. распоряжение Мюллера).

Передача военнопленных в СД с целью принудить их к даче нужных показаний являлась двойным нарушением международного права: во-первых, передача пленных невоенному учреждению или органу (о чем мы уже говорили выше), хорошо известному своими жестокими методами обращения, и, во-вторых, полное игнорирование постановлений конвенции, запрещающих использование средств принуждения с целью получения от пленных информации военного характера. Пункт 3 статьи 5 Женевской конвенции гласит:

«К пленным не может применяться какое-либо принуждение для получения сведений, относящихся к положению их армии или страны. На пленных, отказавшихся давать такие ответы, нельзя воздействовать ни угрозами, ни оскорблениями, а равно подвергать их взысканиям в какой бы то ни было форме».

Каждый военнопленный при допросе обязан сообщить лишь свою фамилию, имя, звание и личный номер. Смысл такого предписания совершенно ясен: нельзя какими бы то ни было средствами физического или психического воздействия принуждать военнопленного к измене своему отечеству. Даже сообщение своего возраста, а тем более номера своего полка — к чему, согласно конвенции, он не может быть принужден— позволяет противнику сделать важные выводы. Что же можно тогда сказать о принуждении давать иные военные сведения?!

Гитлеровская практика допроса пленных выходила далеко за пределы «угроз, оскорблений и взысканий»: для того чтобы добыть нужные фашистам сведения, пленных избивали, подвергали пыткам и убивали.

Сотрудничество вермахта и СД в деле борьбы с парашютистами было отчетливо и официально установлено спустя два месяца после издания приказа Мюллера.

4 августа 1942 года ОКВ издало приказ под названием: «Борьба с одиночными парашютистами» [693]. Приказ этот предписывал тесное взаимодействие армии с полицией при подавлении действий парашютистов.

ОКВ проводило некоторое разграничение между воздушно-десантными частями противника, предназначенными для ведения военных действий (Luftlandetruppen), борьба с которыми относилась исключительно к компетенции вермахта, и парашютистами, действующими в одиночку или небольшими группами, в задачу которых входили организация и проведение диверсий, террористических актов, а также разведывательная деятельность. По смыслу этого приказа, вести борьбу с второй категорией парашютистов и групп, независимо от того, были ли они в военной форме или в гражданской одежде, были уполномочены в основном полиция безопасности и СД. Даже если такой парашютист был захвачен вермахтом, его надлежало передать СД. В руки СД следовало передавать также членов более крупных отрядов парашютистов, если было установлено, что их целью являлись «саботажные» (диверсионные) действия. В том случае, когда СД после проведения «следствия» устанавливала, что парашютист является солдатом (или офицером), он подлежал передаче органам ВВС. Какова может быть дальнейшая судьба парашютиста в этом случае, приказ умалчивал.

Впрочем, изданные в октябре 1942 года приказы о командос вскоре разъяснили, какая судьба ожидает парашютистов: обе эти категории пленных были заранее обречены на смерть.

Комедия с установлением через СД, является ли пленный парашютист солдатом (что без всякого труда могла установить и войсковая контрразведка), указывает на плохо замаскированные попытки оправдать передачу военнопленных в невоенные органы. Категорический же приказ о передаче туда и парашютистов в военной форме раскрывает нам суть дела: речь тут шла совсем об иной цели, чем сам факт подобного «установления истины».

Разумеется, приказ был проведен в жизнь. Но как шло его осуществление?

Убийство советских парашютистов имело место с первого же дня войны и продолжалось до ее последнего дня. Ни в одном из приведенных ниже случаев гитлеровцы не применили в отношении захваченных советских парашютистов судебного разбирательства. После пыток и допросов советских пленных попросту убивали по приказу офицера. Следует заметить, что на Востоке не было надобности издавать дополнительные, подробные приказы, поскольку там, на советско- германском фронте, действовало обязательное «Распоряжение об особой подсудности в районе «Барбаросса», которое «регулировало» все эти вопросы. Вот пример: в районе действий 213-й пехотной дивизии (группа армий «Юг») тайная полевая полиция убила в августе 1941 года 49 человек, в том числе 45 парашютистов, 3 партизанок и 1 еврея — «вольного стрелка». Как сказано в донесении, парашютисты были снабжены взрывчаткой, имея, в частности, задание выводить из строя железнодорожные пути и совершать нападения на военные эшелоны [694].

6 октября 1941 года тайная полевая полиция при I-м корпусе допросила трех женщин, которые были схвачены при попытке форсировать р. Волхов на участке 126-го пехотного полка вермахта. Оказалось, что это три парашютистки, сброшенные возле населенного пункта Угороды (к северу от поселка Медведь). Дальнейшее ведение этого дела полевая полиция передала отделу разведки и контрразведки 126-го пехотного полка. На другой день все три парашютистки были расстреляны [695].

8 ноября 1941 года полевая полиция того же корпуса допросила двух парашютистов: Петра Комарова и Ивана Синицына. Парашютисты имели задание взрывать мосты, перерезать телефонные провода, совершать нападения на военные транспорты и на отдельных солдат вермапа. 13 ноября того же года оба были «ликвидированы как шпионы» [696].

В тыловом районе 12-й пехотной дивизии вермахта были захвачены семь парашютистов из 3-й парашютной бригады. Шестеро из них были «уничтожены» [697].

На Западном фронте убийство парашютистов также имело место, хотя и на ином «юридическом основании». Этим «основанием» был пресловутый «командобефель» от 18 октября 1942 года. Кроме того, парашютисты (в том числе и женщины) гибли и в концентрационных лагерях.

В концлагере Натцвейлер 6 июля 1944 года четыре английских парашютистки — сотрудники СОЭ (Управления специальных операций) — были умерщвлены с помощью инъекций эвипана. Парашютистки эти были сброшены на территорию Франции с целью поддержания связи штаб-квартиры союзников с французским движением Сопротивления [698].

Два англо-американских летчика, выбросившихся на парашюте с самолета в департаменте Па-де-Кале в апреле 1944 года, были захвачены в плен 19 апреля того же года солдатами LXXXVI корпуса. Полевая жандармерия этого корпуса направила их в военную тюрьму в Байонне для дальнейшего расследования в СД [699].

Союзные парашютисты, сброшенные на территории Франции для установления связи с французским движением Сопротивления, а также союзные летчики, сбитые над Францией, обычно передавались вермахтом в гестаповский центр в Париже, на авеню Фош. Для того чтобы «вытянуть» нужные палачам сведения, пленных подвергали таким чудовищным пыткам, что после допроса они не могли сойти по лестнице. Наиболее жестоко с пленными обходились там гестаповцы Шторх, Ханг, Гутгешелль, Киффер и другие [700].

В казематах Терезннской тюрьмы узников содержали в одиночных камерах совсем голыми и скованными. Били их до смерти. Такому варварскому обращению подверглись, в частности, два политических узника, бывшие парашютисты [701].

В той же крепости Терезин уничтожали политических заключенных,