В буфете нашлась одинокая керамическая чашка с вырезанной, как на горе Рашмор, девушкой в гавайской юбке из травы. К девушке были проволокой прицеплены две болтающиеся керамические груди. «Тряси, не сломай, – гласила надпись на чашке. – Магазинчик сувениров Лулу из Гонолулу».

Я вернулась в спальню и уселась на обшарпанную кушетку. В фотолаборатории сейчас начинается третья смена – наклеивают бирки с адресами, проверяют наличие реактивов. Я сняла трубку позвонить и передать привет, но передумала. Прежним знакомым не звонят, если новая жизнь удалась.

«Ты законченная тупица, потому что пьешь кофе в одиннадцать вечера, – сказала я себе. – Теперь ты до утра не заснешь». Кажется, в квартире скрипнула дверная ручка – я представила, как улыбающийся Данте без стука входит в мою квартиру, потому что его сюда привела интуиция. А я – рада ли я? Пытаясь разобраться в себе, я заснула.

Утром я поднялась рано. В овальном окне мелькали ноги других жильцов – сплошь клоги, как у санитаров, или ортопедические тапочки. Летом учителя путешествуют, напомнила я себе. Данте, наверное, гостит у родственников или сидит в каком-нибудь религиозном ритрите, молясь о подружке, которая будет любить его безо всяких условий.

Я вышла в свежий, солнечный день и спустилась с холма в Монпелье. В цветочных ящиках под окнами магазинов цвела красная герань. По тротуарам, насвистывая, спешили клерки.

«Он появится, – сказала я себе. – Этот городок называется «и жили они счастливо до скончания дней».

«Гранд Юнион» оказался почти пустым. Кассирши в одинаковых красных халатах и с прическами как у Фэрры Фосетт рядком стояли за своими кассами, болтая друг с дружкой. Я набрала полный пакет низкокалорийных продуктов, прибавив «Телегид» и флакон «Изи-офф» для загаженной духовки. В аптеке я позволила себе футболку с надписью «Гора Особенная» и резиновые шлепанцы для душа. От шопинга я расслабилась, почувствовала себя в этом городке своей, обычной покупательницей.

Уже перед самым восхождением на холм на втором этаже дома по Сейт-стрит я заметила салон красоты: «Дом Эль chez Jolie[22]». В больших окнах красовались два баннера: «Входящим добро пожаловать!» и «Взгляни, смотрится как Фэрра!»

В парикмахерском кресле я разглядывала себя – дряблую Долорес с одутловатым лицом и длинными волосами цвета грязи. Из палитры оттенков я выбрала «пепельная блондинка». От парикмахерши пахло кокосовым маслом. Щелкая ножницами и жужжа феном, она болтала, не закрывая рта. Получался монолог. Она голосовала за Форда, а не за Картера, потому что Форд, по крайней мере, работал как человек. На девичнике ей подарили шесть мультиварок, а после рождения дочери она перестала бегать по утрам, потому что у нее началось недержание.

– Если Джимми Картер так сильно хочет быть президентом, – говорила она, – пусть ему хирург-пластик белесые губищи уменьшит. Или хоть покрасит.

Через три часа я ушла, непохожая ни на Фэрру Фосетт, ни на себя, но рассудив, что это ничья. Повинуясь импульсу, я зашла в дамский магазин и купила ночную сорочку цвета лососины за целых двадцать пять долларов, стараясь не встречаться взглядом с продавщицей. Затем снова вернулась в аптеку за розовой помадой и феном. Когда я добралась до вершины холма, от одышки кружилась голова.

Рассудив, что миссис Уинг и С. Месси – две вдовы-компаньонки, я оделась в белую оксфордскую блузку и ситцевую юбку, но когда постучала в дверь квартиры на первом этаже, мне открыл костлявый старик в синем кимоно, пижаме и тех самых мягких шлепанцах, которые я видела утром.

– А-а, вы, должно быть, новая жиличка, – сказал он. – Входите, входите. – Его взгляд отскочил от моей прически а-ля Фэрра и остановился на белой блузке. – Я Чедли Месси, – представился он моей груди.

Пухленькая маленькая миссис Уинг сидела, обложенная вышитыми подушечками и обставленная фарфоровыми безделушками. Ее кимоно было красно-желтое, оттенков крови и яичного желтка, а на голове – черный паричок «под пажа».

– Как приятно познакомиться с вами лично, – улыбнулась миссис Уинг. У нее была белая напудренная кожа и желтые зубы.

Она указала мне на двухместный диванчик с подлокотниками в виде резных деревянных драконов. Престарелый романтик втиснулся рядом со мной.

Я рассудила, что если начать разговор, то губы перестанут дрожать.

– Интересная расцветка, – похвалила я халат. – Сразу роллов с яйцом захотелось.

Не уловив юмора, миссис Уинг спросила, вернулась ли я в Монпелье или приехала впервые.

– Впервые, – ответила я. Миссис Уинг кивнула. Даже не поднимая глаз, я чувствовала, что искатель приключений меня разглядывает.

– А вы – брат и сестра? – спросила я.

Старики одновременно засмеялись.

– Мы с мистером Месси близкие друзья, – пояснила миссис Уинг.

– С проживанием, – добавил он.

– О, – сказала я, – разные люди – разные вкусы.

– Разные люди, разные вкусы, – повторила миссис Уинг, захлопав в ладошки, – прелестно! Это обязательно нужно записать в нашу книжку, Нектарчик!

Нектарчик тронул меня за запястье:

– Мы с Маргарет ведем журнал интересных коллоквиализмов, – объяснил он.

– Это не я придумала, это песня Слая из «Фэмили стоун».

Миссис Уинг поднялась с дивана:

– Если я сейчас не запишу, то все забуду.

Чедли просунул ладонь между нашими ногами.

– Вы, видимо, очень любите фарфор, – обратилась я к миссис Уинг, ушедшей на другой конец комнаты.

– О да. Страсть к восточной культуре и сблизила нас с Чедли. Как там вы выразились – людей столько же, сколько предпочтений?

– У нас с Маргарет полная совместимость, – сообщил Чедли, пройдясь костяшками по моему бедру. – Например, мы каждую ночь наслаждаемся сексуальным соитием.

Улыбка у меня стала кривой.

– Подумать только, – отозвалась я.

Миссис Уинг вернулась на диван, а рука Чедли – на его колено.

– Сколько бы вы нам дали? – спросил он. – Ну, смелей?!

Кожа у обоих была как мятый бумажный пакет, но в моих интересах было промахнуться посильнее.

– Ну, шестьдесят три, шестьдесят четыре?

– Ха! Не угадали! Мне семьдесят семь, а ей – восемьдесят один!

– Неужели? – восхитилась я. – А так и не скажешь. В чем ваш секрет?

– Я, кажется, уже его раскрыл, – подмигнул Чедли. В кухне тинькнул таймер духовки, и старикан пошаркал за напитками и закусками.

– Что же привело вас в Вермонт, дорогая? – допытывалась миссис Уинг. – Ваши письма пронизаны удивительной настойчивостью.

Я скормила ей домашнюю заготовку о свежем воздухе и природе.