– Хорошо, я понял. Принимайте душ, не спешите. Я схожу за вином. Какое пьют с попкорном с сыром – красное или белое?

Ничего очаровательного с языка не слетело – у меня вырвался только глупый, нервный смех.

– Сами решайте, – ответила я.

В душевой кабинке я постоянно попадала локтями по жестяным стенкам, отчего сооружение гремело, как театральная громомашина. Он настоящий! У нас свидание! Все это происходит в реальности!

Я начала напевать – сперва тихо, а потом во весь голос:

– Наш день придет, если мы еще немного подождем…

Я еще никогда не пела в душе. Мой вокал заглушил телефонные звонки: перезванивал Фред Бёрден. Если я отвечу, то снова как бы окажусь в Доме Поддержки. Или, еще того хуже, в стационаре Грейсвуда и опять стану толстой и сумасшедшей. Я стояла под шипящими струями, пока Фред не положил трубку.

Мы сидели у Данте за стеклянным кухонным столом и пили вино из кофейных кружек. Через прозрачное стекло я видела, что мои ляжки толще, чем у него.

– Они с мужем были демократами «Нового курса», – говорил Данте. – Генри Уинг занимал довольно высокий пост в администрации Рузвельта.

Годы без оргазма, вспомнилось мне. Если подумать, миссис Уинг тоже припозднилась с нормальной сексуальной жизнью.

– Она любит антиквариат, – сдержанно заметила я.

Данте отпил вина и улыбнулся:

– Ага, и Чедли ее любимая рухлядь.

– Грязный старикашка, – буркнула я.

– Этого не отнять, – засмеялся Данте, – но уже безвредный.

Теперь да, подумала я.

– Кстати, мне нравится твоя блузка.

На мне были джинсы и новая футболка с «Горой Особенной». Под его взглядом я застеснялась и подтянула колени к груди, натянув сверху подол футболки (по привычке я купила большой размер).

– Ты вот что послушай, – продолжал Данте. – Прошлой весной я встречался с девушкой, она приезжала сюда. И вот как-то днем, сразу после ее отъезда, на пороге нарисовался Чедли. Он сказал, что будет весьма признателен, если я сообщу, сможем ли мы когда-нибудь познать удовольствие любовных игр с третьим участником.

– Разыгрываешь, – не поверила я.

– Ей-богу! «Познать удовольствие любовных игр» – как из книжки по этикету.

– А миссис Уинг знала об этом?

– Ты что, нет, конечно. Все строго конфиденциально, как он меня заверил. Похотливый старый козел.

В его изложении этот случай становился забавным, а Чедли превращался в мультяшного недотепу. Данте совсем не походил на того, каким я его себе нафантазировала. В нем не осталось ничего от тех старых писем. Если бы не глаза, я бы засомневалась, на того ли Данте нацелилась со своей новой жизнью.

– Значит, ты художница? А что рисуешь?

Я едва не сказала правду. Но побоялась начать с «Волшебного экрана» и закончить доктором Шоу, репарентингом и украденными у Киппи письмами. Поэтому я наплела ему об акварелях, разочаровании, парне по имени Расс и о долгих отношениях, от которых я недавно решилась уехать.

– Рисование было частью той жизни, – сказала я, – поэтому я, пожалуй, не стану им больше заниматься.

– Окончательный разрыв без ссор и скандалов, – подвел итог Данте. – Это достойно уважения.

Он отпил вина, глядя на меня поверх края бокала, затем подался вперед, и улыбка превратилась в долгий, мягкий поцелуй.

Ужин состоял из хлеба, купленного в пекарне, и овощей с его огорода, сырых или едва припущенных. Мы начали с великолепного алого помидора, холодного от пребывания в холодильнике. Данте разрезал его пополам и посолил обе половинки, протянув мне одну. Мои ляжки тряслись от вина и поцелуев. Вкус помидора был сексуальным.

Когда мы домыли посуду, он осторожно обнял меня за плечи.

– Ну что, – сказал он, – хочешь со мной в постель или ограничимся вином и овощами?

Я промолчала.

– У тебя, кстати, телефон звонит.

– Я слышу, – сказала я.

– Можем назвать это «сношением» и выполнить с достоинством и изяществом.

Я невольно улыбнулась. Его рука легла на мою, и пальцы заскользили между моими пальцами.

«…которым занимаются согласные партнеры», – услышала я голос доктора Шоу.

– Или мы можем быть очень крутыми и современными и в духе наших семидесятых «заняться сексом» – с экспериментами и переменой поз. Сразу с шестой главы учебника.

– Ты меня смущаешь, – засмеялась я.

– Понял! Тогда давай просто займемся любовью. С выключенным светом и свечой на тумбочке. Если ты дашь мне минуту, я разыщу пластинку Роя Орбисона. Ты когда-нибудь занималась этим под «Голубой залив»?

Я покачала головой и отпила вина. Телефон замолчал.

– Хорошо, – произнесла я.

– Что хорошо?

– Я выбираю последний вариант.

– А, – сказал Данте. – Славно. Леди предпочитает романтику.

В спальне он продолжал меня целовать, ловко избавляясь от своей одежды. Я была слишком близко, а в комнате слишком темно, чтобы разглядеть его тело так, как мне хотелось. Но когда он раздел меня – медленно и нежно, – я сразу оценила полумрак. Мою наготу ему лучше чувствовать, а не видеть. При свете он мог найти доказательства – растяжки и складки – существования толстой китихи Долорес, чье тело я и сбросила, и нет. Если он меня увидит, то, чего доброго, остановится.

Данте усадил меня на кровать и сел рядом.

– Можно тебя кое о чем спросить? – прошептал он.

Я ждала.

– Эти телефонные звонки… Это тебе твое «разочарование» звонит, от которого ты уехала?

– Да, – солгала я.

Он отпустил мою руку и погладил гладкой ладонью по щеке.

– Еще вопрос: ты противозачаточное принимаешь?

– Да, – снова солгала я, надеясь, что Данте не заметит, как я вздрогнула.

– Ну, тогда ладно, – сказал он. – Готовность номер один.

Сознание наплывало и вновь отпускало то, что он делал. Я видела, как на стене танцует мигающее отражение огонька свечи. Слышала, как голос Данте произносит слова из его старых писем Киппи. Я обняла его за шею и притянула ближе, целуя и целуя.

Он соскользнул с меня вбок, и я почувствовала его губы на своей ягодице, а пальцы скользили по внутренней поверхности ноги, едва касаясь кожи. Прикосновения расслабляли и заводили. Я закрыла глаза, думая: это случилось благодаря мне. Я полностью заслужила эти ощущения…

Его рука спустилась вниз и коснулась моей стопы.

Я резко села в кровати.

– Прекрати! – сказала я. – Не надо.

Данте тоже сел.