Именно этот воин, а не ученик Нэ, стал тем тараном, вокруг которого собирались солдаты. Они пробивались назад, к своим, туда, где уцелевшие баталии Дэйта и Дикая сдерживали натиск, и разворачивались свежие полки Ириасты, последний резерв перед Улиткой, чтобы вступить в бой и спасти положение.

Вир прикрыл рыцаря, поймав на щит арбалетный болт, который должен был влететь в нагрудник союзника. На несколько долгих томительных секунд онемела, почти отнялась левая рука. Великан заметил помощь, кивнул скупо и быстро. Его армет, поцарапанный, заляпанный чужой кровью, полностью скрывал лицо, забрало с десятком круглых отверстий не давало никакой возможности понять эмоции.

Все так же легко, одной рукой, он сместил Вира в сторону, убирая из-под падающего топора, шагнул в открывшуюся прореху, косым мощным движением разваливая человека на две неравные половинки, словно тот был не из плоти и костей, а из воска.

Вир получил скользящий удар по шлему. Тот даже не оглушил его, но заставил отшатнуться назад. Тут же кто-то сунул под подбородок корд, желая прикончить. Парень отбил тычок щитом, но отклонился еще сильнее, рухнул на спину, на чье-то тело, под ноги множества бойцов. Получил удар, еще удар, еще. В живот, под ребра и когда вставал на четвереньки, коленом в висок. Довольно ощутимо, даже несмотря на подшлемник и шлем.

Его выудили из толпы, подняли на ноги, хлопнули по плечам. Он даже не знал, кто. Кто-то из своих, заметивших, что союзник упал и пытается встать.

Дрался он. Дрался рыцарь. Дрались остальные. Битва на Четырех полях была в самом разгаре.

— Вы улыбаетесь, — Тэо уже несколько минут с удивлением наблюдал за невысоким капитаном наемников. Тот, поставив правую ногу на верхнюю часть укрепления, сложенного из бревен, где находились его арбалетчики, следил за битвой.

Винченцио Рилли скосил глаза на акробата, которого одели также, как и других стрелков отряда: черные штаны, коричневая куртка, зеленая лента на предплечье. Разве что кольчуги нет и от шлема Тэо тоже отказался.

— Есть такое, сиор. Радуюсь своей удаче.

Пружина понял.

— Что не оказались там? — он махнул вперед, на бесконечное пространство, где сходились и умирали люди. Он видел не много, но достаточно, чтобы понимать — дело движется не слишком хорошо. С последней линии обороны подняли резервы, и теперь они двигались к центру и правому флангу, чтобы помочь сражающимся.

Арбалетчик вытащил зубочистку, повертел ее в руках и, подумав, убрал обратно в карман.

— Совершенно верно, сиор. Удача наемника вещь хрупкая и ненадежная. Точно снежинка в жаркий летний день. Удержать и сберечь довольно трудно. Многие из моего цеха молятся ей ничуть не меньше, чем Шестерым. Мы суеверные люди, — последнее он сказал едва ли не с извинением в голосе. — Удача к нам заглядывает не всегда, но иногда везет. Пару дней назад мы едва не попали в переплет. А сегодня, спасибо сиору де Ровери, остались здесь, охранять вас.

— Меня? — удивился Тэо.

— Что поделать, сиор. Таков приказ человека, который платит нам деньги. Не лезть вперед, следить, если бой подойдет близко, и отступать к лесу. Не допустить, чтобы вам причинили вред. Каждый из нас благодарен вам всей душой, что мы можем хоть немного передохнуть. Мы не чураемся своей работы, но порой чудесно получать монеты просто за то, что стоишь на месте и в твоей шкуре не появляется новых дырок. Приятно, знаете ли.

Тэо промолчал и наемник с усмешкой, отнюдь не злой, спросил:

— Осуждаете?

— Моя жизнь долгие годы была связана с цирком. Я могу научить вас делать сальто и жонглировать. Умею танцевать на канате. Но ничего не понимаю в битвах, не был ни в одной из них. Я не могу осуждать тех, кто множество раз рисковал жизнью, когда сам я этого не делал.

— Золотые слова, сиор, — одобрительно кивнул капитан.

— Насколько все плохо?

Винченцио Рилли с равнодушием покосился на поле и ответил честно:

— Не знаю, сиор. Мы отсюда видим лишь часть сражения, да и то ближайшую. Шутка ли — такое пространство. Что творится на правом фланге, не представляю. И в глубине. А по тому, что здесь… — треттинец все-таки сунул зубочисту в зубы. — Баталии Зидвы больше не существует. Их смяли и истребляют. Ириастские полки, Тридцать первый и Семнадцатый, не успели вывести из-под удара. О них можно забыть, они не вырвутся из тисков. Кавалерия из-под Гавека, вон их золотистое знамя… а… какая досада, только что упало, в крайне печальном состоянии. От них теперь никакой помощи. Заняты тем, что пытаются выжить.

— Но там идет помощь! Им надо продержаться несколько минут.

— Верно подмечено, сиор, — капитан не испытывал никакого энтузиазма на сей счет. — Наши последние резервы. Но если вы обратите внимание вон туда, то заметите, как кавалерия фихшейзцев спешно разворачивается и строится соколиными крыльями. Они врежутся во фланг правых полков и сдержат их. Тем будет не до помощи товарищам. А вот там, видите? Чуть правее. Лучники. Сотен семь. И лучники не наши. Даворские. Накроют стрелами тех, до кого не дотянется кавалерия. Баталия Дэйта разворачивается, чтобы встретить новую угрозу, а баталия Дикая застряла на берегу, не вижу сейчас, с кем они рубятся. И это враг еще не ввел резервы.

Теперь, когда Тэо показывали на что смотреть, он куда лучше понимал, что происходит.

— Вы очень спокойны, капитан.

— Война — моя работа, сиор. Здесь нет места для паники или переживаний. Ситуация гнилая, но всякое случается. Давайте подождем.

Но чуда не произошло. Они безнадежно погибали, и тогда, удивляясь самому себе, Пружина принял решение. Мильвио не просил его это делать, рассчитывал на защиту армии лишь если придут шаутты.

Но уже через час некого будет защищать.

И тогда, не слушая встревоженный окрик капитана, он спустился со стены укрепления и, провожаемый взглядами ничего не понимающих солдат, направился через пустое пространство туда, где кипела битва.

Шерон прекрасно помнила, как упала с лошади, когда в них на полной скорости, опустив длинные копья, врезался отряд тяжелой кавалерии. Животное под ней закрутилось так, что в седле усидеть оказалось нереально, она потеряла стремя, начала заваливаться и упала боком, а сверху на нее рухнула лошадь.

Боль полыхнула в ноге.

Ослепила.

Ничего не видя, она заставила себя дышать.

Дакрас многому успела ее научить. В том числе, как забыть даже о страшной боли. Зрение прояснялось, и Шерон первым делом вернула рассыпавшийся купол над тем местом, где находился ее отряд. Стрелы сразу же перестали падать.

У лошади в шее торчало почти два ярда сломанного, полосатого, украшенного