Царь выполнил свое намерение вопреки данным советам. Министры же, подписавшие приведенное выше письмо, были впоследствии постепенно уволены от занимаемых ими должностей. Царь не простил им их откровенности.

2. Впечатление в Ставке, в обществе и за границей от происшедшей перемены

Великий князь Николай Николаевич после письма от государя, которое предрешало его уход из Ставки, держал себя с полным самообладанием и спокойствием. Как было уже отмечено, содержание этого письма едва ли могло быть для него неожиданностью; пост же наместника на Кавказе, предоставлявшийся ему, всегда считался в России одним из самых почетных, тем более сопряженный со званием главнокомандующего Кавказской отдельной армией.

Находившийся с 1905 г. на Кавказе граф Воронцов-Дашков до своего назначения туда был во все время царствования императора Александра III министром императорского двора и считался одним из самых приближенных к этому императору сановников. Со своего поста он был теперь снят лишь с целью освобождения занимавшейся им высокой должности для великого князя Николая Николаевича. Император Николай II, желая смягчить удар, написал Воронцову собственноручное письмо и наградил его высоким орденом Св. Георгия 3-й степени «За искусное руководительство доблестною Кавказскою армией, геройскими подвигами которой достигнуты блестящие боевые успехи в делах против турок».

В письме, помеченном 23 августа, император писал:

«Считаю нужным предупредить Вас, что я решил взять руководство действиями наших армий на себя. Поэтому великий князь Николай Николаевич будет освобожден от командования армиями с назначением на Ваше место. Уверен, что Вы поймете серьезность причин, которые заставляют меня прибегнуть к столь важной перемене…»

Старый испытанный друг царской семьи принял удар и отвечал с полной откровенностью, но и придворной осторожностью: «Ваше Величество желаете стать во главе армий. При этом для дальнейших событий по управлению обширным Российским государством необходимо, чтобы армия под Вашим начальством была бы победоносной. Неуспех отразился бы пагубно на дальнейшем царствовании Вашем. Я лично убежден в окончательном успехе, но не уверен в скором повороте к лучшему…»

Посещение военным министром Ставки на следующий же день по прибытии ее в Могилев прошло для большинства незамеченным. Генерал Поливанов прибыл поздно вечером и в тот же день из нее уехал. Правда, направление его на Волковыск, где располагался штаб главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала Алексеева – будущего начальника штаба Верховного, – могло вызвать кое-какие подозрения, но об этом знали только некоторые чины железнодорожного управления. Лично мне показалось странным, что генерал Поливанов не зашел ко мне, что он обычно делал, но, отвлеченный работой, я об этом факте вскоре забыл думать.

Лишь на следующий день утром я был несколько озадачен обращением ко мне состоявшего при Ставке великого князя Дмитрия Павловича:

«Воображаю, что передумали вы в течение минувшей ночи», – сказал он мне.

Должен, впрочем, сознаться, что и в этой фразе я не дал себе должного отчета. Я приписал ее впечатлению от случайно прочтенного молодым великим князем какого-либо печального донесения с фронта, который давно уже перестал радовать своими известиями.

Лишь тогда, когда несколько позднее в мой рабочий кабинет почти ворвался начальник штаба генерал Янушкевич, который сообщил мне взволнованным голосом о приглашении великого князя зайти немедленно к нему, я догадался о причине его волнения.

– Его Высочество очень огорчен, – сказал Н.Н. Янушкевич, – что о существе вчерашнего приезда в Ставку военного министра вы узнали не лично от него.

– Я и до сих пор нахожусь фактически в неведении о том, что произошло, – ответил я. – Лишь ваше волнение и выражение вами огорчения великого князя заставляют меня догадываться, что речь идет о предстоящих изменениях в составе Ставки. Я к ним вполне готов.

С такими словами мы оба отправились к Верховному главнокомандующему, избегая говорить о главном и делясь по дороге впечатлениями о различных вопросах второстепенного характера.

Великий князь принял меня наверху, в той же красной шелковой гостиной, в которой накануне он принимал военного министра. Данная обстановка приема была для меня необычна, так как по принятому с самого начала войны порядку оперативные доклады происходили всегда в моем кабинете, куда приходил великий князь и где находились все необходимые для справок карты и схемы. Я более не сомневался в содержании предстоящей беседы. Быстро встав мне навстречу и держа в руках полученное письмо, великий князь поспешил усадить меня в ближайшее к нему кресло и дрожащим от волнения голосом стал вслух читать полученное им накануне от государя императора Николая II письмо. Я полагаю, что текст этого письма был или изменен в последнюю минуту государем, или же мне читалось оно с некоторыми изменениями и дополнениями, так как в прочитанном тексте не заключалось некоторых мест, о которых говорит в своих воспоминаниях генерал Поливанов. Именно не было указаний ни о том, что великий князь может взять с собой на Кавказ генерала Янушкевича, как равно ничего не говорилось о судьбе государевой свиты генерал-майора князя Владимира Орлова, исполнявшего при императоре Николае II обязанности начальника военно-походной канцелярии.

Излагалось только, что государь избирает себе начальником штаба генерала Алексеева; что же касается генерала Янушкевича и генерала Данилова, читал великий князь, то им выражалась от высочайшего имени благодарность за понесенные труды и указывалось, что государь оставляет на себе лично заботу по устройству их дальнейшего служебного положения. О князе Орлове в письме не упоминалось вовсе, и фраза: «Что касается Влади Орлова[15], то я тебе его дарю», которая впоследствии охотно распространялась в обществе, то она мне лично кажется апокрифической, и во всяком случае, ее содержание совершенно не подходило к тону всего письма, составленного во вполне корректных и серьезных выражениях.

Князь Владимир Орлов считался одним из самых преданных и близких людей к императору Николаю II. Свою преданность он, по ходившим рассказам, полностью проявил в революционный 1905 г., когда неотлучно находился при особе императора, выполняя добровольно даже обязанности шофера царского автомобиля. С появлением при дворе Распутина князь Орлов вступил в упорную борьбу с «темными влияниями», которые охватили двор, и эта борьба сблизила его с великим князем Николаем Николаевичем в период пребывания последнего в Ставке. Теперь он пал жертвой интриг вместе с великим князем.

Прочитав письмо государя, великий князь Николай Николаевич поднялся с дивана, на котором сидел, и, подойдя вплотную ко мне, выразил сожаление, что содержание государева письма стало в Ставке известно ранее, чем он успел о нем сообщить мне. Затем в теплых выражениях просил меня принять его душевную благодарность за совместную годовую работу. Верховный главнокомандующий при этом высказал, что не было случая, когда бы он был мной недоволен. «Я особенно ценил, – добавил он, – ваши откровенные мнения, которые вы не стеснялись высказывать во всех случаях».