Мишель де Граммон пребывал в постоянном напряжении с того самого момента, как его окликнул боцман фрегата «Нуэстра Сеньора дель Росарио». Дон Энрике и впрямь мог считать себя спасителем корсара. Только молодому неопытному капитану, который без году неделя на Мейне, могло прийти в голову обследовать необитаемый остров. Конечно, здесь присутствовала и прагматичная задача – пополнить запасы пресной воды, тем не менее дон Энрике Альварес де Толедо в первую голову надеялся найти на острове что-то необычное – по части любви к экзотике он мало чем отличался от своих кузин.

Де Граммона спасло от неминуемой смерти то, что его приняли за идальго из-за внешнего сходства с испанцами. На вопрос боцмана он ответил, что испанец: «Soy espa? ol…» – и упал, притворившись потерявшим сознание. Матросы фрегата потом рассказывали товарищам, что это на идальго так подействовала радость от того, что его нашли.

Двое суток Мишель довольно успешно изображал человека, у которого приключился упадок сил и отшибло память, а сам в это время мысленно сочинял себе биографию и прислушивался к речам матросов, офицеров и лекаря, ухаживавшего за ним. Вскоре он понял, что может быть совершенно спокойным. Испанский язык был смесью разных диалектов – каталонского, галисийского, астурийского, арагоно-наваррского… – поэтому некоторое косноязычие спасенного идальго вполне можно было приписать, во-первых, его долгому пребыванию вдали от Испании, а во-вторых, тому, что он якобы родом из Каталонии, – как определил Мишель, каталонцев в команде не наблюдалось.

После того как де Граммон решил, что будет врать дону Энрике, он быстро пошел на поправку. И уже вечером третьего дня в приятной компании капитана и офицеров он рассказал, что его фрегат «Сан-Сальвадор» – тут Мишель не соврал ни капельки: именно так прежде назывался «Ла Тромпез» – после тяжелого боя возле побережья Сан-Доминго захватили французские корсары. Взрывом его выбросило в воду, он схватился за какой-то обломок, и волны понесли его, контуженного, в открытое море, а потом он оказался на необитаемом острове.

Историю с фрегатом «Сан-Сальвадор» офицеры, старожилы Мейна, – таких на корабле оказалось двое – помнили, но имя его капитана конечно же не удержалось в их памяти хотя бы потому, что корсары и флибустьеры регулярно топили испанские суда или захватывали их в качестве приза, и таких капитанов-неудачников было не счесть. После этого Мишель и вовсе приободрился, но много рассказывать не стал и рано лег спать, сославшись на общую слабость и головную боль…

– А вы смотрели «Даму-невидимку», комедию великого Кальдерона де ла Барка? – спросил дон Энрике, желая блеснуть эрудицией. – Я видел ее в Мадриде. Это потрясающе! Я смеялся до колик.

Это был, что называется, вопрос на засыпку. Мишель де Граммон не испытывал никакой тяги к театру, тем более к испанским пьесам. Но со слов Пьера де Сарселя, которому довелось побывать в Испании, он знал, что испанцы страстно любили театр.

– М-м… – пожевал губами несколько растерянный Мишель. – Как вам сказать… Видите ли, сеньор капитан, я так давно уехал на Мейн, что почти ничего не помню. В Испании я бываю редко, только наездами. Служба…

– Да-да, конечно, служба… – дон Энрике сочувственно и не без некоторой зависти закивал.

Капитан вдруг почувствовал, что по сравнению с этим загорелым до черноты офицером, тело которого покрыто шрамами, он просто младенец. И ему еще придется доказывать, что он достоин высокого назначения на капитанскую должность.

– Мне довелось побывать в «El Coliseo», что в Севилье, – быстро нашел дон Энрике, чем заполнить затянувшуюся паузу; он чувствовал себя неловко, нечаянно выставив де Веласко едва ли не мужланом, хотя тот конечно же не имел возможности посещать театры, служа испанской короне в отдаленных колониях. – Роскошное зрелище, доложу я вам! А какие дамы в Севилье! – дон Энрике снова забрался на своего любимого конька. – Меня с одной познакомили…

Мишель облегченно вздохнул. Он знал, что теперь дон Энрике будет чесать языком часа два без остановки. Главное, вовремя поддакивать.

Как причудливо иногда судьба плетет свои кружева! Именно в это время встречным курсом двигалась небольшая эскадра в составе флейта, брига и пинассы. Она шла под флагом Франции, хотя, глядя на оборванцев, которые сновали по палубам, трудно было представить, что это матросы королевского флота.

Бриг носил французское название «Буканьер», флейт – «Савари», а пинасса почему-то именовалась по-испански – «Estrella Negro» – «Черная звезда». Это была эскадра буканьеров, а командовал ею капитан Тим Фалькон. Пинассу переименовать не успели – ее захватили совсем недавно, сутки назад. Больших ценностей на ней не нашли, за исключением двух тысяч пиастров – жалованье команды, – трех десятков новеньких мушкетов, пороха, свинца для отливки пуль, разной господской одежды и пятнадцати кирас; пинасса везла все это добро в гарнизон Сан-Доминго. Испанских матросов и капитана просто выбросили в воду – до берега было рукой подать, – и эскадра продолжила свой путь, благо матросы для пинассы у Тимка были – многие пиратские капитаны для таких случаев набирали дополнительные экипажи; не пускать же на дно дорогой приз.

Что касается флагов, то корсары, как правило, поднимали на мачте флаг той страны, которая выписала им каперский патент. Флаги флибустьеров были самых разных цветов: зеленые, белые с рисунками красной краской или с разноцветными полосами; красные с желтыми полосами и очень редко – черные с белым изображением черепа и скрещенных костей или руки с саблей. Если противник не желал сдаваться, флибустьеры поднимали на мачте красный флаг. Это означало, что команда готова к кровопролитию и в случае победы никому не даст пощады.

Тим Фалькон стоял на капитанском мостике и чертыхался про себя. Ему совсем не хотелось отправляться в этот поход. Но буканьеры ничего и слушать не желали. Под командованием Матиса Дюваля они мало что добыли и теперь рвались наверстать упущенное – буканьеры считали капитана счастливчиком, своего рода талисманом, который приносит удачу. Пришлось наступить на горло собственной песне и снова занять место на флагмане эскадры – флейте «Савари», хотя Тим Фалькон мечтал бросить все дела на Мейне и отплыть в Европу, чтобы отвезти туда ценности, которые он унес из храма древних богов.

В последнее время мысли о Ядвиге, ее образ преследовали Тимка наяву и во сне, и он решил оставить свое занятие, благо теперь у него денег было больше чем достаточно, и вернуться в родные края. А там, чем черт не шутит, он наконец-то найдет свою ясочку и… Дальше этого «и» фантазия Тимка не распространялась. Бесстрашный капитан буканьеров даже думать боялся, что будет с ним, если он так и не отыщет Ядвигу…

Выбраться из подземной сокровищницы ему помогла смекалка. Как он ни старался, сдвинуть тяжеленный жертвенник не получалось. Почему?! – задавал себе вопрос совсем отчаявшийся Тимко. Ведь Конуко закрывал лаз один, а он был никак не сильнее Тимка. Ему же ничего не удается сделать даже с помощью массивных жезлов, которые он использовал как рычаги.

Немного подумав, Тимко внимательно осмотрел основание куба. И нашел! Все оказалось очень просто – у жертвенника-крышки имелся фиксатор. Видимо, Конуко незаметно нажал на какой-то выступ, и куб сдвинулся в сторону. Тимко поднял бронзовую защелку фиксатора и легко открыл лаз. Покидая храм, он вернул жертвенник на прежнее место и с удовлетворением ухмыльнулся, услышав щелчок. Теперь Тимко был уверен, что никто, кроме него, не сможет посетить сокровищницу.