Он едва не бегом направился к выходу, перепрыгивая через каменное крошево, но когда яркое и такое желанное пятно пролома было в двух шагах, его словно кто-то придержал за полы кафтана. Стоп! «Поспешай потихоньку, – говаривал Ничипор Галайда, обучая его премудростям профессии пластуна. – Это ежели к чужой жинке заглянул вечерком, то поторопись быстрее выпить, закусить и сделать свое молодецкое дело, пока муж не заявился. А в делах, которые могут стоить не подбитого глаза, а жизни, спешка гибели подобна».

За стенами храма кто-то был. Тимко никого не видел, не слышал ни единого подозрительного шороха, но интуицию характерника, которым он хоть и не был в полной мере, но все же кое-что мог, не обманешь. Он перекинул сумку, в которой лежали шкатулка и десятка два тяжелых золотых фигурок, на спину, осмотрел мушкет и пистолеты и, убедившись, что с оружием все в порядке, лег и начал потихоньку выползать наружу.

Длинный Гастон дергался, будто его кусали москиты. Проклятые индейцы! Ни в какую не соглашаются лезть в пролом, в котором исчезли Тим Фалькон и вождь гуахиров! Они, видите ли, боятся злобных древних богов, изображения которых торчат на стенах храма. Да и какие это изображения! От них остались только бесформенные выступы, в которых угадывались очертания неведомых страшилищ.

– Мы в храм не пойдем! – сказал как отрезал Агуара. – Если господин такой большой храбрец, то пусть сам туда идет. Боги Тех, Кто Пришли Первыми очень мстительны. Подождем, пока Конуко и капитан выберутся оттуда. Тогда мы их и возьмем. Если, конечно, они выберутся…

– Проклятье! Разрази вас гром!.. – начал ругаться взбешенный Бом-брамсель, но вскоре поостыл: если уж караибы чего-то опасаются, значит, на это есть веские основания.

Впрочем, сам Длинный Гастон был не менее суеверным, чем метисы, хотя и не понимал, чем могут угрожать древние развалины.

Потянулось томительное ожидание. «Что они там делают?!» – тихо бесился Бом-брамсель. Но внутренний голос успокаивал его, подсказывая, что Тим Фалькон и Конуко, скорее всего, роют землю, как кроты, чтобы добраться до клада. А ежели так, то стоит немного подождать.

Они засели в кустарнике прямо напротив пролома. Впрочем, кустики здесь росли жиденькие – под густой сенью палисандровых деревьев мало что могло выжить – и спрятаться среди нескольких прутиков было трудно. Мадо, Иримара и Гуарикота приготовили луки и держали выход под прицелом, а Гастон и Агуара прохлаждались в сторонке. У главаря шайки было паршивое ружьишко – он на него и не рассчитывал, – зато Агуара хорошо умел бросать ножи. А Бом-брамсель вообще проигнорировал огнестрельное оружие, уповая на индейцев. Уж он-то точно знал, что метисы – великолепные стрелки.

Его мушкет, конечно, был заряжен, но валялся на траве, а с пистолетами Длинный Гастон особо не дружил. Они нужны лишь в абордажной схватке, когда стреляешь в упор. А тут до пролома более полусотни шагов. То ли дело массивный кутласс, изготовленный по особому заказу лично для него. Но он надеялся, что до рукопашной не дойдет – уж больно не хотелось ему снова встретиться с капитаном Фальконом лицом к лицу, и на этот раз, что называется, без дураков.

Время шло, а Тим Фалькон и Конуко будто сквозь землю провалились. Выстрел из пистолета, прозвучавший в сокровищнице, конечно, долетел до чуткого слуха метисов, но они не придали ему значения. Им показалось, что где-то неподалеку бушует гроза. И правда, небо над древним храмом начало хмуриться, и подул ветер, хотя до этого даже в древесных кронах не было ни единого шевеления.

Постепенно бандиты устали от напряженного ожидания и опустили луки, и как раз в этот момент объявился Тим Фалькон. Его появление на сцене, если можно так назвать площадь перед храмом, вымощенную плитами, настолько тщательно подогнанными, что между ними не было ни единой щелки, сквозь которую могла бы пробиться зеленая поросль, произвело потрясающий эффект. Первым же выстрелом из ружья он сразил Мадо, который заметил его в черном отверстии пролома и даже успел поднять лук, а затем, разрядив оба пистолета, уложил на землю Иримару и Гуарикоту.

И тут же в воздухе сверкнула серебряная рыбка – нож Агуары. Метис не сомневался, что клинок найдет цель. Каким же было его удивление, когда Тим Фалькон мгновенно упал на каменные плиты, перекатился, словно мяч из древней индейской игры «пок-та-пок», и очутился рядом с ним. Агуара выхватил второй нож, но поздно – сабля капитана вошла ему в живот и вышла из спины. Удар был точный и страшный. Остаться в живых после этого у метиса не было никакой возможности, потому что, вытаскивая саблю из раны, Тим Фалькон провернул ее, разрезав кишки.

Длинный Гастон остолбенел. Все произошло настолько быстро, что боцман опомнился лишь тогда, когда перед ним встал капитан Фалькон и сказал будничным тоном:

– Давно не виделись, Бом-брамсель…

Удивительно, но пират, обычно бесстрашный в бою, оробел под немигающим взглядом темно-карих, почти черных глаз коссака, как иногда среди берегового братства называли Тима Фалькона. Конечно, Гастон вынул из ножен кутласс – это было привычное, сотни раз отработанное движение, – но нападать не спешил. Что-то его останавливало, и он не мог понять, что именно. Взгляд коссака приковывал, притягивал, будто сильный магнит – железку, и Гастон начал ощущать странную слабость во всем теле.

Тимко в этот момент высочайшего душевного напряжения напускал на Бом-брамселя ману. Это было самым сложным упражнением на занятиях с Ничипором Галайдой. Ману умели наводить только самые искушенные характерники, коих можно было по пальцам пересчитать во всей Запорожской Сечи. Конечно, Тимко не мог достичь вершин этого колдовского искусства, которому специально отобранных мальчиков, имевших особый талант, учили с детства, но кое-что от своих наставников все-таки перенял.

Мана – это когда в реальной жизни люди начинают видеть нереальные образы. Бывали случаи, когда казаки-характерники, чтобы отряд мог уйти от более многочисленного врага, ставили посреди степи копья в круг и усилием воли и духа входили в особое состояние, когда их намерение становилось действительностью; они мысленно творили густой лес. Увидев в степи дубовую рощу вместо копий, враги поворачивали назад, потому как поймать казака в лесу – это все равно что рыбу голыми руками в реке. А еще им будто кто-то нашептывал приказ к возвращению.

Длинный Гастон был сильным противником. Мало того, у него из-за пояса торчали рукояти заряженных пистолетов, а у Тимка была только сабля. Площадь возле древнего храма – это не место для дуэлей под большим деревом в Бас-Тере, где можно сражаться только каким-то одним видом оружия. А ну как Бом-брамсель опомнится и пальнет из пистолета в упор? Тогда все, крышка. Этого никак нельзя было допустить; нужно, чтобы боцман забыл про пистолеты и надеялся только на кутласс.

Столбняк длился несколько мгновений. Гастон тряхнул головой, прогоняя наваждение, и, взревев, как раненый бык, бросился на Тимка с кутлассом в руках. Про пистолеты он даже не вспомнил…

Схватка длилась недолго – Бом-брамселя подвела излишняя горячность. А еще ему словно кто-то гири подвесил к рукам. Все его выпады и удары легко читались, защита от них для Тимка не представляла большой сложности. В какой-то момент боцман испугался. Этот страх шел откуда-то из глубины его подсознания, он был совершенно иррациональным. К тяжести в руках прибавилась неуверенность, а с нею пришла и обреченность. Спустя считаные минуты после начала поединка Гастон уже не нападал, а вяло отмахивался, с ужасом сознавая, что это последние мгновения его жизни.