Как всегда, когда ей предстоял разговор с Элизабет, Лаура почувствовала себя подавленной. Она сняла трубку и отозвалась глухим голосом, звучавшим так, словно она проглотила вату.

– Да, алло?

Того, что последовало через секунду, она никак не ожидала. Кто-то заорал на нее резким, пронзительным и – что было особенно странным – отчаянным голосом. Сначала она вообще не могла разобрать, кто на линии.

– С кем ты разговаривала?! – кричал человек. – С кем ты разговаривала в это время? Отвечай! Немедленно ответь мне!!!

5

Моник разбудила жгучая жажда. Во всяком случае, так ей показалось – хотя причиной пробуждения могли быть и холод, и боль в ее застывших суставах. Первым делом она машинально подняла к уху руку с часами и прислушалась к равномерному тиканью. Пленница все еще не имела ни малейшего представления, сколько времени прошло с момента ее похищения, был ли теперь день или ночь, солнце на улице или луна… Эта неизвестность все больше угрожала свести ее с ума, и справиться с этим ей помогало не что иное, как тиканье часов.

После того шока с маринованными огурцами с уксусом ей удалось спустя некоторое время открыть банку компота с персиками. Еще ничего и никогда в жизни не казалось Лафонд таким вкусным и бодрящим, как этот густой, сладкий и прохладный сок, стекавший по ее пересохшему горлу, и упругие, влажные кусочки персиков, которые – по крайней мере, в данный момент – хоть немного утолили мучивший ее голод.

«Я выживу, – подумала она почти с эйфорией, – я выживу!»

Поиски банки в непроглядной темноте сильно утомили ее, и стоило ей позже, съежившись, присесть в углу, как она почти сразу же заснула. Сколько часов продлился ее сон, Моник не знала. Ее только поразило, как сильно в ней опять горела жажда.

«Это сахар, – подумала она, – в персиках было очень много сахара».

Впрочем, неважно, в сахаре дело или нет – у нее все равно не было другого выбора, кроме как есть заготовки из банок, и она могла только надеяться снова достать банку с фруктами. Речь шла о выживании.

Ее желудок болезненно сжался от голода, когда она на четвереньках поползла в сторону, где, как ей казалось, находился стеллаж.

Один раз Лафонд затаилась – ей почудились какие-то звуки из дома, но потом все стихло, и она посчитала, что ошиблась. Возможно, скоро она будет слышать и видеть вещи, которых вовсе не существует. Где-то Моник однажды читала, что медленная смерть от голода и жажды сопровождаются усиливающимися галлюцинациями. А ей к этому моменту уже стало ясно, что ее похититель предусмотрел для нее именно такой конец.

Добравшись до стеллажа, Моник начала, как и в прошлый раз, на ощупь обыскивать полки. Некоторое время спустя ее пальцы обхватили какой-то круглый предмет, но, ощупав его более тщательно, она поняла, что наткнулась на консервную банку. Открыть ее не было никаких шансов, и женщина подавила охватившую ее панику. Что, если до этого она добралась до всех стеклянных банок, что тут были?! Что, если все остальные окажутся металлическими?! Тогда ей можно уже сейчас похоронить всякую надежду остаться в живых!

«Ищи дальше, – приказала себе Моник, – и, ради бога, не теряй самообладания!»

Она обыскивала и ощупывала руками полки, а ее жажда тем временем все усиливалась, и ей все время вспоминалась баночка кока-колы из холодильника, покрытая тонким налетом конденсата, со скатывающейся сбоку блестящей капелькой. Пить, пить, пить!.. Как бездумно она раньше обращалась с питьем – просто выбрасывала бутылки с газировкой, потому что из них улетучился газ, а иногда по полдня вообще ничего не пила, потому что ей лень было пойти на кухню. Но тогда у нее была уверенность, что стоит лишь протянуть руку – и у нее будут в избытке и вода, и кола, и лимонад… Даже во сне ей не могла бы привидеться ситуация, когда она была готова слизывать со стен конденсат, если б таковой имелся.

Наконец Моник нащупала стеклянную банку и трясущимися пальцами потянула за закрывающую ее крышку резинку. «Боже мой, только не огурцы с уксусом, пожалуйста! Пусть это будут фрукты. Фрукты и очень много сока!»

Еще никогда она не испытывала такую настоящую, отчаянную жажду. Жажду, от которой тряслось все ее тело, бешено колотилось сердце и шумело в ушах.

Рот пленницы, горячий и сухой, словно был весь в пыли, а горло пылало – впрочем, как и все тело.

Резинка отлетела куда-то в темноту. Стеклянная крышка выскользнула из трясущихся рук женщины, ударилась о пол и разбилась. Но в данный момент ей было совершенно безразлично, какую опасность представляли собой разбросанные осколки. О таких вещах она могла подумать позже, потом, когда обеспечит себе выживание.

Это были персики. Кто-то в этом доме – возможно, сам убийца – имел пристрастие к персикам, и Моник готова была заплакать от благодарности к нему. Она пила большими, жадными глотками, между делом запихивая себе в рот сочные, сладкие дольки.

«Если я выберусь отсюда, – подумала вдруг Лафонд, – я хотела бы иметь маленький домик с садом. Где-нибудь подальше от побережья. Я хотела бы иметь персиковое дерево и еще очень много других фруктов, и курочек, и кошек…»

Она не знала, почему ей именно сейчас пришла в голову эта идиллическая картина, но подобная мысль придала ей силы. Это был такой красивый план…

Ей надо выдержать, чтобы осуществить его.

6

Анри не удивило, что он застал свою тещу в девять часов утра в ночной рубашке и банном халате. Он постучал в дверь и на возглас «войдите!» двинулся на кухню, в которую можно было попасть сразу же с порога. Мария Иснар сидела за столом и вертела стоящую перед ней пустую чашку из-под кофе. На столе были также сахарница, упаковка тостов и полупустая баночка с клубничным мармеладом. Не похоже было, чтобы хозяйка дома притронулась к чему-то из всего этого, а также на то, чтобы здесь завтракал кто-нибудь еще. Горел электрический свет, и это еще больше подчеркивало унылость узкой долины в горах, где находился дом.

Теперь, когда все его чувства обострились, а душа стала более понимающей, Анри впервые понял, почему Надин так страдала в этом доме. А кроме того, ему стало ясно, что именно здесь лежала причина некоторых проблем, которые позже начали обременять их брак.

– Доброе утро, Мария, – сказал он, после чего подошел к теще и поцеловал ее в обе щеки. Он очень давно не видел ее и теперь испугался, обнаружив, какой худой она стала и каким холодным на ощупь было ее лицо. – Надеюсь, я не помешаю?

Иснар улыбнулась.

– В чем ты можешь помешать? Разве похоже, что я очень занята?

Ее улыбка была теплой и напоминала Анри улыбку Надин, которая была у нее в первые годы их супружества. С тех пор жена уже давно не дарила ему улыбок. Теперь она смотрела на него только холодно и с антипатией.

Но Мария любила его, всегда любила.

– Я пришел, чтобы забрать Надин домой, – сказал – Жоли.

Теща отвела взгляд, продолжив поигрывать с чашкой.