Лаура попыталась объяснить, что происходило в ее душе́, и ей показалось, что полицейский понял ее – даже если он и не одобрял ее поведение.

– Здесь речь идет об убийстве, мадам, – напомнил он ей. – И в этом деле таким чувствам, как стыд и оскорбление, нет места. Если вы скрываете важные факты, то в конечном итоге защищаете убийцу вашего мужа.

Комиссар задал ей еще несколько вопросов – и отреагировал, как на удар током, на информацию о том, что Петер и Надин собирались скрыться в Аргентине.

– Когда вы об этом узнали? – тут же спросил он.

Лаура сообщила, что это стало ей известно, когда Петер уже пропал и был мертв, но ей показалось, что Бертэн ей не поверил. Конечно, она вызвала подозрения к себе, но это пришло ей в голову уже позже. У нее был серьезный мотив, чтобы убить своего мужа.

Когда следователь собрался уходить, Симон спросила его, откуда у него сведения о Петере и Надин, но он не стал называть ей имя своего информатора. Лаура была почти уверена, что это Кристофер выложил ему всю правду, и когда они с ним уселись пить аперитив, спросила его об этом. Хейманн не стал ничего отрицать.

– Лаура, он ведь комиссар по уголовным делам. Я не мог пойти на такой риск, чтобы обманывать его. Когда-нибудь это всплыло бы, и как бы я тогда выглядел? И кроме того – что я должен был ответить на его вопрос, почему меня не встревожило отсутствие Петера?

Лаура поняла его, но тем не менее считала, что с ней обошлись некрасиво.

– Ты мог бы позвонить мне и предупредить меня, – заметила она.

Хейманн был подавлен, и они молча начали есть. Но каким-то образом – Лаура даже не смогла бы сказать, как именно Кристоферу это удалось – он вывел разговор на историю своей жизни, и то, как он о ней рассказывал, вызвало в ней сочувствие и желание утешить его.

– Самым важным в моей жизни, – продолжал он, – всегда была семья. С того дня, когда моя мать нас… оставила, когда начался ад, и я смог выдержать все это лишь благодаря тому, что постоянно твердил себе: когда-нибудь все будет иначе. А позже, в студенческие годы, когда у моих друзей в голове были только свобода и самоутверждение, я мечтал о том, что приду домой, где меня встретит жена и толпа детишек… – Он меланхолично улыбнулся. – Ну, целой толпы, конечно, потом не было, но эти двое тоже постоянно держали меня в тонусе.

– Могу себе представить, – сказала Лаура. – У меня только одна дочь, но и ей вполне удается полностью загружать меня.

– Я, кажется, уже однажды спрашивал тебя: почему ты не привезешь ее сюда? Как ты выдерживаешь без нее?

– Я уверена, что она в хороших руках. А мне одной здесь легче крутиться. Просто в данный момент я не смогла бы позаботиться о ней так же хорошо, как моя мать.

Хейманн кивнул, но Лауре показалось, что она не убедила его.

«При его прошлом, – подумала она, – он, вероятно, не может понять, как можно добровольно расстаться с ребенком хоть на один час».

– Чувства отца в большинстве бракоразводных процессов жестоким образом игнорируются, – продолжил Кристофер. – Я тогда связался с группой самопомощи в Германии; ее членами были отцы, у которых тоже забрали детей. Они пытались помочь друг другу словом и делом. Некоторые уже по нескольку лет добивались расширенного права на общение с детьми или даже права опеки. Но они все были в безнадежном положении, и когда я это понял, то покинул группу. Я смирился с тем, что той семьи, которая у меня была, больше не будет. Но при этом говорил себе, что все еще достаточно молод, чтобы начать сначала.

– Да ты и на самом деле еще молод, – с теплом в голосе сказала Лаура. – Я думаю, это было самым верным, что ты мог сделать: принять ситуацию и устремиться вперед. Вместо того чтобы тратить силы на безнадежную борьбу и при этом совершенно забыть про настоящее и будущее.

– Ты действительно так считаешь?

– Конечно. И я уверена, что у тебя еще будет новое счастье.

Кристофер посмотрел на собеседницу каким-то странным пронизывающим взглядом.

– Это было такое особенное чувство… вчера, – сказал он. – Прийти сюда… видеть свет в окнах, сияющий в ночи, теплый и полный ожидания. Знать, что там есть женщина, которая меня ждет, которая приготовила для меня поесть, зажгла камин, открыла бутылку вина… Было бы еще лучше, если б меня еще и маленькая Софи встретила. Увидеть, с каким рвением она хочет показать свою башню из кубиков и нарисованную ею птицу… Это было бы совершенством…

Лаура встревожилась: у нее вдруг появилось чувство, что гость заходит слишком далеко, и она попыталась с иронией снова отстранить его на прежнее расстояние.

– О, но абсолютное совершенство было бы, несомненно, в том случае, если б я немного меньше посолила цукини, – произнесла она и захихикала.

Однако Кристофер не подхватил ее шутливый тон.

– Ты ведь знаешь, – сказал он, – что означает, когда повар пересаливает блюдо…

Лаура немного, почти незаметно, отодвинулась от него.

– Я не считаю, – возразила она, – что подобные вещи можно обобщать.

Кристофер посмотрел ей прямо в глаза. Она постаралась выдержать его взгляд, но затем все же опустила веки.

– Лаура, – очень тихо произнес мужчина, – посмотри на меня.

Женщина нехотя подняла глаза.

– Я не думаю… – слабо сопротивляясь, промолвила она, когда он приблизил свое лицо к ее лицу. – Я не думаю, что я…

Хейманн очень нежно поцеловал ее губы, и она удивилась тому, каким приятным было это прикосновение. Когда ее в последний раз так целовали? Петер уже давно лишь чмокал ее в щеку ни к чему не обязывающим поцелуем при встрече или прощании; такими обычно обмениваются дальние знакомые.

– Что ты не думаешь? – спросил Кристофер и снова поцеловал Лауру.

Ей казалось, что она не хотела того, что он делал, но по какой-то причине Лаура была не в состоянии сказать ему об этом. Ей были неприятны его слова, но она реагировала на его прикосновения. И хотя ее разум не желал этого, ее тело проснулось и стало теплым, мягким и полным ожидания.

Лаура быстро встала.

– Я отнесу стаканы на кухню, – сказала она.

Кристофер последовал за ней с полупустой бутылкой, и когда она в нерешительности остановилась у раковины, он подошел к ней сзади и обхватил ее обеими руками.

Лаура взглянула вниз на его загорелые руки, и в ней проснулось желание поддаться. Даже если это продлится всего несколько минут, в которые она сможет уйти от кошмарного сна, – это казалось ей самым большим подарком. Отпустить ситуацию, быть пойманной, позволить себе быть слабой и найти защиту от всего, что гнало и притесняло ее.

Только на одно мгновенье, только на одно короткое мгновенье…

– Ты такая красивая, – шептал он ей на ухо, – ты такая прекрасная…

– Я не могу, – проговорила женщина, когда его руки медленно протиснулись между ее ног.