Когда посольская миссия вышла из квестуры, консул недоуменно пожал плечами:

– Его обвиняют в тяжких преступлениях, а он вздумал рассуждать о ресторанных деликатесах.

– Думаю, на него слишком сильно повлияла вся эта история, – попытался успокоить своего коллегу сотрудник резидентуры. – Но в любом случае в одном он прав: здешнее правосудие может быть предвзятым. Поэтому надо поторопиться в Рим, чтобы запустить процесс по переводу нашего коллеги под столичную юрисдикцию.

Между тем, в отличие от консула, начальник полиции воспринял экскурс Корецкого в мафиозную тему иначе. Сопровождая российского гостя в камеру, полицейский заметил:

– А вы хитрец, синьор Ветров, умеете говорить о важном с помощью околичностей.

– Что вы имеете в виду? – Корецкий замедлил шаг, умело изобразив на лице недоумение.

– Шагайте, шагайте, – тронул его за плечо полицейский. – Я вам не болван-прокурор, которого можно обвести вокруг пальца, как мальчишку. Однако мне глубоко наплевать на ваши тайны, я хочу лишь одного: чтобы ваши коллеги побыстрее забрали вас из нашего города. Потому что охранять вас и одновременно вашу спутницу мне будет проблематично.

* * *

Москва, квартира Кондратьева

Ожидая в своем кабинете звонка от Жмыха с результатами наблюдения за тайником в Медведково и опроса друзей Жолташ, Кондратьев щелкал телевизионным пультом, пытаясь отыскать в эфире нечто для себя интересное. Однако по всем каналам шел привычный набор воскресной развлекухи, которая редко когда привлекала генерала. Он отдавал предпочтение политическим ток-шоу и документальным фильмам, которых в этот момент в сетке телевизионного вещания не оказалось. Как вдруг в одной из новостных программ его внимание привлек разговор тележурналиста с неким импозантным российским дипломатом средних лет о сирийских событиях. Поскольку Кондратьев включил сюжет где-то в середине, ни фамилии дипломата, ни его должности в системе российской власти узнать было нельзя. Но говорил он, по мнению Кондратьева, весьма дельные вещи.

На вопрос журналиста о том, что вряд ли можно назвать случайной сегодняшнюю позицию российского руководства по поводу происходящего в Сирии, дипломат ответил следующее:

– Действительно, всем в мире известно, что Сирия давно является нашим надежным союзником в арабском мире. Мы еще с советских времен выстраивали с этой страной тесные дружеские отношения. Продолжаем это делать и теперь. В 2010 году Дамаск с первым в истории официальным визитом посетил президент России. Поэтому нам не может быть безразлична судьба сирийского народа, который оказался сегодня в весьма сложном положении.

Далее вопросы и ответы следовали один за другим:

– В чем же заключается особая позиция российского руководства в разрешении сирийского конфликта?

– Российское руководство настойчиво призывает обе конфликтующие стороны найти компромисс и сесть за стол переговоров. Но эти попытки до сих пор не имеют успеха. Вернее, на них соглашается только одна из воюющих сторон – правительство в лице президента Сирии Башара Асада. Что касается его противников, то они продолжают делать ставку на силовое решение конфликта. Причем ведут себя преступно: стреляют по полицейским и солдатам, прикрываясь толпой женщин и детей.

– Но Запад недоволен нашей позицией в ООН, тем, что мы блокируем его попытки поставить Сирию на колени. Может быть, нам все-таки стоит пойти навстречу Западу?

– Голосуя таким образом в ООН, мы не хотим повторения в Сирии ливийского сценария, где при санкционированной ООН поддержке войск НАТО и с разрешения Совета Безопасности оппозиция смогла свергнуть режим Муамара Каддафи, но стабильность восстановить так и не удалось. Зачем нам еще один кровоточащий и нестабильный анклав на Ближнем Востоке?

– Но не кажется ли вам, что, потерпев неудачу в ООН, Запад захочет использовать другие методы, чтобы свергнуть законную власть в Сирии, что в итоге приведет к еще большей эскалации напряжения?

– Я уверен, что именно это сейчас и происходит, методы действительно подыскиваются. Но наша позиция все равно останется неизменной. Мы дорожим своей репутацией. Знаете, что сейчас говорят о нас на Ближнем Востоке? Что Москва сохраняет свое лицо, не продавая бывших союзников, партнеров и сателлитов, как это стало можно в последнее время на Западе. И знаете, какая поговорка появилась у арабов в отношении Америки? Быть врагом США опасно, но быть ее другом опаснее вдвойне.

На этом месте в передачу вторглась реклама, которая заставила Кондратьева переключиться на другой канал. А когда спустя несколько минут он вновь попытался вернуться к беседе тележурналиста с дипломатом, было уже поздно – передача завершилась. Поэтому ни имени интервьюера, ни его должности генерал узнать так и не успел.

Выключив телевизор, Кондратьев взглянул на настенные часы: они показывали пять часов вечера, а звонка от Жмыха так и не было. Чувствуя, что в ближайшее время никто ему так и не позвонит, Кондратьев решил вернуться домой. Эта суматошная неделя далась ему слишком тяжело, а впереди, судя по разворачивающимся событиям, ждала не менее насыщенная семидневка – надо было успеть отдохнуть.

Однако едва генерал переступил порог своей квартиры в доме на площади Восстания и захлопнул дверь, как в портфеле, брошенном им при входе на банкетку, заиграл мобильник. Судя по мелодии – это был «Пер Гюнт», – звонил Жмых.

– Федор Иванович, тайник ожил, – не скрывая радости, оповестил своего шефа Глеб Сергеевич. – И знаете, кто его оживил? Сергей Геннадиевич Листопад.

– Незадачливый кавалер Жолташ? – вырвалось у Кондратьева.

– Он самый. Вы сейчас где?

– У себя дома.

– Тогда через полчасика я буду у вас, привезу видеозапись выемки тайника.

Пока Жмых добирался до квартиры Кондратьева, генерал успел сделать яичницу с помидорами, порезал свежих огурцов, вскипятил воду в чайнике. И все это время непрерывно думал об услышанной новости. Она оказалась по-настоящему неожиданной и стала для генерала серьезной головоломкой. Несмотря на то что Сергей Геннадиевич Листопад входил в список людей, которых можно было заподозрить в сотрудничестве с ЦРУ, однако сам Кондратьев до сих пор был меньше всего склонен к тому, чтобы верить этим подозрениям в силу нескольких нестыковок. Во-первых, в тот период, когда был завербован «крот», Листопад хоть и находился в соседнем с Египтом Израиле, однако египетской визы в его паспорте не было, значит, в Каире он быть не мог. Во-вторых, он не был любовником Жолташ, хотя и питал к ней романтические чувства. Эту версию подтвердила соседка покойной, которая описала оперативникам совершенно другого мужчину, встречавшегося с Жолташ, который совсем не был похож на Листопада. Поэтому последний вряд ли мог быть причастен к ее устранению.

Однако на другой чаше весов были не менее сильные доводы, свидетельствующие уже против Листопада. И главный среди них – его появление возле цэрэушного тайника. Если предположить, что Листопад – агент ЦРУ, то легко объяснить появление у него и яда-«моллюск», которым была отравлена Жолташ. И мотив у Листопада был – ревность. Зная о том, что женщина, в которую он влюблен, предпочитает ему другого мужчину, он вполне мог решиться на ее убийство. То есть это могло быть преступление на почве ревности. Другое дело, было не совсем понятно, каким образом это произошло, если в тот роковой для Жолташ день Листопад рядом с ней нигде зафиксирован не был, хотя «наружка» крутилась около нее постоянно. Не мог же он отравить ее в квартире, где она встречалась с любовником? Или не было там в тот день никакого любовника, а был он, Листопад?