Случаются драки между домовихами, случаются, что греха таить…

Насилу Евсей Карпович и Трифон Орентьевич угомонили Маланью Гавриловну. А чтобы им и впрямь друг в дружку не вцепиться, распихали их по углам и еще поперек щели, где сидели, пристроили Никишку с самым большим мешком.

Ехали долго – часа четыре, даже проголодались. Наконец появился Зосима Лукич и велел поскорее выметаться – место глухое, хорошо, коли две-три бабки ждут автобуса на остановке. В деревне, где когда-то было под сотню дворов, осталось всего пять, да и там доживало свой век старичье.

– Деревня – слева от шоссе, вам туда не надобно, а вы пройдите вперед и увидите справа тропу, по ней можно быстро дойти до озера. Есть еще подальше поворот на большак, но он вам ни к чему, там машины носятся, – предупредил автобусный. – Ну, счастливый путь!

Одуревшие от вони и тряски домовые вывалились на щербатый асфальт.

– Отбегайте, отбегайте на обочину! – пронзительным писком приказал Зосима Лукич.

Какое там отбегайте – у всех от скрюченного сидения лапы затекли.

Автобус укатил, домовые сели на краю придорожной канавы – перекусить.

– Мамка, мамка…

Маланья Гавриловна, услышав эти робкие голоски из пыльных лопухов, вскочила.

– Батюшки-светы! Арсюшка! Гордейка!

– Вы как сюда попали? – строго спросил батюшка, Трифон Орентьевич. Домовята молчали, вылезать боялись.

– Как-то они забрались в автобус, а как – сами, поди, не знают, – сказал Евсей Карпович. – Хорошо еще, что догадались выпрыгнуть, дальше не уехали. А все ты, все ты!

Это уже относилось к Матрене Даниловне.

– А что – я?… – растерянно спросила она.

– Останешься тут с ними ждать Зосиму Лукича, когда он обратным рейсом поедет. Привезешь малых к себе и будешь за ними смотреть! – строго приказал Евсей Карпович.

Это было самое разумное решение – да вмешалась Маланья Гавриловна.

– Да чтоб я ей своих деток доверила?! С меня хватит! При мне пусть будут!

Трифон Орентьевич и Евсей Карпович переглянулись. Во взгляде было одно: и кто только сотворил нам на погибель этих домових? Обе домовихи надулись, даже бурчали себе под нос поганые слова, которых домовые знают немало, и Трифон Орентьевич, к великому своему удивлению, разобрал, как любимая, тихая и ласковая супруга бормочет: гвоздей те в ноги, ни пути те, ни дороги…

Делать нечего – нужно было как-то мирить домових. В поисках способа Евсей Карпович даже обратил взор к небу…

Домовые очень редко глядят вверх – разве что высматривают мух или паутину. И что хорошего может быть на потолке? Иной домовой всю жизнь проживет и уснет, так и не видав небесной синевы.

До сей поры Евсей Карпович видел небо только на экране телевизора да на планшете. Он не представлял всей необъятности небосвода. А там, где высадились из автобуса домовые, еще и много всяких чудес имелось наверху. Где-то совсем высоко медленно двигалась черная точка, оставляя белый четкий след. Малость пониже со стрекотанием ползло что-то вроде большой стрекозы. А еще ниже в небе висела огромная серая толстая рыбина. Ее бок отражал закатные лучи. К пузу рыбины лепилась продолговатая коробочка.

– Ого… прошептал Евсей Карпович, и все домовые уставились на рыбину. – Ничего себе! – воскликнул Трифон Орентьевич. – Так это оно и есть? Так оно же величиной с дом! – Это еще не самый большой дирижабль, – прищурившись, ответил Евсей Карпович. – Это – вроде как трехколесный велосипедик, чтобы хозяйских детишек учить кататься. А есть огромные… – А на пузе что? – Это называется гондола, там пилоты сидят. И управляют… – Да как же такой здоровенной штукой можно управлять? – У него есть винты и рули. Это тебе не воздушный шарик. Никишка зачарованно смотрел на дирижабль, который, кажется, и вовсе не двигался, но и не падал, как будто его подвесили на незримой веревочке. – Так вот на что они нацелились… – проворчал Евсей Карпович. – Ничего, с этой нечистью мы сладим. Только вот понять бы, куда они подевались. – Можно прямо тут сесть в засаду, но хорошо бы понять, с какой скоростью они передвигаются, – сказал Трифон Орентьевич.

Домовые – как коты, неторопливы, при необходимости носятся со скоростью свиста, но надолго их не хватает – потом не знают, как отдышаться. Бегают ли брауни и их потомки гремлины – никто, конечно, не знал. Но телевизор все понемногу смотрели – и рассудили, что команду, посланную вредить в дирижаблях, наверняка подготовили, как тех бойцов, что чуть ли не по воздуху летают. Вот только присутствие в команде Олд Расти смущало – в последние годы гремлин двигался очень мало и вряд ли был способен пробежать всю дорогу. – Мы вот что сделаем – мы устроим засаду поближе к причальной мачте, – решил Трифон Орентьевич. – Тогда точно их не пропустим. И будем по очереди патрулировать периметр с Проглотом и Калабашкой. Маланья Гавриловна чуть от восторга не задохнулась – какие умные слова знает муж и как он правильно рассудил! Домовихе просто необходимо восхищаться супругом – а то получится, как с Матреной Даниловной, чье уважение Лукьян Пафнутьевич утратил навеки. И домовые вошли в лес – первым шел Евсей Карпович, чтобы все видели, кто тут главный, за ним – Матрена Даниловна, чтобы главного охранять, за ней Маланья Гавриловна вела малышей (они уже получили по отцовскому подзатыльнику), следом – Трифон Орентьевич, а замыкал колонну Никишка с огромным мешком за плечами. Шли долго – даже стемнело. Ночевать в лесу домовые не умели. Они сошли с тропы и устроились в черничнике, в двух шагах от муравейника, сбились вместе, малышей – в середку, и, перекусив, попытались уснуть. Было холодно, лес пугал странными звуками. На рассвете их разбудили муравьи. Убравшись подальше от муравейника, домовые утешились тем, что хорошо поели. И пошли дальше – туда, где на берегу Берендеева озера люди поставили причальную мачту для своих дирижаблей. К следующему ночлегу в лесу они уже малость поумнели – набрали травы, приподняли пласт слежавшейся хвои, устроили тесную, но пригодную для спанья нору, выстелили ее травой и осиновыми листьями – других поблизости не нашли. Арсюшка с Гордейкой очень устали, еле тащились, но жалости от старших не дождались. Домовые вообще строгие родители, а тут еще домовята провинились. Они и не подозревали, что поход – такое тяжкое дело. Наконец лес поредел, между соснами и елями появились заметные просветы, и тропа вывела домовых на опушку. Им было трудно опознать ту местность, что показывал на карте Евсей Карпович, но причальную мачту ведь ни с чем не спутаешь – шестьдесят метров в высоту, стоит тремя мощными ногами на круглом бетонном основании, а круг – полсотни человечьих шагов в поперечнике. Завершалась эта сквозная, словно составленная из разнообразных треугольников, и пронизанная лестницами мачта сплошной башней с окошками и опоясывающим балконом, к башне был пришвартован носом небольшой, как показалось домовым, дирижабль. Он висел в небе, задрав хвост, а на серебристом боку было написано красными буквами «Варяг». – Вот… – прошептал Евсей Карпович. – Он самый… И окаменел, глядя вверх, как зачарованный. Трифон Орентьевич тоже с восторгом глядел на «Варяга», ничего иного видеть не желая. – Обустраиваться надо, – сказала Матрена Даниловна. – Укромное местечко искать, хозяйство заводить. Пока еще тех гремлинов поймаем, а жить-то надо. Никишка, клади мешок, пробегись потихоньку, может, найдешь уголок… Но Никишка тоже смотрел в небо. Только подзатыльник привел его в чувство. Между опушкой и первыми домами небольшого поселка было пустое место, которое среди бела дня домовым перебегать, да еще с имуществом, не хотелось. До поры сложили мешки с узлами под лопухом, домовихи остались там с маленькими – кормить их, а домовые пошли краем леса в разведку. Потихоньку они добрались до озерного берега там, где опушка подходила к нему совсем близко. На берегу лежали вверх дном старые лодки. Домовые, хоронясь за ними, подошли совсем близко к месту, где хозяйничали люди и то гудела, то рычала, то трещала неизвестная домовым техника. На озерном берегу, в вытоптанной траве, стояли металлические распорки, и на них домовые увидели скелет будущего дирижабля. Вокруг суетились рабочие. Никишка, не беспокоясь о грядущих неприятностях, отошел подальше от своих – да и припустил рысью, желая оказаться поближе к дирижаблю. Там он присмотрел лежавшую на боку картонную коробку с откинутой крышкой.