Подбегая к спасительной коробке, он чуть не угодил под ноги женщине, еще чуть-чуть – и его проткнул бы длинный острый каблук.

Эту породу женщин Никишка знал – упрямые, въедливые, противные. Такой была хозяйка в одной из квартир, откуда он сбежал.

Кувырком влетев в коробку, он перевел дух – и тут же следом за ним туда ввалился Трифон Орентьевич и втащил запыхавшегося Евсея Карповича. Никишка испугался было, что побьют, но любопытство домовых дедушек оказалось сильнее природной страсти командовать: им тоже очень хотелось знать, что такое строят люди.

Женщина мучила стоявшего перед ней мужчину.

– Значит, сделаем перезапись. Говорите прямо в микрофон. Пошло… – и тут ее голос изменился, стал таким, какой часто звучал из телевизора, то есть – чуточку неестественным. – Аркадий Сергеевич, пару слов о проекте «Кречет»! Этот проект, как мы знаем, был разработан два года назад, но только теперь начали строить первый дирижабль такого типа. Чем он отличается от дирижаблей класса «АУ»?

– Это стратосферный геостационар… Значит, никуда не летит, стоит на месте… – мужчина задумался и вдруг словно ожил. – Вы знаете, что такое стратосфера? Нет? Сейчас я все объясню! Вы в школе проходили?… Географию?… Нет, это не география… Что же это у вас такое?!.

– Я знаю, что такое стратосфера, – с ненавистью сказала женщина.

– Отлично! На высоте в двадцать два километра тоже дует ветер, но у него постоянное направление – против вращения Земли. При помощи двигателей мы фиксируем аппарат в одной точке относительно поверхности нашей планеты. И – все! Больше геостационарные спутники не нужны! Радиосвязь, телепрограммы – все идет через «Кречета»! Если выходит из строя спутник – пиши пропало. «Кречета» можно опустить за Землю и отремонтировать. А знаете, во сколько раз дирижабль дешевле спутника? Вот то-то! И он сам себя прокормит – на нем монтируются солнечные батареи и аккумуляторы. Не нужно беспокоиться, где взять энергию для двигателей – вот же она, в космосе, бери – не хочу! Вот, видите, киль? Да вот же он, как у корабля… К килю монтируются солнечные батареи, внешняя антенна и двигатели. Двигателей пока нет…

– Аэродинамические свойства… – начала было женщина.

– Они тут ни при чем! Это, скажем, у «Варяга» такая аэродинамика, что ему вредно останавливаться, пока летит – держится на высоте, остановится – начинает снижаться. А у «Кречета», да вы взгляните сами, вот пять отсеков, в каждом – емкость с гелием из технического лавсана…

Угадать в нутре будущего дирижабля пять отсеков пока что было мудрено.

– Перед взлетом в оболочку закачивается обычный воздух, он сдавливает емкости с гелием. На нужной высоте воздух из оболочки откачивается, и емкости – что? Раздуваются! Плотность гелия в емкостях падает, но при этом растет архимедова сила, она и держит «Беркута» на высоте. Ну, я все сказал, мне бежать нужно!

Удержать его женщина не сумела.

Домовые слушали очень внимательно, глядя при этом на Евсея Карповича – он умный, он должен все объяснить, особенно – про архимедову силу, вдруг она домовым в хозяйстве однажды пригодится. Но Евсей Карпович впал в неимоверный восторг.

– Мы их обогнали, мы их обогнали! – твердил он. – У них – нет, а у нас уже есть!

– Да, да… – твердил Никишка.

Ему мерещился огромный великолепный «Кречет» – и тихий уголок посреди техники, где можно поместиться домовому вместе со своей домовихой. О том, что там не будет воздуха для дыхания, Никишка не подозревал – ему казалось, будто воздух есть везде.

Но Трифон Орентьевич, тоже фантазер порядочный, спустил его с небес на землю, сказав одно-единственное слово:

– Гремлины.

Охота на вредителей еще даже не начиналась.

Прямо в картонной коробке был устроен военный совет. Вопрос стоял один: как учуять присутствие гремлинов? Может, они уже вертятся вокруг «Кречета»? Хотя вроде не должны бы – они не дураки, знают про себя, что кататься в автобусе им нельзя, шаловливые лапы помимо хозяйской воли начнут все ломать и портить. С другой стороны, как-то же они странствовали по российским просторам, прежде чем добрались до Протасова и отыскали Олд Расти. А в самом деле – как они его отыскали? Он ведь в здешних краях более двадцати лет околачивается, а писем родне он не слал. Так, выходит, по запаху? Совещались в основном домовые дедушки, бывший автомобильный больше помалкивал. К нему обратились, когда речь зашла о запахах внутри техники: спросили, не было ли такого, чтобы его нюхали и говорили, что-де мотором пахнет? Такого точно не было, но Никишка предложил спросить домовят – они к Олд Расти ходили, провиант носили, может, чего учуяли? – Я не учуял, а они учуяли? – удивился Трифон Орентьевич. – Хотя, может, у маленьких нюх тоньше? Арсюшка с Гордейкой, когда удалось до них добраться, сказали, что было нечто вроде запаха, но улавливалось не носом, а как-то иначе, чуть ли не ушами. И пришлось объяснять Маланье Гавриловне, что сыновья нужны для патрулирования периметра. На сей раз красивые и непонятные ученые слова вызвали у нее не восторг, а протест. – Никуда от себя не отпущу, и все тут! При этом она сердито косилась на Матрену Даниловну. – А со мной? – строго спросил Трифон Орентьевич. Мужа положено слушаться, и домовиха не ответила решительным отказом. Но заявила, что тогда уж и сама пойдет вместе с детьми. Не только Маланья Гавриловна, но и домовые дедушки плохо себе представляли этот самый периметр. Квартиру, даже большую, обежать – минутное дело. А тут – поселок, где живут рабочие, курсанты, преподаватели, где уже стоят мастерские и строятся новые, где не только на озерном берегу возводятся эллинги для дирижаблей. Это даже больше, чем целый квартал в городе, обойти – домовым полдня нужно, а то и больше. Они отродясь не видывали таких просторов, не слыхивали такого шума. Им было страшновато. Но раз никто, кроме них, не может изловить вредителей, то следует держаться стойко. Умнее всех оказались домовихи. Они сообразили, что гремлины с дороги оголодают, и предложили обходить дозором большой дом, что назывался «Столовая № 1». Это было куда легче, к тому же, можно было и для себя утащить немного пропитания. В квартирах обычно между домовыми и хозяевами есть негласный договор насчет кормежки, тут договариваться было не с кем, это смущало, но Евсей Карпович сказал волшебные слова: – По законам военного времени! Много чего наслушались домовые, хоронясь в кустах возле «Столовой». Домовым дедушкам было полегче, а домовихи столько новых слов узнали, что даже боялись – как это добро в голове поместится? – Евсей Карпович, что такое Арктика? – спросила Матрена Даниловна. – На что тебе? – Говорили – в Арктику пошел дирижабль класса, класса… как бишь его?… Понес какую-то технику для буровой установки. И растолкуй, кстати, что это за буровая установка. Буру, что ли, добывать собрались? Домовой невольно рассмеялся. – Бурой хозяева тараканов травят, дурочка, – ласково сказал он, и Матрена Даниловна прямо растаяла. – А люди будут землю бурить, нефть добывать на шельфе… – Где?… – Потом объясню. Совсем было разнежились домовые – отдыхали после дороги в жилище под общежитием курсантов, причем путешествие на автобусе уже казалось им подвигом, грелись на солнышке, отъедались, изучали быт поселка, слушали умные разговоры строителей и пилотов. Особенно это нравилось Никишке – служа автомобильным, он от хозяина всяких технических слов нахватался и понимал в механике больше, чем домовые дедушки. Война, как это всегда бывает, началась внезапно. *** Гремлины нашли Олд Расти не по запаху, а по некому излучению, природа которого была им непонятна. Однако они умели это излучение улавливать. Когда много лет назад завелась у них мода перебираться в российские просторы ради «бизнеса», о котором они имели весьма туманное понятие, довольно много гремлинов расползлось по городам и весям. Иные устроились неплохо – портили даже самолеты, а в аэропорту всегда найдется, чем прокормиться. Иные, как Олд Расти, забились в глубинку и там застряли, влача жалкое, жальче некуда, существование. Природу излучения понял кто-то, умеющий не только вредить и портить, как гремлины, но и создавать. Уж что он такое сотворил, чтобы гремлины получили приказ действовать, – непонятно, а результат был скорый: они, сбившись в отряды, стали пешим ходом просачиваться туда, где о них и слыхом не слыхали, и искать собратьев, которые уже освоились и знают хоть дюжину слов на местном языке. Так пятеро гремлинов, посланных нем-то, кого они и в глаза не видали, вышли на Олд Расти и увели его с собой. Движутся гремлины быстро, нрав у них упрямый, в драке злобны и беспощадны, а вот чего им недодали при рождении, так это обычной благодарности. Много лет семейство Трифона Орентьевича подкармливало Олд Расти, и это оказалось забыто, но не вмиг, а дня через два, во время похода к Берендееву озеру. План у гремлинов был простой и действенный: забравшись на базу, где строили дирижабли и обучали пилотов, портить всю технику, но не разом, а поочередно. Зачем – их мало беспокоило; вот портили же они всегда и все, до чего добирались, не имея цели, просто потому, что вредительство было их внутренней сутью. А кто вздумал использовать эту суть для своего блага – их не интересовало. Олд Расти моментально забыл и Трифона Орентьевича, который столько для него сделал, и домовят, носивших ему пропитание. Поэтому он, когда поздно вечером столкнулся возле «Столовой № 1» с семейством домовых, ни слова не сказал ни на одном языке, а только оскалился и тихо зарычал. Трифон Орентьевич даже подумал, что это не старый приятель Олд Расти, а вовсе незнакомый гремлин. Но лезть в драку он не мог – с ним была жена и детки, прежде следовало доставить их в безопасное место. Ну как из темноты другие гремлины появятся? Поэтому Трифон Орентьевич отступил, а Олд Расти скрылся. – Вот и замечательно, – сказал, узнав эту новость, Евсей Карпович. – Какие пузыри сейчас на базе? Словечко он подцепил у курсантов. – «Варяг» ушел патрулировать лес и вести аэрофотосъемку, – доложил Никишка. – «Бриз» пошел за какими-то контейнерами, потом потащит их к геологам. На месте «Дельфин», у курсантов завтра экзамен. – Вот если бы понять, когда именно они пришли, – проворчал Трифон Орентьевич. – Может, уже этой ночью пойдут делать свое черное дело… – Вот то-то и оно… Ну, бери мешок, идем в разведку. Как они там у тебя, голодные? – спросил Евсей Карпович. – Я их в лес выпускал, чем-то они подкормились. Не так чтоб слишком голодные… – А надо, чтобы слишком! Проглот и Калабашка были главной надеждой домовых. Если Проглот выпустит свои серебряные струнки, воткнет их в крысиное тулово и начнет высасывать жизненную силу, то крысе настанет конец минут за десять, а от Проглота уже подкормится не умеющий работать со струнками Калабашка. Это существо сперва вызывало у домовых споры: детеныш Проглота или вроде домашнего кота, сотворенного им от скуки или тоски? Оказалось, вроде кота, поскольку за двадцать лет не вырос и ума не нажил. Главное было – отловить гремлинов поодиночке, потому что сразу шесть – для Проглота многовато. Времени на долгие разговоры не было – в опасности пришвартованный к мачте «Дельфин», да и насчет «Кречета» есть опасения – мало ли какую гадость устроят, а выявится она, когда дирижабль поднимется ввысь – да и загорится, да и рухнет… – Нужно понять, где их логово, – сказал Евсей Карпович и посмотрел на Маланью Гавриловну. И без слов было ясно – пора брать маленьких и среди ночи тащиться с ними по всему поселку, авось учуют гремлинов. Маланья Гавриловна все понимала. Запоздалым умом она уразумела, что нужно было отправлять детей домой с Матреной Даниловной или же самой с ними туда пробираться. Но она решила: жена должна быть при муже, детки – при матери, винить было некого. – Сама с ними пойду, – тихо сказала она. Трифон Орентьевич не пожелал ее одну отпускать, тут же за ними увязался Евсей Карпович, а где он – там и Матрена Даниловна. И Никишка не пожелал оставаться один в жилище, где домовихи наладили весь возможный уют. Побрели все вместе – и никого не нашли, хотя Трифон Орентьевич держал мешок наготове. Наутро прозвенел первый звоночек – испортился автомобиль того мужчины, что объяснял сердитой женщине устройство стратосферного геостационара «Кречет». Домовые следили из-за угла контейнера, как люди копаются в автомобильных потрохах. Поломку нашли, очень удивлялись, как такое вообще возможно, а домовые ворчали: и как еще возможно, если гремлины завелись… – Мы вокруг мачты и по берегу ходили, а они вишь куда – к жилым домам подались, – сказал Евсей Карпович. – Туда, где стоит личный транспорт. И поди теперь угадай, что еще учудят! Может, и вовсе на кухню залезут, газовые баллоны откроют, с них станется. Гремлины сперва пакостили по мелочам – электропилу повредили, мотоцикл, портальный кран на стройплощадке «Кречета». – Это они перед большим делом разминаются, – правильно определил Трифон Орентьевич. – А может ли быть, что у них нет логова? – Кто их разберет… У Олд Расти было? – спросила Матрена Даниловна. – Да где жил, там и шкодил… Но это он – когда один… И не могли же они вшестером жить в электропиле! Домовые вздохнули с облегчением, когда курсанты благополучно сдали свои зачеты по управлению «Дельфином». Потом «Дельфин» повели на север за каким-то важным грузом, зато вернулся «Варяг». Домовые следили снизу, как он медленно подходит к причальной мачте, как из гондолы выстреливается гайдроп и подхватывается железными клешнями, вылезающими из башни, как «Варяга» медленно подтягивают и особым замком прикрепляют к вращающейся верхушке башни. По аппарели, которая выехала из открывшегося люка к гондоле, стали переходить на башню пилоты – и тут-то с неимоверной силой затосковал Никишка. Он страх как завидовал людям, которые там, на невозможной высоте, чувствовали себя, как дома, и могли жить целыми днями, не спускаясь на землю. «Варягу» требовалось два пилота, и еще в гондоле было восемь пассажирских мест, но сейчас там были не сидения, а постели и все, что нужно для жизни. Внизу собрались люди и толковали о погоде. – Вот только урагана нам тут и не хватало, – услышали домовые недовольный голос. – Я только что проверял сводку. Ураган не ураган, а штормить ночью будет порядочно, – ответил другой. – Ты, Колесников, послал бы рабочих к «Кречету», у него сейчас парусность – как у чайного клипера, не снесло бы в озеро. Усилить растяжки, загрузить балласт… – Балласт – это мысль! А где взять? – А где в позапрошлом веке брали? Мешки есть, песок на берегу есть. Это ж классика – мешки с песком! Пошли, возьмем бульдозер… – В такую ночь и гремлины, наверно, будут спать, – заметил Евсей Карпович. – Отдыхать от трудов неправедных, – усмехнулся Трифон Орентьевич. – Знать бы только – где? А Никишка слушал да мотал на ус – хотя никаких усов у домовых нет и не предвидится. Закрыв вход в жилище большим куском технического лавсана (подобрали и утащили там, где мастера делали раскрой для оболочки дирижабля), домовые уселись ужинать. Ни шторм, ни ураган их не пугали – чего бояться за толстой бетонной плитой? Поскольку в последние ночи они набегались, охотясь на ускользающих гремлинов, а днем вместо того, чтобы отсыпаться, ходили слушать, о чем толкуют инженеры и рабочие, а также будущие пилоты, то и сморил их сон довольно скоро. Маланья Гавриловна спала чутко, поскольку прижимала к себе маленьких и даже во сне берегла их. Она-то и подняла тревогу. – Ахти мне! Кто-то ходит! – Кто? Где?! – всполошились домовые дедушки. Ночное зрение у домовых отличное, так что они сразу определили: пропал Никишка, а вместе с ним – мешок с Проглотом и Калабашкой. – Вот дурень, вот дурень! – завозмущался Евсей Карпович. – Нет, это мы – дурни! Должны были догадаться, что в такую ночь эти подлецы где-то спят! – возразил Трифон Орентьевич. – А ему, Никишке, подвига захотелось! – Ну, устрою я ему подвиг! Долго почесываться будет! И тут началась ссора. Обе домовихи не желали отпускать Евсея Карповича и Трифона Орентьевича на поиски Никишки. – Да пропади он пропадом! Подхватит тебя ветром, да и в озеро, – что я одна с деточками делать буду?! – кричала перепуганная Маланья Гавриловна. – И куда тебя, старого дурака, несет? Не слышишь, как воет? – возмущалась Матрена Даниловна, от беспокойства забывшая о всякой благопристойности. – У нас же веревка есть! – воскликнул Трифон Орентьевич. – Будем держаться все за веревку – никуда нас не сдует! Веревку они, естественно, тоже стащили. Это был тонкий белый шнур, которым перевязывают ящики и картонные коробки. Кончилось тем, что на поиски Никишки пошли все вместе, обвязавшись поперек пуза шнуром и составив целую связку, причем малышей Маланья Гавриловна взяла с собой. Порывы ветра были такие, что домовые еле успели увернуться от летевшего на них листа фанеры. А Никишка с мешком уже был у подножия причальной мачты. Он еще раньше приметил – бетонный круг толщиной в метр лег не на безупречно ровную землю, кое-где чернели щели, в которые не так трудно протиснуться. Надо полагать, под кругом были и ямины, где можно выпрямиться во весь рост. Лучшего места, чтобы оттуда отправиться вредить, гремлины и нарочно бы не придумали. Докладывать о щелях старшим он не стал. У него был свой план. Никишку страшно угнетало, что он все еще Никишка, а не Никита Афанасьевич. Нужно было решительным поступком доказать свое право на отчество. И вот он потихоньку решил подкараулить вредителей в одиночку. Если бы он знал о Проглоте с Калабашкой чуть побольше – то и действовал бы разумнее. Но он видел Проглота лишь раз, как именно он лишает живое существо силы – знал только по рассказам. И ему показалось, что Проглот может справиться сразу с шестью гремлинами. Лезть в черную щель Никишка все же побоялся. Он пристроился в круглой и довольно глубокой ямке, покрепче обнял мешок и стал внимательно слушать. Ему повезло – он уловил английскую речь. Но Трифон Орентьевич уже мог объясняться на этом языке, Евсей Карпович тоже знал немало слов – тех, что появляются на экране планшета. Никишка, трудясь автомобильным, знал только одно словечко, употребляемое хозяином, когда что-то шло не так: «Буллшит!» Так что он понял одно: гремлины действительно под причальной мачтой. Судя по тому, как невнятно доносятся голоса, – очень глубоко забрались. Никишка понял, что и они испугались сильного ветра, и затосковал: лезть в их логово опасно, а наружу они не сунутся, так что зря был выкраден мешок с Проглотом и Калабашкой. Он уж совсем было собрался уходить, нести повинную голову к Трифону Орентьевичу, но голоса стали разборчивее. А вскоре из-под бетонной плиты выбрался гремлин в зеленых штанах. У него была свернутая в кольцо веревка, и он, скорчившись, стал обвязывать довольно крупную железку с дырками и всякими загибами. Следом вышел другой гремлин, они вдвоем подняли эту железку и, изловчившись, забросили ее на плиту. Она соскользнула и шлепнулась наземь. Вышел третий гремлин, и втроем им удалось закинуть железку так, что она зацепилась, а веревочный хвост повис. Никишка понял, что вредители собрались штурмовать причальную мачту. Ночью, в бурю! Однажды он чуть не свалился с набережной в реку вместе с автомобилем, где служил. Хозяин, выйдя за минутку, оставил дверь открытой, и автомобиль отчего-то сам покатился вниз. Хорошо – рядом случился спортивный парень, который догнал машину и сумел поставить ее на ручной тормоз. Поэтому Никишка сообразил, что затеяли гремлины. Если отцепить «Варяга» от причальной мачты, его же невесть куда унесет! А пока порывистый ветер угоняет дирижабль, внутри можно прилично напакостить! Но сообразил он не сразу, а когда гремлины уже вскарабкались на бетонную плиту. Времени бежать за старшими не осталось, и Никишка, закинув за спину мешок и придерживая его зубами, тоже полез по веревочному хвосту. Мачта была высока, и посреди нее шла прозрачная труба с кабинкой лифта. В лифт гремлины не полезли – знали, что первым делом его поломают. А полезли они по лестницам. И, видать, были хорошо к таким восхождениям подготовлены – так и скакали по ступенькам. А вот Никишка, одолев три пролета, запыхался, растерялся и впал в отчаяние. Тут снизу донесся пронзительный крысиный визг. Это было спрессованные слова: – Ты, негодяй, дармоед, бездельник, куда подевался?! – Я на мачте, догоняю вредителей! – писком же ответил Никишка. – Они лезут к «Варягу», помогите, выручайте, я один не справлюсь! – Ты как туда, обормот и бездельник, забрался?! – Поищите – там веревка свисает, по ней! – Раскудрить тебя по-всякому, кувырком по кочкам! Обругав Никишку, Евсей Карпович сказал: – Ну, что, придется лезть. Коли что, Матрена Даниловна, не поминай лихом. – Ты, Маланья Гавриловна, в жилище возвращайся. Коли что… ну, маленьких береги… – Трифон Орентьевич хотел сказать ласковое слово, но как-то оно на ум не пришло, да и не принято при посторонних жену ласковыми словами быловать. – Я тебя, Трифон Орентьевич, не брошу. Маленьких пусть Матрена Даниловна, коли что, к твоему деду доставит… Ахти мне, куда они подевались?! – воскликнула Маланья Гавриловна. Арсюшка с Гордейкой уже понимали крысиный визг. Ни словечка не сказав старшим, они бесшумно понеслись искать веревочный хвост. Когда и старшие его отыскали, домовята уже были на бетонной плите. Боясь заслуженного нагоняя, они побежали к одной из двух лестниц, что вели наверх. Легонькие домовята поднимались дружно и споро: один подсаживал братца, другой забирался на ступеньку и втаскивал братца. Старшие тоже быстро наловчились подсоблять друг дружке. Но они поднимались не по той же лестнице, что Никишка, и добрались до башни, венчающей мачту, быстрее. – Вы зачем сюда полезли? – строго спросил сыновей Трифон Орентьевич. – Гремлинов бить! – Немедленно вниз! Нашли себе игрушку – гремлинов! Я кому сказал? – Батя, батя! Гляди! Гремлины уже лезли к «Варягу» по гайдропу. Первый, цепляясь за обшивку, спустился к гондоле и умелыми лапами сломал замок двери. Один за другим гремлины проникли в гондолу. – Там их и придется брать, – сказал Евсей Карпович и взвизгнул: – Никишка, крысий сын, ты куда запропал? Никишка, уже почти при последнем издыхании, одолел сто семьдесят пятую по счету ступеньку, сделал несколько шагов – и рухнул. – Мешок давай! – велел Трифон Орентьевич. – Я с вами… – прошептал Никишка. Гайдроп был не слишком длинный – нос «Варяга» почти утыкался в башню. Но вот расстояние до двери гондолы уже внушало ужас. Очень не хотелось лететь вниз с такой высоты. Порывом ветра приподняло Гордейку и чуть не унесло, да Матрена Даниловна вовремя схватила за шиворот. Арсюшка из любопытства сделал лишний шаг – и следующий порыв подхватил его. Старшие и ахнуть не успели, как он уже висел на гайдропе, вцепившись всеми четырьмя и только что не зубами. – Ползи сюда! Сюда ползи! – крикнули ему. Но домовенок, ошалев от страха, пополз к оболочке дирижабля. Делать нечего – Трифон Орентьевич полез за сыном, Евсей Карпович – следом, а Матрена Даниловна, видя, как дело оборачивается, посадила Гордейку себе на спину и велела держаться что есть сил. Она была и покрупнее, и посильнее совсем молоденькой, по меркам домовых, Маланьи Гавриловны. Хорошо, что домовые были в связке, иначе бы не добрались до гондолы. Последним туда ввалился Никишка. И тут же гайдроп, отделившись от носа «Варяга», полетел вниз. Гремлины уже хозяйничали на пульте управления, уже выдергивали тумблеры. Ощутив, что ветер подхватил и развернул дирижабль, они расхохотались. Присутствие домовых их не испугало. Ну, что такое домовой против крепкого и хорошо подготовленного к разрушительным действиям гремлина. – Трифон Орентьевич, выпускай Проглота! – крикнул Евсей Карпович. – Пока они в пульт не залезли! Призрачный Проглот с Калабашкой выплыл из мешка. Он был достаточно голоден, чтобы сразу приступить к трапезе. Выпустив серебряные струнки, пока еще не слишком длинные, он поплыл к ближайшему гремлину. Вредители, прекратив шкодить, уставились на него с недоумением и, возможно, страхом. Проглот приблизился к ближнему гремлину и резко вонзил в него свои струны. Гремлин забился, как будто его душили, и рухнул. Домовые закричали от радости. Струн вдруг оказалось много, и они были – как серебряная бахрома, свисавшая с Проглота, который вместе с Калабашкой завис над гремлином и вовсю кормился. И тут появился Олд Расти. Трифон Орентьевич ахнул – сам же он много лет назад рассказывал гремлину, что струны можно порвать. Кто ж знал, что так все обернется? – Олд Расти! – крикнул он. – Итс ми! Кам ту ми! Ю воз май френд! Да что только вспоминать о давнем приятельстве, когда гремлин преобразился! Те, что отыскали его, изгнали из его памяти все доброе, связанное с домовыми, а как – неведомо. Он мог ответить на слова Трифона Орентьевича только злобным рыком. С лап Олд Расти слетели искры и прожгли серебряную бахрому. Проглот задергался, отцепился от своей жертвы, подхватил Калабашку и вместе с ним нырнул в мешок. Домовые остались безоружны перед опасным врагом. Гремлины знали, что домовые ничего им сделать не могут. Они весело скакали, просачиваясь в пульт управления, вылезая оттуда и время от времени вскрикивая: «Йеззз!» Дверь гондолы была открыта, ветер задувал в узкое помещение, и домовые спрятались под койку. – Куда мы летим? Как бы понять… – прошептал Евсей Карпович. Никишка быстро перебежал к двери и выглянул. – Мы над озером! – Назад! Вывалишься – костей не соберешь! – приказал Трифон Орентьевич. – Глянь-ка! Все они куда-то подевались… – В моторный отсек, что ли, полезли? – предположил Евсей Карпович. Обе домовихи, позабыв ссору, жались друг к дружке и крепко держали маленьких. – Что-то снаружи скребет! – крикнул Никишка. – И не снаружи, а вот тут! – возразила Матрена Даниловна, указав на потолок гондолы. – Батюшки-светы, что эти поганцы затеяли? – Они хотят утопить «Варяга» в озере! – догадался Евсей Карпович. Домовихи ахнули. – Как? Даже если сядет брюхом на озеро – останется на плаву, – возразил Трифон Орентьевич. – Если сумеют выпустить из оболочки газ и впустить туда воду – пойдет ко дну. – Вместе с ними?! – Трифон Орентьевич, они – смертники. Понимаешь? Потому у них такие глаза пустые. Их послали на смерть – чтобы погибли вместе с дирижаблем. – Да что ты такое говоришь?! – закричала Матрена Даниловна. – А мы-то как же? – Они не смертники. Они, видно, знают, как выплыть. Подумай сам, Евсей Карпович, в гондоле должны быть какие-то средства на случай аварии. – Первой гондола в воду войдет, а они будут снаружи, понимаешь? – Ахти мне, деточки мои! – заголосила Маланья Гавриловна. – Цыц! – прикрикнул Трифон Орентьевич. – Если у пилотов есть средство, чтобы в воде спастись, то оно где-то здесь! Нужно все обшарить! Живо! Никишка, Матрена Даниловна! Во все углы, во все щели лезьте! Евсей Карпович немного обиделся, что в решительную минуту командовать стал не он, а Трифон Орентьевич, который и моложе, и знает куда меньше. Но тоже стал искать. А тем временем небосвод малость посветлел. Близилось утро. Долго бы промучились испуганные домовые, но появились гремлины. Как-то сделали вверху дырку и соскочили в гондолу, все шестеро. Тут-то и выяснилось, как они собрались спасаться. Под креслами пилотов были надувные жилеты, о чем домовые никак знать не могли. Надувались они сами, а как – даже Евсей Карпович не знал. Один такой жилет мог прекрасно выдержать троих гремлинов. – Надо отнять у них эти штуки, иначе погибнем, – сказал Трифон Орентьевич. – Где мешок? Проглота вытряхнули из мешка, он опять поплыл по воздуху к гремлинам, но на сей раз домовые уже знали, какие возможны сюрпризы. Они втроем кинулись в драку, чтобы дать Проглоту возможность спокойно запустить струны хоть в одного гремлина и выпить его силу целиком. Началось побоище, в котором случайная искра повредила один из жилетов. Жилет сдулся. Обе домовихи следили за сражением, прижимая к себе Арсюшку и Гордейку. Но Матрена Даниловна при этом озиралась в поисках чего-то увесистого. Она была домовиха матерая, могла бы и с ручкой от старой мясорубки управиться. – Ну-ка, залезем повыше, – сказала она Маланье Гавриловне. – Мало ли что… Они забрались на койку, и тут Матрене Даниловне повезло – она вытащила из-под плоской подушки железное неведомо что с маленьким экраном, кнопками сбоку и с петлей, в которую был продет кожаный шнурок – такой, чтобы эту штуку носить на кисти мужской руки. – Ага… – сказала Матрена Даниловна и ахнула – гремлины повалили наземь Евсея Карповича и били его задними лапами. Тут же рухнул, получив подсечку, и Трифон Орентьевич. Никишка, кинувшийся на помощь Евсею Карповичу, от крепкого удара полетел кувырком. Они пытались встать и обороняться, но плохо получалось. Дикая ярость охватила Матрену Даниловну. Она соскочила вниз и, раскручивая над головой железную штуковину, пошла одна на шестерых гремлинов. Один, правда, был чуть живой – Проглот пообедал. Но остальные пятеро – готовы к бою. Однако не знали гремлины, что такое ярость домовихи. Подозревали, что дело неладно, и даже отступили на несколько шагов, но скорее от удивления. Матрена Даниловна пошла на них, и вдруг поняла, что нужно сделать, и собралась с силами и громко, что было духу, закричала: – Пошли вон!