и Мюллер упрекнул нас, что мы виноваты в том, что были обстреляны его люди. Мы, бывший кавалерист и бывший офицер связи, знали, что будет так, как должно быть.

Позиции 2-го батальона 262-й пехотной дивизии были отлично оборудованы, обеспечивали как укрытие для личного состава, так и лучшие условия для обороны. 11 июня я вручил военнослужащим 1-го и 2-го батальонов 462-го полка награды за действия в обороне и наступлении: 4 Железных креста 1-й степени и 30 Железных крестов 2-й степени. За обедом у майора Фейгеле стол накрывала красивая молодая русская, учительница, говорившая по-немецки. Тут меня осенило. 11 июня у одного убитого русского офицера обнаружили карту, на которой подробно были указаны все особенности нашего положения, наши командные пункты и батареи. Здесь, через несколько населенных пунктов, проходила передовая линия; вопреки предыдущим приказам в них еще находились жители. Было ясно, что они знают проходы в редкой линии наших окопов, через которые можно было пройти в обе стороны. Я должен был в интересах безопасности наших военнослужащих помешать этому и сделать неприятное для меня дело. Мое предположение оказалось верным. Как только мы эвакуировали все население из 5-километровой прифронтовой полосы в Орел, с той стороны передовой линии появились люди, искавшие контакта с жителями опустевших деревень. Они тоже проследовали за всеми в Орел. У меня с командиром полка был разговор, который проходил в трезвой обстановке без алкоголя; были только кофе и бутерброды.

В полевом запасном батальоне я посетил учебные курсы для 72 кандидатов в унтер-офицеры, которые успешно вел капитан Элерс. Военнослужащие, полные воодушевления, шли в атаку на воображаемого противника с гранатами. Затем я побывал на самых уязвимых позициях дивизии в месте расположения 2-го и 1-го батальонов 359-го полка в Залегоще. В спокойной обстановке было трудно заставить солдат отрывать окопы. Я направил туда капитана Элерса, чтобы он навел там порядок.

Один раз я посетил тыловые службы дивизии, располагавшиеся частично в Орле на частных квартирах. Это были: ротные мастерские, служба технического обеспечения, полевая почта, хлебопекарни, забойный цех, солдатский клуб.

В 486-м полку военнослужащие имели возможность искупаться в Неручи, ловить в реке рыбу и раков. Дивизионный командный пункт Арское, где мы жили и работали в чистом бревенчатом здании школы, располагался на берегу небольшого озера. Здесь же была сауна, восстанавливающая силы. Фарнбюлер играл в обеденное время со штабной охраной в футбол. Эта команда, составленная из профессиональных футболистов венского клуба «Рапид», редко находила достойного соперника и обычно выигрывала с разгромным счетом.

Перед расставанием с Арским и 262-й пехотной дивизией я получил от моего кузена Бейхеля печальное известие о гибели под Воронежем капитана Экмайера из 24-го танкового корпуса. В Вюрцбурге он был замечательным командиром моей роты, затем он возглавил 38-й батальон связи 2-й танковой дивизии и, наконец, возглавил свой корпус. Он был ранен осколком гранаты и умер от потери крови, поскольку на выдвинутом вперед командном пункте не оказалось врача.

Моя жена взяла на себя тяжелую обязанность сообщить в Вене о смерти мужа его вдове.

Генерал-лейтенант Тейзен вернулся из отпуска с известием, что под его командование переходит 262-я дивизия, возглавить которую предназначалось мне. 6 июля в Орле я доложил командующему 2-й танковой армией генерал-полковнику Шмидту о своем отбытии и хотел у него выяснить, какую должность мне предстояло занять. Мне было поручено организовать учебные курсы для штаб-офицеров при штабе 4-й мотопехотной бригады 4-й танковой дивизии, из которой только что ушел полковник Смило барон фон Люттвитц. Я озаботился поиском подходящей квартиры. Когда я вернулся вечером, оказалось, что меня давно искали. Штаб, получив другое задание, был готов выступить. Под Жиздрой русским удалось глубоко вклиниться в нашу оборону. Теперь там было мое место. Штаб бригады в Орле вместе со взводом связи погрузился в открытые вагоны и отправился через Брянск к небольшой сортировочной станции, находившейся дальше к северу. На вокзале в Брянске на путях стоял взорванный и сгоревший состав с боеприпасами – мало вдохновляющее зрелище.

Прекрасно выспавшийся в вагоне, побрившийся и умытый, теперь я мог исполнять свои новые обязанности. Мы выгрузились в Жиздре, и я доложил о себе командующему 47-м танковым корпусом генералу артиллерии Лемельзену; начальником его штаба был полковник Рейнхард, бывший в академии моим учеником. Я получил приказ принять под свое командование 18-ю танковую дивизию, так как командир мотопехотной бригады полковник Йолассе вместе со своим штабом был задействован в другом месте. Я отправился в дивизию к ее командующему генерал-лейтенанту барону фон Тюнгену, преемнику генерала Неринга, который сформировал дивизию.

Я оставил прекрасно сработавшийся штаб бригады во главе с адъютантом капитаном Виллихом, в качестве моего представителя, на командном пункте «Биркенхоф» 18-й мотопехотной бригады, расположенном в живописной местности, и поехал вместе с сопровождающим к наскоро сформированным частям, которые мне достались от Тюнгена. На месте прорыва держал оборону капитан войск связи Колле с отдельными ротами и временными боевыми формированиями. Самым важным его оружием были несколько самоходноартиллерийских установок, поскольку русские ежедневно переходили в танковые атаки. Местность для наступления была не самая удобная: Колле занимал позиции, примыкавшие к краю леса. Слева от него находился густой лес; здесь начиналось никем не защищенное пространство в 5 км по фронту, тянувшееся до расположения боевой группы мотоциклетного батальона капитана Хейча на левом фланге дивизии.

Когда я прибыл туда в 17 часов, несколько сотен русских, которых разделяло от нас расстояние в 200 – 300 м, поднялись из окопов и пошли в атаку на батальон. Пикирующие бомбардировщики из дивизии подлетели вовремя. Каждая машина, сделав несколько заходов, сбросила бомбы на кучно бежавших русских солдат. Наши бойцы в окопах приветствовали своих товарищей из люфтваффе, которые отбили эту массированную атаку.

Для меня это была ужасающая, но оставляющая глубокое впечатление картина поля битвы современной войны. По дороге я заводил разговоры с зенитчиками, саперами и артиллеристами, с солдатами батальона на левом фланге, которые понесли большие потери. В полночь пришел приказ по бригаде о моем назначении и дальнейших задачах подразделений. В 5 часов утра Колле сообщил о первой дневной атаке. В качестве усиления ему был придан батальон 350-го пехотного полка, который перебросили сюда с Неручи.

К полудню целый русский полк атаковал позиции Колле, атака была отбита в ближнем бою, переходившем в рукопашные схватки. Во второй половине дня я посетил свободное пространство на левом фланге. При эшелонированной обороне он якобы был неуязвим. Как раз это я и хотел увидеть. Обман раскрылся. Круговая оборона простиралась в тыл едва ли до 50 м.