и непрерывного» (V, 4, 229а 3–6), то он, как это и показывает дальнейший текст, имеет в виду основные виды движения (или роды только что упомянутого трехчленного деления). «Действительно, – вопрошает он далее, – каким образом сложится равномерное движение из качественного изменения и перемещения? Ведь они должны подходить друг к другу» (Физика, V, 4, 229а 5–6).

Между движениями различного вида существует неизбежно разрыв, поэтому из их соединения не может получиться единого непрерывного движения. В этом положении общей теории движения мы видим проявление аристотелевского принципа несообщаемости родов и категориальных планов бытия[107]. Онтологический принцип непосредственно «работает» в теории движения, что неудивительно, так как теория движения фактически включена в онтологию.

Проблема сравнения и соединения в единое движение: движений различного вида (или рода) ставится Аристотелем как проблема соизмеримости этих движений. Этой проблеме посвящается полностью четвертая глава VII книги «Физики». В частности, Аристотель анализирует проблему соизмеримости качественного изменения и перемещения. «Качественное изменение и перемещение, – говорит он, – будут равны, когда в одинаковое время одно качественно изменилось, другое переместилось. Следовательно, состояние (πάϑος) будет равно длине, но это невозможно» (VII, 4, 248а 13–15). Из этого рассуждения он делает общий вывод о том, что «не всякое движение сравнимо». Качественное изменение несопоставимо с перемещением в силу качественного различия их оснований: состояние и длина.

Зафиксировав этот вывод, проследим за дальнейшим ходом рассуждений Аристотеля. Препятствием к сравнению вещей и движений является омонимия. Анализ языка, устанавливающий факт омонимии, служит для Аристотеля показателем физической несоизмеримости вещей и движений: «То, что не является просто одноименным (омонимом), все сравнимо» (VII, 248b 6–7). Количество в отличие от качества омонимично по самой своей сути: действительно, разные вещи, разные по роду, называются на языке количества одинаково. Так, например, «“большое количество”, – говорит Аристотель, – есть омоним» (там же, 248b 17).

Это – интересное наблюдение. Развертывая его, мы можем сказать, что качество, напротив, принципиально омонимично, и соответственно этому качественно однородные вещи доступны сравнению. Моделью для решения проблемы сравнения движений выступают соотношения цветов: соизмерение вещей (и движений) требует одного вида в рамках одного рода: нельзя сказать, что красное более окрашено (в нем больше окраски – цвета вообще, выступающего в качестве рода), чем синее, но можно об одном цвете сказать, что он, например, белее (белое – вид), чем другой. Все виды – одинаковы по отношению к общему для них роду и поэтому сравнение и соизмерение в отношении рода – невозможно. Но виды могут различаться в отношении видового же определения (определенные цвета в отношении к белизне).

Далее, Аристотель ставит эту же самую проблему по отношению к различным изменениям одного рода: как можно, в частности, сравнивать различные качественные изменения? Если посмотреть на разные перемещения, то их различия прежде всего задаются формой их траектории: кругом и прямой, например. Аристотель здесь пытается найти унифицирующие абстракции, переводящие конкретное многообразие движений в теоретический план, в котором они будут доступны анализу, сравнению, соизмерению. На этом пути у него возникает масса вопросов: какие различия, существующие в многообразии конкретных движений и выражаемые в обыденном языке, являются существенными в научно-теоретическом плане? Существенно ли, например, то, какими средствами осуществляется перемещение: при помощи ног – хождение, крыльев – летание и т. д.? Или же существенны только математические формы движений?

Еще более сложной оказывается эта проблематика, когда Аристотель от перемещения переходит к качественному изменению. Он прежде всего ставит вопрос о сравнении скоростей качественных изменений. Конечно, можно говорить, что один больной выздоровел быстрее, чем другой, или его выздоровление (как некоторое качественное изменение) произошло с той же самой скоростью. Но как об этом можно надежно и обоснованно говорить, раз равенства здесь нет? «Ведь говорить о равенстве, – подчеркивает Аристотель, – здесь нельзя и количественному равенству соответствует здесь подобие» (Физика, 249b 3–4)[108]. Количественный план рассмотрения здесь недостижим: его заменяет план подобия, сходства. Можно говорить о подобии (сходстве процессов выздоровления) или неподобии (несходстве), но нельзя их оценить в точном количественном выражении. Почему? Потому, говорит Аристотель, что не ясно, что собственно подверглось качественному изменению: субстрат или его состояние? Здесь можно было бы добавить, что сами субстраты и состояния в этой сфере индивидуальны и поэтому доступны скорее оценке в плане подобия, чем в плане точного количественного сравнения.

Поставив эту принципиальную проблему, относящуюся вообще говоря к пониманию самой сущности качественного изменения, Аристотель приходит к выводу, что имеется разнообразие видов качественного изменения. Он говорит, что «нужно установить, сколько имеется видов качественного изменения» (там же, 249b 11–12). Если мы сравниваем качественные изменения одного типа (разные выздоровления, например), то встает проблема определения того, что же именно мы сравниваем: субстраты или состояния или и то и другое? Здесь все зыбко. Можно, правда, принять, что здоровье – одно, а тела, которые выздоравливают, – разные. Аристотель только бегло намечает открывающееся здесь «море» апорий. В частности, он не говорит о том, насколько правомерно отделять состояние от субстрата. В других местах «Физики» он не раз подчеркивает неотделимость свойств от их носителей. Учитывая это, мы видим, что проблема продолжает лавинообразно усложняться. Если же рассмотреть другой случай: один субстрат и разные состояния, которые изменяются, то эта проблема встает с новой силой. Если, например, тело выздоравливает и белеет, то что общего между этими процессами? «Для них нет ничего тождественного, равного или подобного, что производило бы эти виды изменения, – заключает Аристотель, – и качественное изменение не является единым, так же как и перемещения» (Физика, 249b 9–11). Как можно сравнивать побеление и выздоровление? И в чем состоит принцип разбиения качественных изменений на виды?

У Аристотеля здесь явно больше вопросов, чем ответов, хотя он далеко еще не все вопросы, естественно возникающие в таком анализе, ставит эксплицитно. Мы можем сделать такой вывод: понятийный каркас концепции движения и прежде всего концепции качественного изменения находится на апорийном уровне, он только что создается, он еще слишком зыбок, еще не-отделен от поиска, нащупывания эффективных в научном плане абстракции. Более того, что касается качественного изменения, то мы видим, что именно оно ставит наибольшее количество вопросов, что сфера этих изменений дальше от количественного плана, чем сфера перемещений, что механизмы и природа этих процессов глубоко скрыты.

Рассматривая эти трудности, с которыми мы будем сталкиваться и в дальнейшем ходе нашего анализа, можно подумать, что сама концепция качественного изменения, само вычленение такого типа движения является «ошибочным»: настолько велика «плотность» апорий и столь очевидны трудности функционирования этой концепции, когда ставится задача количественного подхода к этим явлениям (оценка скоростей, как в данном случае,