и – шире – сравнение движений вообще). Мы увидим, что перемещение гораздо легче поддается этому подходу и в других отношениях, в частности, потому, что из всех видов движения только оно одно обладает действительной непрерывностью. Однако остается немаловажным фактом то обстоятельство, что Аристотель, сознавая эти трудности понятия качественного изменения, не отбросил его, а сохранил, хотя и поставил в отношение субординации к перемещению. При объяснении этого факта надо учесть, во-первых, что апории перемещения также были хорошо известны Аристотелю, а во-вторых, что концепция качественного изменения как особого вида движения с необходимостью вытекала из его принципиальных метафизических установок, о чем мы уже говорили выше.

Итак, мы видим, что каждый вид движения обладает качественной спецификой, делающей его несводимым к другому виду. Движения разного вида несоизмеримы, они просто не «стыкуются» друг с другом и не могут образовать единого движения. Разбирая вопрос о бесконечности движения во времени, Аристотель замечает: «Если за перемещением следовало бы качественное изменение, за ним рост, а затем возникновение, – в таком виде движение во времени будет всегда продолжаться, но оно не будет одним, так как из них всех не образуется единого движения» (Физика, VI, 10, 241b 14–16).

Но это положение выражает только один план аристотелевского мышления, озабоченного обеспечением автономии различий. Этот план, как мы отметили, выражается прежде всего в принципе несообщаемости родов. Однако Аристотель не останавливается на этом. Утвердив онтологическую значимость многого, он ищет единство в этом многообразии. Итак, с одной стороны, мы констатируем наличие у Аристотеля четко выраженного многообразия самостоятельных и независимых друг от друга и несводимых друг к другу видов движения, а с другой стороны, эти движения тем не менее приводятся к единству. Онтология задает модель решения проблемы единого и многого, которая действует и в теории познания («Вторая аналитика») и в теории движения («Физика»). Существо этой модели – в понятии отношения (πρός τι): «О сущем говорится, правда, в различных значениях, – подчеркивает Аристотель, – но всегда по отношению к чему-то одному, к одному естеству и не из-за одинакового имени, а так, как все здоровое, например, относится к здоровью – или потому, что сохраняет его, или потому, что содействует ему, или потому, что оно признак его, или же по тому, что способно воспринять его» (Метафизика, IV, 2, 1003а 33–1003b 1).

Эту схему решения проблемы единого и многого, дающую способ их сочетания, Аристотель вырабатывает, преодолевая такую антиномию: с одной стороны, господство единого, т. е. наличие одного рода для всего сущего (в плане соотношения языка и бытия это случай чистой синонимии: все выражения сущего имеют одно и то же значение – единое бытие), с другой стороны, господство многого, т. е. чистая дисперсия сущего, причем единое существует только лишь как единое по имени, но не по бытию (в плане соотношения языка и бытия это соответствует омонимии: слово одно, а сущности, им высказываемые, совершенно разные). Исторически эта антиномия задается в оппозиции элеатов и софистов. Оригинальное преодоление этой антиномии Аристотелем состоит в имплицитном введении понятия объективной омонимии[109], снимающей как субъективизм омонимии софистического толка, так и синонимическую онтологию элеатов. Идея этого понятия состоит в том, что различные вещи или вообще онтологические различия относятся к одному бытийному пределу, к одной их объединяющей сущности, причем это отношение не является родо-видовым. Так, в плане теории категорий мы видим, что единство многообразных «родов сущего» (категорий) основывается на их отношении к первой категории – сущности. Эта схема, по-видимому, действует и в теории движения в учении о классификации движений, в представлениях об их связи. Роль «первой категории» здесь выполняет «первое движение» – перемещение.

Сопоставление качественного изменения с перемещением проводится Аристотелем в разных отношениях. В IV книге «Физики» разбирается вопрос о равномерности движений и, шире, проблема их соизмеримости, меры для оценки движений. Прежде всего, подчеркивает Аристотель, для разных движений, «заканчивающихся вместе, время одно и то же, хотя одно может быть скорее, другое медленнее, одно – перемещение, другое – качественное изменение» (Физика, IV, 14 223b 5–7). Время есть «число движения» (там же, 219b 1), а число в силу своей омонимичности едино для разных вещей и движений. «Время, – продолжает Аристотель, – конечно, одно и то же и для качественного изменения и для перемещения, если только число одинаково и происходят они совместно» (там же, 223b 7–10). Какое же движение служит мерой для других и для самого времени? Таким движением может быть только равномерное движение по кругу. Прежде всего это потому, аргументирует Аристотель, что «ни качественное изменение, ни рост, ни возникновение не равномерны, а только перемещение» (Физика, 223b 20). Круговое равномерное движение, кроме того, служит мерой потому, что «число его является самым известным». Обратим наше внимание на то, что только перемещение, «первое движение», как называет его Аристотель, может быть равномерным.

Но равномерностью не исчерпывается отличие перемещения от качественного изменения. В VI книге «Физики» Аристотель проводит сравнение между качественным изменением и перемещением в другом отношении. Он исследует вопрос об ограниченности или, точнее, о бесконечности разных движений. В ходе этого анализа оказывается, что и в данном отношении перемещение является исключительным, совершенно особо стоящим видом движения. Казалось бы, что все изменения не могут быть бесконечными в силу принципа конкретности изменений, в силу ограниченности их направленности. «Ни одно изменение не является бесконечным, – рассуждает Аристотель, – так как всякое изменение идет из чего-нибудь во что-нибудь как изменение по противоречию (т. е. возникновение и уничтожение), так и по противоположности (другие виды изменений. – В.В.)» (VI, 10, 241а 26–28). Действительно, мы видим, что каждое изменение имеет предел, задаваемый или противоречием или противоположностью. Это справедливо, подчеркивает Аристотель, и для качественного изменения, и для роста и убыли, и для возникновения и уничтожения. «Перемещение же, – говорит он, – не будет так ограничено, так как не всякое перемещение происходит между противоположностями» (там же, 241b 2). Какое же именно перемещение является исключением из общего правила, диктуемого теорией изменения? Это движение по кругу. Верно, оно пространственно ограничено, но зато оно одно может быть бесконечным во времени (там же, 241b 20). Это сильное исключение, так как круговое движение выпадает из общей схемы противоположностей: в круговом движении противоположности совпадают, т. е. взаимно «аннигилируют». В этом движении «низ» и «верх», «левое» и «правое» – совершенно совпадают. Помимо равномерности и бесконечности во времени круговое движение совершенно благодаря своей непрерывности (Физика, VIII, 8, 261b 26). «Круговое движение, – говорит Аристотель, – связывает конец с началом, и оно одно совершенно» (там же, 264b 27).

С особой тщательностью Аристотель разрабатывает проблему единства движений или