— Виепо.

Голос она узнала, но ей требовалось не одно слово, немного больше. И она подождала продолжения.

– ¿Hay alguien alli?[75]Она прервала вызов.

Голос принадлежал Фахардо.

Глория запихала телефон обратно в рюкзак и при этом больно ударилась запястьем о что-то твердое. Она сунула руку под стопку трусов, под три пары свернутых в шарики носков. Да вот оно: пистолет.

У Карлоса был пистолет.

В его рюкзаке.

Она лежала под ним на кровати, а в рюкзаке, на полу, футах в пяти от нее, был спрятан пистолет.

Он сказал ей: «Мы же приехали сюда без оружия».

Но…

У него был пистолет.

Первая мысль: вернуть его в рюкзак. Она словно открыла секрет до того мерзкий, что даже прикосновенность к нему унижала ее.

Если ты вернешь пистолет в рюкзак, подумала она, пистолет у него так-таки и будет. Ну хорошо, тогда разряди его.

А как? Она не знала. Она вообще ничего в пистолетах не смыслила. Этот, похоже, из новых, не револьвер, что-то другое. Автоматический. Или полуавтоматический? Рычажок сбоку — предохранитель, наверное. Как из него обойму-то вынуть?

Ты не знаешь даже, заряжен ли он.

Надо было Реджи послушаться. «Всего один урок, чтобы ты понимала, как им пользоваться; это каждый знать должен, и особенно женщина». А она находила оружие отвратительным, считала, что свободную продажу его следует отменить. И сейчас словно слышала Реджи, произносящего: «Говорил же я тебе, Гиги, говорил, мать твою».

Направив дуло в сторону от себя, Глория осмотрела рукоятку. Она была почти уверена: если пистолет не заряжен, рукоятка у него пустая. А эта нет. Значит, заряжен. Вопрос только в том, осталось ли что-нибудь в обойме.

Глория взвесила пистолет на ладони. Довольно тяжелый, похоже, хоть несколько патронов в нем да осталось. Или пистолеты и сами по себе тяжелы? Сколько весит пуля? И сколько их в обойме? Если в каждой весу две унции, а в обойме их дюжина, получается фунт с половиной. Весит он столько? Нет. Столько не весит. Гораздо меньше. А четверть унции, десять зарядов?

Две с половиной унции.

Нет, невозможно. Четверть унции никакого ущерба причинить не способна.

Да, но пневматический пистолет почти ничего не весит, а глаз из него выбить можно за милую душу. Одной девочке в Холленбеке пальнули в живот из воздушного пистолета, так она умерла от потери крови. Может, четверть унции вес-то как раз и правильный. Но тогда разница получается настолько мизерная, что заряженный пистолет от незаряженного ей так просто не отличить.

Если пуля и вправду весит столько, а число зарядов лежит где-то между…

Это просто смешно.

Хватит догадки строить, сделай уже что-нибудь.

Может, попробовать выстрелить — для проверки, подумала она. И едва не выстрелила.

Еще одна мысль, на обдумывание которой у нее не хватало ни времени, ни ясности головы, была такой: у Карлоса есть пистолет, господи боже, и значит — он соврал. А из этого, с некоторой отрешенностью рассудила Глория, вполне может следовать, что он собирается причинить ей вред, а то и убить. Он, пять минут назад целовавший ее.

И Глория постаралась понять, не дала ли она ему какую-либо причину для этого.

Ты лезла к нему с расспросами. Насчет разговора в уборной. Насчет наших дальнейших действий. Неестественно вела себя в машине.

Фотографию его припрятала. Наверняка он об этом знал.

Конечно, знал.

Хорошо, ладно, какая теперь у тебя задача? Остаться в живых.

Она шагнула к двери, но Карлос уже шел по коридору к номеру.

В постель; пистолет под подушку. Глория постаралась обратиться в бревно, приоткрывшее рот и шумно дышащее. Оружие, жесткое, трубчатое, резало ей щеку даже сквозь подушку, похоже, «в постель» было промахом. Остается надеяться, что выглядит она убедительно — «спящей». И что на эти мгновения в нее вселится дух Хезуса Хулио, хотя никогда прежде он такого не делал.

Дверь открылась.

Он стоит на пороге.

Разглядывает ее.

Не хочет будить.

Или вглядывается в странное положение ее головы?

Прошлепал в дальний конец комнаты. Глория приоткрыла один глаз. Высунулся в окно.

Посмотрел на часы, повернулся; глаз она закрыла.

Карлос, мурлыча «Девушку из Гуантанамо», присел рядом с ней, погладил ее по бедру. Она притворно забормотала, пошевелилась, собрала во рту с чайную ложку слюны, пустила ее струйкой наружу и отодвинулась от его прикосновения.

Услышала, как он хмыкнул.

Карлос снова тронул ее — теперь за руку, нежно.

— Глория, — прошептал он. — Глория.

Большая ошибка?

Может быть, пистолет он для самозащиты носит. Так он ей и скажет?

Она почти поверила бы, если б он ей это сказал, настолько ласковым было его прикосновение.

— Глория.

Он пытается разбудить ее. Конечно, пытается, он же голоден. Так они договорились. Она поспит, он помоется, потом они поедут поедят. Но ему неловко тревожить ее. Глория поняла это по неохоте, с которой он произносил ее имя. Так, теперь теребит пальцами ее ухо:

— Глория.

Она подделала зевок и промычала:

— Ннммм.

— Ты хочешь и дальше спать?

— Ммхммм…

— Мне нужно что-нибудь съесть, — сказал он. — Я возьму машину.

С одной стороны: она сможет избавиться от пистолета. С другой: не сможет уехать.

Он убрал руку.

— Я и тебе поесть привезу ладно?

Глория смотрела из-под век, как Карлос идет к двери. Но он вдруг остановился и поворотил к рюкзаку.

нет нет нет нет нет нет нет нет

Он вынул из рюкзака сотовый.

— Телефон я возьму с собой, вдруг тебе что-нибудь понадобится. Номер сможешь запомнить, если я его назову?

— Ммм.

Удачно, подумала она, — парализовавший ее ужас легко сходил за сонливость.

— Глория? Ты спишь?

— Проснулась.

— Сможешь запомнить мой номер, если я его назову?

— Да…

Карлос дважды продиктовал ей номер.

— Повтори, чтобы я знал, что ты его знаешь, — попросил он.

Она исполнила эту просьбу.

— Ладно. Скоро увидимся. Уверена, что тебе ничего не нужно?