— Здорово, да? — раз за разом повторяет Эми.

Я окидываю взглядом задний двор: взрослые наблюдают за игрой, повсюду грязные тарелки и оберточная бумага; сидящие рядами дебилоиды изображают авиарейс, мать следит из дома, прижавшись носом к окну, а у меня нет слов.

— Здорово, да? — гнет свое Эми.

— Мм… Да, еще как.

Сейчас четверть пятого; даунов осталось всего трое. Эми хлопочет на кухне. Ларри с Дженис ушли потрепаться на веранду. Эллен мечется с фотокамерой — увековечивает торжество. Снимает всех, кто оказался слева от меня, потом тех, кто оказался справа. А меня — ни разу. Я помалкиваю: делаю вид, что мне по барабану.

Захожу в ванную нижнего этажа и роюсь в аптечке: ищу пластырь. Нахожу заветную коробочку, выбираю нужный размер. Сонни, самый великовозрастный дебилоид, упал на асфальт и оцарапал костяшку пальца; меня призвали для оказания первой помощи.

Только я закончил манипуляции с пластырем, как Эми говорит:

— Слушай, дети почему-то раньше времени ушли.

— Ага, — говорю.

— Но праздник ведь неплохой был, верно?

Завожу длинную тираду — или как там это называется — про невероятный успех праздника и про большую, просто огромную радость, доставленную деткам. А если они разошлись на час раньше, чем планировалось, то вовсе не потому, что им было скучно.

— Эми, — говорю, — детки получили слишком много удовольствий. Они чуть не лопнули. Вот и поспешили разойтись по домам, чтобы окунуться в свое убогое существование. Избыток удовольствий — это болезненно.

Я, конечно, не великий знаток избыточных удовольствий.

Оставшаяся троица вопит: «Гилберт, Гилберт», волей-неволей иду к ним. У меня разработана блестящая схема: чтобы попрыгать на батуте, мы занимаем очередь. Один подход дает право на пятнадцать прыжков, а потом будь любезен уступить место следующему. Мой авторитет непререкаем: я среди них единственный, кто умеет считать.

— Гилберт, Эми зовет тебя на кухню. — Это сообщение передает мне Эллен, не выпуская из рук фотоаппарат.

Едва удержался, чтобы не попросить: «Щелкни меня тоже». Но вместо этого объявляю деткам перерыв.

Через дверь черного хода сломя голову бегу на кухню, потому что дауны подгоняют меня дружным трио: «Давай скорей, давай скорей».

— Как батут-то пригодился, — говорю я Эми, а сам еле перевожу дух, чувствую, что нос и шея обгорели на солнцепеке.

— Я рада. — Эми уже складывает использованную пластиковую посуду в мешки для мусора. — Гилберт. Мужайся.

— Говори, я готов. — Шутки ради вцепляюсь в оранжевую столешницу.

— Я серьезно. Должна тебе кое-что сообщить.

— Ты будешь говорить или нет?

— Буду. — Эми напустила на себя суровый вид.

— Кто-то умер?

— Нет. Гилберт?

Призрачная затяжная пауза начинает меня тревожить. До белизны пальцев впиваюсь в края столешницы.

— Этого хочет Арни, сегодня его день, и мы должны уступать, так что ужинать мы пойдем… все вместе… а потому твое присутствие необходимо и желательно, спасибо тебе, любимый брат. — И порывается чмокнуть меня в щеку.

— Нет, — говорю я. — Никогда.

Из гостиной меня окликает мама: она уже некоторое время обсуждает с матерью Сонни какие-то проблемы — из тех, что волнуют мать каждого дебилоида. Мне она кричит:

— Выслушай матушку Сонни.

Матушка Сонни просовывает голову в кухонную дверь; зубные протезы у нее держатся плоховато, поэтому она ограничивается простейшими фразами:

— Мы с Сонни ходили в «Барн». Вчера. На бранч.

На бранч? Да она издевается.

Матушка Сонни облизывает губы; хрупкими ручонками взбивает голубые кудельки.

— Доложу тебе, Гилберт. — Мое имя она произносит с трепетом. — Лучше этих бургеров я не едала. Нигде.

— Слышал? — кричит мне мама. — Лучше этих бургеров нет нигде.

— И еще, — продолжает матушка Сонни, — ты не смотри, что я такая худышка: качественный бургер узнаю с первого укуса. Там бургеры — слово даю — вкуснейшие.

Эми взглядом показывает, что выбора у меня нет.

Крики дебилоидов «Скорей, скорей» поднялись до визга. Эллен исподтишка щелкает старшую сестру на фоне моего затылка. Вспышка слепит Эми; отодвинув Эллен в сторону, выхожу во двор.

Завидев меня, умственно отсталые с радостными воплями требуют определить, чья сейчас очередь.

Отстранив Рикки и Рику — ту самую, с бугристой головой, — я объявляю:

— Сейчас моя очередь.

И начинаю прыгать.

Взлетаю так высоко, что детки даже забывают жаловаться. Их восхищает высота, на которую способен подняться Гилберт Грейп. От благоговения у каждого отвисла челюсть.

Вытирая руки о джинсы, Эми стоит возле фуршетного стола. Она трясет головой и что-то произносит одними губами. Мои прыжки замедляются; приземляюсь на колени, меня еще несколько раз подкидывает вверх, и тогда я кричу Эми: «Что-что?» Ее губы повторяют все те же два слова. «Бургер». «Барн». Она тычет пальцем в мою сторону. И кивает — уверенная в своей победе.

«Нову» ведет Эми. На заднем сиденье развалился Арни, который беспрестанно подпрыгивает. Ларри сидит за рулем своего лимузина. Посередке — Эллен. Дженис — справа. Высунула из окна руку с коричневой сигаретой. Мама продиктовала Эми свой заказ и осталась дома. Мы привезем ей все угощения, по списку.

А сзади ползу я в своем пикапе.

По дороге они все три раза попадают на зеленый. Я до предела сбрасываю скорость, чтобы остановиться на светофоре у заправки Дейва Аллена. Дейв проверяет уровень масла в чьем-то «плимуте». Заметив меня, не то машет, не то отмахивается. Перевожу взгляд в другую сторону и жду, когда загорится зеленый.

На поиск парковочного места возле «Бургер-барна» ушло не более минуты. Наши уже в зале. Там яблоку негде упасть; у меня забрезжила надежда, что нам, Грейпам, будет не разместиться за одним столом и придется ехать в другое место, желательно домой.

Вхожу в дверь, стилизованную под деревянные распашные створки из вестернов, типа сериала «Дымок из ствола»: вваливаешься в салун, а дверка за тобой сама захлопывается. Но только в этот зал так просто не ввалишься и створки тебя пониже спины не хлопнут; на кого, спрашивается, рассчитан этот фальшак в «Бургер-барне»?

Вглядываюсь в семьи с детишками, которые кучкуются внутри. Пробираясь через всю эту кучу семей с детьми, родных пока не нахожу. Зато в дальнем конце зала вижу Такера ван Дейка в синих брюках из полиэстера и оранжево-синей рубашке. Замечаю надпись крупными буквами у него на бейдже: «Ассистент администратора». Такер поднимает кверху большой палец и кивком показывает куда-то направо. Держу курс на Такера. В зале невообразимый шум: все что-то заказывают и жуют; чем ближе я подхожу, тем шире его улыбка.