росших по их берегам; такие потоки представлялись финским лесным охотникам и собирателям ягод и грибов «черными», «темными» – по-фински musta, muskea; свойственное тюркским языкам тяготение к ударению на последнем слоге оказало тут свое влияние и таким образом довершило организацию слова Москва – «черная, темная (река)». Названия рек: «Мста» в Новгородской области и «Пскова» во Псковской тоже представляют собою необходимые параллели для доказательства; вывод подкрепляется наличием переводных обозначений, говорящих об одном и том же: Кара Су на Кавказе, Черная речка в восставшем «из тьмы лесов» Санкт-Петербурге.

Когда же лесная река была широкой, она словно раздвигала берега, в ее воды гляделось бледное северное небо. Водный простор казался «белым», по-фински valkea, так образовалось имя Волга. Его параллели: Волхов (из «Волхова», то есть valkea-va – «белая вода»), Влтава, Пулково, Полтава, Молога. Но если широкий водный простор называли «белым» и это слово кровно связано с финским valkea, то нетрудно понять почему слова «большой», «великий» имеют в своей основе те же согласные Б(В)-Л-К. После сказанного становится ясным происхождение названий «река Белая», «река Великая», «Белое море», «Балтийское море» (balts по-латышски «белый»). Небезынтересно, что у арабов Средиземное море называется аль-бахр аль-абъяд аль-мутавассит – «Белое Срединное море».

Если вспомнить о еще одном обозначении понятия «белый» – тюркском ака (точнее, это значит «выбеленный, забеленный»), то откроется происхождение названия Ока (при учете среднерусского «оканья» – сравнить «отец» из тюркского ата, «Толстой» из «толстый»).

Для Оки – притока Волги – существуют две тоже тюркоязычные параллели: река Ока в Восточных Саянах и река Ангара, вытекающая из Байкала. Последнее наименование (ангара) при исследовании распадается на две части: Анга-ра. В первой появление носового звука объясняется обычной неустойчивостью «н». Озвончение ака в виде анга, как и «напряженность» этого слова, приведшая к появлению «н» в его составе, объясняется влиянием последующего взрывного «р» в слове «-ра». Это озвончение оказалось настолько сильным, что даже в 1920-х годах столицу Турции именовали «Ангора» (сравнить сохранившееся название «ангорская кошка»). Утвердившееся теперь название «Анкара» отражает более раннюю чистую тюркскую форму.

Что касается слова «-ра», то в нем ясно видно персидское рах – «путь». Иранские купцы бывали частыми «торговыми гостями» в древней и средневековой Руси, посещали они и Сибирь, скупая у местных охотников драгоценные меха. Из персидского происходит и название Обь (из перс. аб – «вода»). Но если слово, давшее имя великой сибирской реке, имело все же ограниченное распространение, то его брат по языку, рах в виде «-ра», весьма деятельно участвует в формировании словаря географических имен также к западу от Уральского хребта. Здесь иранское слово рах встречается с финскими и образует с ними устойчивые сочетания: Кашира (ка(к)си ра(х) — «два (торговых) пути» (фин. kaksi – «два» + перс. рах – «путь»); Вишера (ви(и)си ра(х) — «пять путей» (фин. viisi – «пять» + перс. рах); Мещера (метса рах – «лесной путь» (фин. metsä – «лес» + перс. рах) и т. п. Таким образом, Ангара (анка-ра) может быть переведено как «большой (широкий) путь».

Использование рек, особенно крупных, для торгового судоходства даже в пору натурального обмена четко проглядывает в стародавних названиях Волги у восточных народов – «Ра» и «Итиль»: в первом нетрудно узнать все то же персидское рах – «путь»; во втором за вычетом древнего определенного члена «т» (этот звук доныне присутствует в разноязычных усложнившихся показателях определенности), сохранившегося, например, в начале слов «Терек», «Атлантида», остающееся «-иль» представляет собою тюркское обозначение понятия «путь».

В наименованиях рек рассматриваемого сейчас географического круга финское влияние сосуществует с иранским не всегда. Первое раздельно представлено в западном Приуралье, где типичное окончание речных имен «-ва» (сравнить «Нева») воспроизводит финское vesi – «вода». Иранское влияние раздельно действует на юге: здесь четыре большие реки одинаково обязаны своими названиями осетинскому дон – «река» (Дон, Дне-пр, Дне-стр, Дун-ай, сравнить имена некоторых меньших рек: Цна, Шек-сна, Дре-тунь, Се-тунь).

Если вспомнить об упоминавшемся выше чередовании «д» и «г» (сравнить русские «ангел» и (народное) «ангдел», «для» и (народное) «гля»), то станет очевидной связь иранского, в данном случае уже осетинского, «дон» с проходящим по Сибири именем «ган» («кан») в названиях ряда рек (Аган, Васюган, Большой Юган, Кан); распространение этого слова завершается в северной Корее, где название реки Тэдонган является крайним восточным показателем и любопытно, быть может, не только своей географической удаленностью от первоисточника, но и в более глубоком смысле.

Если имя реки Каи в Красноярском крае располагается на пути движения осетинского слова дон на восток, то столь же короткое «Зея», запечатлевшее себя кроме чистой формы также в названиях Енисея, Бирюсы и «златокипящей Мангазеи», восстанавливает в нашей памяти еще одну среду, где рождались географические наименования. Она уже представала в примерах Оки и Ангары, теперь же остается сказать, что в образе частных видоизменений «Зея», «-сей», «-са», «-зея» очерчивается еще одно тюркское слово – су, означающее «вода». Небезынтересно и тюркское наименование ленг (турецкое lenk) – «неровный, хромой, кривой», данное, вероятно, из-за множества поворотов русла; русские переосмыслили его в «Лена».

В древности поселения обычно строились на берегах крупных либо мелких потоков, в крайнем случае – у источников. По рекам отправлялись в торговые походы, одновременно водное полотно приобрело оборонительное значение. Достаточно показательны такие свидетельства, как совет арабскому халифу VIII века Мансуру строить Багдад именно на берегу Тигра, ибо по реке в столицу смогут придти товары, а враг переправится через нее не сможет; или наличие одинаковых словообразующих согласных в грузинских словах цхсти (цка-ли) — «вода» и цихе – «крепость». Если перейти к России, то и здесь пример упоминавшихся Москвы и Пскова, опоясавших себя с двух сторон реками, показателен. Рядом с ними встают Новгород на Волхове, Ярославль на Волге, Киев на Днепре и многие другие города-крепости. Любопытно, что старое русское обозначение для забора – «тын» – прямо восходит к осетинскому дон – «река».

Киев, «мать городов русских». Известно, что возникновение Киева заключено в границах V–VI веков новой эры и связывается с именами трех братьев – Кия, Щека и Хорива. Однако эти имена больше никогда не встречаются, они не вошли в употребление народом, и отсюда начинается сомнение. Существует точка зрения, что спутники Рюрика Синеус и Трувор – не люди, а скандинавские обозначения понятий «свой дом» и «верная дружина», с которыми Рюрик и пришел в Россию. Представляется, что имена Кий, Щек и Хорив имеют ту же логику. За южной границей русских земель жили иранские племена, и возможно, что город на Днепре был основан именно иранцами либо же русскими данниками персидского самодержца. Именно в это время в Иране правил царь из сасанидской династии Кеянидов шах Кей Хосров (531–579), его имя и стало в русской передаче «Кий-Щек-Хорив», то есть Кий, Щек и Хорив – не имена трех братьев, а три