на престол Гунтамунд мог быть уверен, что его католические подданные уже не смогут устраивать заговоры вкупе с императором. Он мог проявлять терпимость без большого риска для себя.

Церкви еще раз пришлось решать вопрос об отступниках. Она обошлась с ними сурово: епископам, дьяконам и священникам примирение с Богом разрешалось только на смертном одре, на монахов и лиц светского звания налагалось покаяние сроком на 10 лет, дети отстранялись от какого бы то ни было участия в церковной службе.

Тразамунд. Тразамунд даже по признанию своих противников отличался не только необычайной красотой, но и большой культурой и редким величием души. Как и другие, он был арианином и сильно привязан к своей вере. По свидетельству Прокопия, он старался привлечь католиков почестями, богатствами, чинами и «впадшим случайно или умышленно в какое-либо тяжкое преступление» он предлагал безнаказанность как награду за перемену исповедания.

И все же этот либеральный властитель оставил в силе запрещение замещать должности умерших епископов. Католики не посчитались с его приказами, и он выслал, правда, не прибегая к физическим насилиям, 120 епископов из 400, в числе которых находились Евгений Карфагенский, умерший в 505 году в галльском городе Альби, и Фульгенций, епископ Руспинский из Бизацены, который вместе с другими 60 епископами был отправлен на Сардинию.

Тразамунд славился своей любознательностью. Он часто повторял, что если в чем-нибудь заблуждается, то больше всего — на свете хотел бы быть разубежденным. Он даже призвал ко двору для полемики с ним Фульгенция, который слыл столь выдающимся теоретиком и полемистом, что африканские католики считали его своим идейным руководителем. Руспинский епископ использовал пребывание при дворе прежде всего для того, чтобы ободрить верующих своими проповедями. У короля его выступления и сочинения имели значительно меньший успех. Но если верить биографу Фульгенция, его пропаганда привела к тому, что вандальское духовенство добилось его возвращения на Сардинию, где он жил в ссылке.

Возможно, что его упрекали в установлении своего господства над карфагенской церковью, которое нашло впоследствии подтверждение в восторженных манифестациях по поводу его окончательного возвращения в начале царствования Хильдериха.

Фульгенций приветствовал усилия Тразамунда, направленные на интеллектуальное развитие его подданных. Насколько нам известно, у вандалов не было своей литературы, но склонности монарха вызвали оживление поэтической деятельности римлян, некоторое представление о которой дает нам «Латинская Антология»: небольшие поэмы на различные темы, восхваления вандальских королей или их советников, центоны, составленные из стихов Вергилия, искусные двустишия и замысловатые поэмы, всякого рода «безделицы», навеянные язычеством, подчас эротического содержания, в которых высокого совершенства достиг Луксорий.

Значительно выше этих придворных поэтов и школяров стоит Драконций, писавший вначале небольшие эпические поэмы мифологического содержания в духе «Антологии». Гунтамунд заточил его в тюрьму за восхваление византийского императора, и этот удар судьбы изменил все направление творчества Драконция. Он молил короля о прощении, трогательно описывая свои страдания и обещая воспеть его славу (Satisfactio ad Gimthamundum). Но ни лесть, ни унижения не помогали — он оставался в темнице. Тогда, отчаявшись в милосердии людей, он в трех книгах, состоявших более чем из двух тысяч вдохновенных стихов, вознес хвалу богу. Эти «Laudes Dei», не лишенные прекрасных моментов, пользовались успехом· даже в средние века, и Мильтон черпал в них вдохновение при описании рая.

Тразамунд питал склонность не только к литературе. Он увлекался строительством красивых зданий и украсил наряду с другими городами Карфаген.

Если Тразамунд, по словам Фульгенция, предпочитал покорять души, а не расширять королевство, то, во всяком случае, он зорко следил, чтобы его владения не оказались под чужой властью. Он поддерживал добрососедские отношения с престарелым императором Анастасием (491–518 годы), который мало интересовался Африкой, так как был вынужден бороться с религиозными волнениями и укреплять оборону империи. Положение, однако, изменилось при Юстине (518–527 годы), набожном и упрямом императоре, который быстро примирился с папой и хотел контролировать африканский епископат. А это вновь усилило политическое недоверие короля в отношении католиков, которое при сохранении разрыва могло бы уменьшиться.

Чтобы оградить себя от возможного возобновления враждебных действий императора, Тразамунд заручился поддержкой короля остготов Теодориха, с 493 года правившего Италией. Гунтамунд безуспешно пытался воспользоваться борьбой между Одоакром и Теодорихом, чтобы вновь завладеть Сицилией (491 год). Его же преемник счел для себя более выгодным породниться с королем готов, женившись на его сестре Амалафриде, которая получила в приданое территорию Сицилии вокруг Лилибея и высадилась в Карфагене в сопровождении тысячи готских вельмож и 5 тысяч рабов.

Берберская опасность. У короля были серьезные основания избегать внешнеполитических конфликтов, ибо берберские восстания и без того доставляли ему много хлопот. После смерти Гензериха власть вандалов над племенами беспрестанно ослабевала. Как правильно подметил Э.-Ф. Готье, вандальское завоевание вызвало серьезные потрясения в экономике Нумидии, а следовательно, и в ее социальном строе. Сельскохозяйственный пролетариат, подвергавшийся жесточайшей эксплуатации со стороны землевладельцев и массовому уничтожению со стороны представителей центральной власти, потопивших в крови донатистскую ересь и крестьянские восстания, воспользовался смутами V века, чтобы вновь возобновить борьбу. Он поднялся против своих господ, разрушая их города, экспроприируя их земли и конфискуя их средства производства. Горцы Ореса ринулись на цветущие города равнины и смели их. Тевеста (Тебесса), Тамугади (Тимгад), Багаи (Ксар-Багаи), Ламбезис (Ламбез), обезлюдевшие и разрушенные, превратились в мертвые города. Эта все разрушающая лавина остановилась только у Константины.

Каковы же были политические последствия этих революционных движений? Вследствие обстоятельств, которые нам неизвестны (Э.-Ф. Готье намекает на ведущую к диктатуре анархию), берберский пролетариат Нумидии в конечном итоге объединился в большие оседлые племена во главе с могущественными князьями, которые в следующем веке оказали упорное сопротивление византийским полководцам. Восстание не ограничилось Нумидией. Прокопий сообщает, что мавры овладели Мавританией, где грабили и убивали без разбора и католиков и вандалов. Надпись, найденная около Музайавиля (в 63 км к юго-западу от Алжира), прославляет епископа, который устоял в вере, несмотря на преследования, и умер в 495 году «в борьбе с маврами». В 525 году из всей Цезарейской Мавритании только один епископ — из города Мины (близ Релизана) смог принять участие в карфагенском соборе, а остальных задержала суровая «необходимость войны».

В Мавритании также возникали независимые государства, иногда довольно значительные, где под властью одних и тех же князей жили бок о бок берберы и римляне. Таким представляется нам царство современника Тразамунда Масуны, который в надписи 508 года, найденной в Алтаве (Ламорисьер), назван «царем мавританских племен и римлян», Vex gent (ium) Maur (orum) et Roman (orum). Помимо Алтавы, ему принадлежали еще два города — Кастра Севериана и Сафар. Нам