– Думаешь, мне этого хочется? Нет, но…

У него не было слов. Он думал, что достаточно хорошо знает ее натуру, но даже представить себе не мог, что бывшая жена предложит сдать их общую дочь в детский дом. Одна лишь мысль об этом сводила его с ума. В отчаянии он схватился за голову. И тут у Хеын зазвонил мобильный.

– Минутку… – Она вытерла слезы, достала телефон. Увидав номер, удивленно покачала головой. – Алло!

Голос в трубке казался знакомым. Лицо женщины застыло, потом краешки ее рта подернулись в легкой усмешке. Мёнчжун не мог слышать, что она говорит, но было видно, что ответы ее очень короткие, не длиннее, чем «да», «хорошо» и «понятно».

Закончив разговор, женщина глубоко вздохнула, потом выдохнула, посмотрела на Мёнчжуна и, неестественно улыбнувшись, сказала:

– Мне нужно идти – возникли срочные дела.

– Ладно.

Ему хотелось спросить, кто это звонил, но вместо этого он молча кивнул. Хотя, конечно, было интересно, какие такие дела могут быть более срочными и важными, чем разговор о судьбе их дочери, остающейся одной без родителей.

* * *

Память вернулась к ней полностью. Рохи сидела в углу софы, на которой раньше каждый день сидел ее отец, и отстраненным взглядом смотрела на раскинувшийся перед ней сад. Через него вела дорожка, для которой отец лично подбирал камни. Он говорил, что перед домом, построенным с таким тщанием, нельзя просто кинуть на траву черт знает что. Чхве Чжинтхэ посвятил медицине всю свою жизнь, был человеком науки, и на любые суеверия в их семье было наложено табу. Но – странное дело – когда из камней выкладывали дорожку, он говорил, что по ним в дом придет что-то хорошее. Рохи горьковато улыбнулась этим воспоминаниям. Ведь сейчас по этой дорожке из камней к ним в дом шла эта женщина. Со Хеын.

Тот звонок в комнате свиданий был от нее – Рохи сама ее набрала и предложила встречу: «Ко мне вернулась память. Полностью. И я знаю, кто настоящий убийца, – это вы. Конечно, можно было просто заявить на вас в полицию, но нам есть что обсудить. Сможете ко мне прийти? Если нет, тогда я сама вас навещу, но уже в тюрьме».

Надо отдать должное – слабой неженкой Хеын точно не была. Она не смутилась, не впала в панику, не стала устраивать истерику или изображать невинность, попусту крича «не говори ерунды!» или «где твои доказательства?». Сказала просто: «Поняла».

Рохи заранее открыла для нее ворота и теперь ждала свою гостью. Очень странно было наблюдать, как по дорожке, выложенной ее отцом, идет его убийца. Девочке казалось, что, если с ней снова что-то случится и она вновь потеряет память, эту сцену она не забудет никогда.

Вот открывается входная дверь – стук шагов Хеын слышен уже в коридоре, но Рохи на него не оборачивается.

– Ну ты крута! Я ведь с тобой что угодно сделать могу, не боишься? – с искренним восхищением спросила Хеын, подойдя вплотную к софе.

Рохи жестом показала ей на место рядом с собой.

– У меня есть доказательства, что именно вы совершили убийство. Надеюсь, вы не думаете, что я не предприняла соответствующих мер и не сообщила полиции о том, что позвала вас сюда?

– Какая смышленая девчушка… – Хеын будто бы даже удивилась.

– А пришли вы потому, что хотели услышать, что я вам скажу.

– Да уж как тебя не послушать!

Рохи хмыкнула, подняла с пола коробку и поставила ее на стол – внутри лежали полученные от Санъюна материалы исследований. Увидев их, лицо женщины стало жестким и неподвижным.

– Вы знаете, что это такое?

– Ты хотела – ты и скажи.

– Благодаря им я поняла, что со мной делал отец.

В материалах исследования был подробно отражен ход экспериментов и те изменения, что происходили у подопытных. Ну и ее вернувшиеся воспоминания тоже помогли разобраться. Подопытной значилась Чхве Рохи, то есть она сама. Начиная с трех лет отец регулярно давал ей наркоз и проводил на ней операции. Мать была готова ценой своей жизни защитить дочь, и в конце концов эту цену ей пришлось заплатить.

Рохи спокойно и размеренно открыла последнюю страницу.

– В тот день отец, как всегда, ввел мне анестетик и начал подготовку к экспериментам.

Девочка непроизвольно коснулась руки в районе предплечья. Синяки и следы от игл не были признаками домашнего насилия – они остались от бесчисленных инъекций.

– При экспериментах обязательно ведут журнал исследований – любой ученый это делает. Вот так я и узнала, что отец был убит не в тот же день, когда меня похитили, то есть двадцать первого августа, а накануне – то есть двадцатого.

Девочка показала на дату в журнале. Если б профессор, как считала полиция, действительно был убит 21-го, то в лабораторном журнале осталась бы запись и за это число, но записи обрывались на 20-м.

– Двадцатого августа утром отец, как обычно, повел меня в лабораторию. Всякий раз мать пыталась ему помешать, и всякий раз это заканчивалось конфликтом. Но вот что странно: в тот день я мамы почему-то не видела. Если б я знала, что к тому моменту она уже была мертва… хм, даже не знаю, как бы я поступила… – Рохи вздохнула и пригладила свою стрижку очень недетским жестом. – Когда отец давал мне наркоз, я еще успела услышать, как в дверь кто-то позвонил. Я так понимаю, это были вы, да? Он подумал, что препарат уже подействовал и я вот-вот отключусь, поэтому пошел наверх открывать. Вот только погрузиться в сон я не успела. Предполагаю, что это произошло потому, что скорость ввода анестетика должна постоянно регулироваться в зависимости от состояния пациента, а в тот раз проследить за этим не получилось. Сверху доносился какой-то механический скрежет, но мне было не до этого, поскольку перед глазами все плыло и кружилось, плюс еще и тошнило сильно. Едва держась на ногах, я поднялась на первый этаж.

Рохи, словно чтобы получше вспомнить, наморщила лоб.

– Я видела, как кто-то проткнул моего отца мечом. Поначалу я подумала, что это мужчина, но, когда попятилась назад, убийца обернулся. – Девочка продолжала смотреть строго перед собой в сторону сада. – Это были вы…

Лицо Хеын напряглось, но потом очень быстро снова расслабилось.

– Смотри-ка, и в самом деле память вернулась!

– Я попыталась сбежать, но вы мне помешали. И достали из кармана что-то вроде тряпки или полотенца.

– Это вообще-то для твоего отца предназначалось, но, как видишь, не пригодилось.