вернулся на просторы Ледовитого океана, место, где он совершил свои главные подвиги. Он нашел себе последний приют под чистым небом ледяного царства, и крылья вечности шелестят над его могилой.

Но из бескрайнего белого безмолвия его имя еще сотни лет будет озарять в блеске северного сияния путь норвежского юношества. Мужи, подобные ему мужеством, волей и силой, внушают веру в род людской, в его будущее. Значит, мир еще юн, раз он порождает таких сыновей» {176}.

Эта прекрасная речь никого не могла оставить безучастным. Никто не сомневался в искренности Нансена. Но его слова преследовали и другую цель. Что бы до этого ни говорили об Амундсене, за глаза или в открытую, настало время успокоить скорбь и негодование, которые обуревали норвежский народ, примирить враждующие стороны, построить мост к полярным исследованиям нового времени.

В Италии же предпочли действовать иначе. Муссолини и министр авиации Бальбо были людьми гордыми и чрезвычайно озабоченными вопросами собственной и национальной чести. Многие посчитали экспедицию на «Италии» провальной, хотя позднее немало исследователей опровергло это мнение. Освещение экспедиции в международной прессе итальянская диктатура восприняла как катастрофу. Требовалось срочно найти виновника крушения дирижабля и последовавших за этим скандалов. Нобиле был первым, кто приходил на ум. По непонятным для всех, кто следил за ходом спасательной операции, причинам комиссия по расследованию аварии также подвергла критике действия юного офицера Вильери, который с большим мужеством поддерживал присутствие духа в палаточном лагере, радиста Бьяджи и чешского исследователя Бегоунека после отлета Нобиле. Мариано и Дзаппи, в ходе расследования давшие показания против Нобиле, напротив, получили весьма позитивную оценку и похвалу за свое геройское поведение.

Адольфу Хулю было что сказать в защиту тех, на кого взвалили вину за провал экспедиции. Но, вероятно, толку из этого бы не вышло. Хуль предпочел более прагматичный подход: он сказал, что думал, но явно не все, что думал. Новый директор Института норвежских исследований Шпицбергена и Северного Ледовитого океана конфликтам предпочитал сотрудничество. Он отправился в Рим в качестве дипломата, дабы защитить интересы молодого Норвежского государства с большими амбициями в Арктике.

Даже самая охочая до сенсаций часть норвежской прессы в конце концов устала поносить итальянского, на тот момент уже разжалованного, генерала. Постепенно страсти поутихли, и в газетах стали появляться и обратные мнения. И все же лишь в 2002 году, с выходом книги Стейнара Оса «Трагедия Умберто Нобиле», большинство норвежцев наконец осознало, насколько подлыми и безосновательными были многие обвинения в адрес Умберто Нобиле как начальника экспедиции {177}.

Еще в 1905 году, в эпоху восстановления национальной независимости, фигура Руала Амундсена стала для норвежского народа объединяющим символом. Норвежцы издревле считали себя покорителями Севера. Это укорененное в культуре убеждение еще больше укрепили предпринятые на рубеже XIX–XX веков экспедиции Фритьофа Нансена, а также его литературное творчество. И дело было не только в географической близости к Северу и Арктике, но и в личных качествах, выработанных в течение тысячелетий, в созвучности природы человека окружающему ландшафту. Благородные деяния, о которых говорил и писал Нансен, воплотились в жизнь благодаря многочисленным победам Амундсена. И пусть последний не обладал ни писательским талантом Нансена, ни даром оратора, но когда Амундсен говорил, то делал это от всего сердца. Амундсеном восхищались, даже его замкнутость этому не мешала.

Можно подумать, что последняя экспедиция Амундсена на «Латаме» летом 1928 года имела целью восстановить его ореол героя, который он получил после покорения Южного полюса. Возможно, он желал также в последний раз ощутить ту массовую, праздничную эйфорию, что последовала за экспедицией на N24/N25. Кажется, его ошеломила критика, которая обрушилась на вышедшую годом ранее автобиографию «Моя жизнь». Он не понимал, что в глазах обычных людей ему больше не требовалось ничего доказывать. Амундсен всю жизнь жаждал получать искреннюю любовь и уважение своего народа. В 1928 году он не видел, что уже добился этого.

Народное возмущение по поводу гибели Амундсена обрушилось на все, что попалось под руку, особенно в Норвегии. Говорили, что он не получил никакой поддержки в своей героической попытке прийти на выручку Нобиле. Почему именно ему — из всех, кто отправился на Шпицберген, — нужно было выпрашивать помощь? Неужели немецкий завод «Дорнье» не мог просто взять и выделить ему аэроплан? Все прекрасно знали, что у Амундсена не было денег и что он часто отправлялся в свои экспедиции с нерешенными финансовыми проблемами. Все могло сложиться иначе, будь у него надежный самолет. Этот французский гидроплан, который ему подсунули в спешке, был прототипом, то есть еще не до конца испытанной машиной. Что, если «Латам» не годился для полетов в арктических районах?

В Норвегии многие считали, что самой большой трагедией после крушения «Италии» стало то, что Руал Амундсен отдал свою жизнь ради спасения начальника итальянской экспедиции, который еще во время похода на «Норвегии» оказался его соперником.

Крушение Италии и крупномасштабные международные поиски выживших забрали жизни 17 человек: шестерых итальянцев, унесенных баллоном дирижабля; машиниста Помеллы в момент крушения и Финна Мальмгрена при попытке добраться до суши; двух норвежцев и четверых французов на борту «Латама». И еще одна трагедия разыгралась в самом конце. По пути со Шпицбергена домой «Дорнье Валь» «Марина II» зацепил электрический кабель в долине Роны во Франции. Пилот Пьерлуиджи Пенцо, второй пилот Туллио Крозио и радист Джузеппе Делла Гатта погибли. Много семей потеряли своих сыновей, братьев и мужей, и горе их наверняка было велико, но на страницах норвежских газет об этом практически не писали. Родные и друзья Руала Амундсена также тяжело переживали его гибель. Он занимал большое и важное место в их жизни. Для них он не ушел в одночасье, растворившись в «бескрайнем белом безмолвии». Он еще долго жил в их мыслях.

Для простых норвежцев — рудокопов в шахтах Шпицбергена, рыбаков Северной и Западной Норвегии, полярников и ученых — исчезновение «Латама» по-прежнему оставалось загадкой. И ее следовало разгадать. Как Руал Амундсен, самый крупный в мире эксперт по полярным путешествиям, мог пропасть в этих краях? Слишком рано опускать руки. Он и остальной экипаж еще живы где-то там, на просторах Арктики.

Глава 28

Поиски в четвертом измерении

Той осенью северное побережье Шпицбергена последними покинули «Хеймланн», «Веслекари» и «Красин». Наступил октябрь, а с ним полярная ночь и пронизывающие холода. Даже не склонный принимать чужие советы Самойлович признал, что ледоколу пора уходить на юг, чтобы не остаться в ледяной ловушке до весны. Напоследок «Красин» в поисках