После этого Эшби позвонил Кэвеноу.

— Томас, — сказал он, — я все понимаю. Все прекраснопонимаю. Но и ты должен меня понять. Только что я говорил с Директором ЦРУ. Унего в кабинете сидел сам Роберт Макфарлейн, помощник Рейгана. Ему звонил тестьКемаля. В общем, мы ошибались. «Вакх» совсем другой человек и твоегоподозреваемого нужно отпускать.

К его удивлению, Кэвеноу не возразил ни единым словом.Просто молча выслушал его достаточно длинную речь и тяжело сказал:

— Он уже позвонил, Александр, и я уже все знаю. Спасиботебе. Завтра утром мы его освобождаем. Если не хочешь, не приезжай.

— Я приеду, — твердо пообещал Эшби.

— Как хочешь, — Кэвеноу отключился и в этот момент дверь егокабинета открылась.

Вошел высокий, худощавый человек в очках. У него былвнимательный, цепкий взгляд.

— Олдридж Эймс, — сказал он протягивая руку, — мне порученакоординация наших совместных действий против КГБ СССР.

В стране разворачивалась невиданная прежде антиалкогольнаякампания. Тысячи людей простаивали в очередях за бутылкой спиртного. В районахкомсомольские активисты с горящими от нетерпения глазами объявляли об очередноммесячнике трезвости. На митингах и встречах новый Генеральный секретарь говорилдолго, убежденно и правильно. Страна радостно внимала уже забытой нормальнойчеловеческой речи, не замечая как путано и часто не по делу говорит новый лидерпрогрессивного человечества. А его появлявшаяся повсюду супруга просто вызывалараздражение своими манерами и вызывающими нарядами. Но в стране все равнопродолжалась антиалкогольная кампания. Потом объявили, что нужно бороться снетрудовыми доходами и все как один выступали на партийных и профсоюзныхсобраниях, уверяя в необходимости борьбы именно с нетрудовыми доходами. Делодоходило до полного идиотизме. Слушатель Высших курсов милиции был исключен изпартии только за то, что осмелился, вернувшись домой, доехать до горячо любимоймамы на леваке. Он таким образом потворствовал нетрудовым доходам. И парня торжественноисключали из партии, да заодно и из высшей школы, ломая ему жизнь.

Вырубались виноградники, что во многих районах Кавказа иКрыма всегда считалось самым страшным грехом. Закрывались заводы попроизводству отборных коньяков и коллекционного шампанского. Почему-то вПостановлении ЦК КПСС разрешалось употребление пива, очевидно, приравненного кбезалкогольным напиткам. На вопрос одного из приморских секретарей райкома,является ли пиво алкогольным напитком, председатель исполкома ломал голову минутдвадцать. С одной стороны, секретарь утверждал, что это алкоголь, но с другойбыло Постановление ЦК КПСС. И тогда нашедший выход из трудного положенияподхалимствующий председатель торжественно объявил, что пиво —«мелкоалкогольный напиток», заслужив с этих пор прозвище «мелкоалкогольногоподхалима».

Затем также торжественно была разрешена индивидуальнаячастная деятельность. Юристы ломали голову, как отличать нетрудовые доходы отиндивидуальной частной деятельности. Но улыбающийся генсек с кровавым пятном налбу говорил так уверенно и убедительно, что всем хотелось верить. И всепродолжали верить.

Появление такого лидера вызвало и небывалый энтузиазмнарода. Непонятно почему стали улучшаться экономические показатели. Особенно впервые два года правления нового лидера. Впервые в история своей странысоветские люди начали получать автомобили даже в рассрочку. И хотя речь шлатолько о маленьких «запорожцах» и «москвичах», для многих это было событием.Торжественно было заявлено, что предыдущий лысоватый генсек, столь эмоциональноснявший однажды на глазах у всего мира свою обувь и обещавший построить кначалу восьмидесятых коммунизм, несколько ошибался, и новая программа партиибудет пересмотрена. Зато также торжественно, как и коммунизм, людям пообещали новыеквартиры. Каждому свое жилье, заявили новые «строители коммунизма», и заявили,что завершат строительство к двухтысячному году.

Вообще каждый приходивший генсек нес новую программу. То ликоммунизма, то ли продовольственную, то ли жилищную. Но каждый обещал сделатьэто непременно в течении пятнадцати-двадцати лет, очевидно, справедливо считая,что сам не доживет до исполнения собственной мечты. Ситуация напоминалаизвестную сказку Ходжи Насреддина взявшегося научить осла петь в течении трехлет и попросившего за это триста золотых. На удивленный вопрос жены, как оннаучит петь осла, умный Насреддин резонно ответил, что за это время помрут либошах, либо осел. Очевидно, генсеки исходили из подобной логики, которая, кстати,всегда срабатывала. Один из двоих умер, так и не построив коммунизма, еще одиниз двоих умер, не претворив в жизнь продовольственной программы, чтобынакормить всех желающих. Правда, нужно отдать должное и этому генсеку, своеокружение он накормил. С большим запасом на несколько десятилетий. И, наконец,последний генсек, обещавший каждой советской семье по квартире. Ондействительно умудрился раздарить почти весь жилищный фонд страны, республики игорода, но сама Программа по жилью, конечно, не выполнена, да она и не моглабыть выполнена, а сам генсек переехал в красивое здание, скромно названноефондом его собственного имени. И все были довольны. Действительно, каждый разумирал один из двоих.

А в стране рождались и умирали люди, трудились, смеялись,любили, ненавидели — словом, жили своей жизнью. После побега Гордиевскогоангличане выслали из страны целую группу дипломатов, уличенных вразведывательной деятельности против «туманного Альбиона». В ответ советскаясторона выслала такое же количество английских дипломатов, также уличенных вподобных безобразиях. И хотя все обо всем давно знали, тем ни менее этичувствительные и неприятные уколы довольно здорово мешали отношениям обеихдержав, тем более крепких после встречи в 1984 году Тэтчер и Горбачева.

Никто и никогда не сказал Михаилу Горбачеву, что его встречас премьер-министром Великобритании была подготовлена английской разведкой.Никто не сказал ему, что все наброски его предложений и вопросов делалмноголетний сотрудник английской разведки, бывший, так и не назначенный,резидент ПГУ КГБ в Лондоне полковник Олег Гордиевский.

Крючков, знавший об этом, предпочитал хранить молчание, аПредседатель КГБ Чебриков, ставший членом Политбюро только при Горбачеве,вообще делал вид, что его не касаются подобные вещи и никогда бы не сталговорить генеральному секретарю столь неприятных вещей.

Получив подтверждение о прибытии Гордиевского в Лондон,Крючков вызвал к себе Дроздова и Трапакова.

— Довольны? — сухо спросил он своих сотрудников. — Вашлюбимец уже в Лондоне.

— Это было необходимое решение, Владимир Александрович, —убежденно сказал генерал Дроздов.

Крючков, уже знавший об операции в мельчайших деталях, нестал более возражать. Просто обратился к Трапакову:

— Как там Юрченко?