Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ленка вновь замолчала, вздохнула.
– Просто, Санечка, у нас впереди ничего нет! Совсем ничего! Так, днём больше, днём меньше… Не надо тешить себя пустыми иллюзиями…
– Это не иллюзии… – начал, было, я, но Ленка сразу же меня перебила.
– Помолчи, Санечка, просто помолчи! Ты просто ещё не всё понимаешь, а я… Я уже всё поняла… ещё вчера! Я сидела возле тебя, полумёртвого… когда ты метался в бреду все эти сутки. Я смотрела на Сергея в пещере, когда он…
– Лена, я…
– Не перебивай, дай закончить! Понимаешь, Санечка, нам отсюда не выбраться! Это всё, Санечка… это конец наш! И только потому я… хоть напоследок… И именно с тобой… А ты… Почему ты поступил со мной так жестоко?!
И она снова расплакалась, уткнувшись лицом в измятую свою блузку.
– Лен… я… прости меня, пожалуйста!
Я чувствовал, что это не то… что это не те слова… но отыскать нужные слова я сейчас просто не в состоянии. Болела, раскалывалась голова, в левое плечо снова вбивались раскалённые невидимые гвозди…
– Понимаешь, Лен…
– Уходи! – говорит Ленка, по-прежнему не глядя в мою сторону. – Уйди, я тебя очень прошу! Мне нужно одной побыть, понимаешь?
– Эй, вы там!
Я резко оборачиваюсь и вижу Лерку. Она стоит на самом краю площадки, кожаная курточка застёгнута под самый подбородок, ветер вовсю треплет непокорные рыжие пряди волос. Лерка смотрит на нас (на меня, в первую очередь) с такой ненавистью, с таким нескрываемым презрением…
А позади её виднеется Витькина возбуждённая физиономия. Вот он-то на меня совершенно даже не смотрит, всецело занятый жадным созерцанием Ленкиного обнажённого тела.
Чуть подвинувшись, я, как могу, заслоняю её собой.
– Чего нужно?
– Во всяком случае, не того, чем вы тут заниматься изволите! – сквозь зубы цедит Лерка. – Там Сергей очнулся… тебя зовёт!
Лерка смотрит на меня, я смотрю на неё… в глазах у Лерки такая сплошная ненависть, что даже не по себе как-то…
– Нашли время, придурки!
Лерка поворачивается и быстро бежит вниз. Витька же остаётся на прежнем месте и по-прежнему глаз не может отвести от Ленки. Он её буквально пожирает глазами…
Я встаю.
Витька с некоторой долей тревоги воспринимает это моё движение. Во всяком случае, он смотрит теперь на меня.
– Отвернись! – говорю я тихо, стараясь не сорваться. – Чего уставился?! А ещё лучше – вниз иди!
Витька послушно отворачивается, но уходить явно не торопится. Даже когда я подхожу к нему вплотную, он и тогда остаётся на месте.
– Серёга меня звал? – спрашиваю я.
– Звал.
Витька упрямо не смотрит в мою сторону. Правда, в сторону Ленки он тоже не смотрит, предпочитает смотреть куда-то себе под ноги.
– Он в сознание пришёл… только что… И хочет тебя видеть… именно тебя…
– Понятно!
Я иду вниз мимо Витьки.
– Подожди!
Я останавливаюсь, оборачиваюсь в Витькину сторону. Облизывая пересохшие губы, он смотрит на меня. Исподлобья и как-то заискивающе, что ли…
– Он ничего не знает о Наташе. Не говори ему, ладно?
Ничего на это не отвечая, я лишь молча смотрю Витьке в глаза. Не выдержав пристального моего взгляда, он снова опускает голову.
– Иди вниз, Витёк! – говорю я негромко. – Нечего тебе тут делать!
И вновь этот взгляд исподлобья.
– Тебе, значит, можно, а мне нельзя?!
В следующее мгновение он уже молча корчится у моих ног. Я нанёс удар машинально, сам того не желая. А может и желая…
– Перестань, слышишь?! Оставь его в покое!
Это Ленка. Она уже не лежит безучастно… теперь она сидит, держа перед собой блузку. В глазах Ленки какое-то странное выражение… что-то такое, что заставляет моё сердце вздрогнуть и болезненно сжаться.
– Какое ты имеешь право его бить?! Только потому, что сильнее, да?!
– Ах, вот оно что!
Я делаю шаг в Ленкину сторону, я смотрю ей прямо в глаза…
– У тебя с ним что-то было?! Было, говори?!
– Не твоё дело! Какое ты имеешь право так со мной разговаривать?! Уходи! Оба уходите!
– Очень хорошо!
Я поворачиваюсь к Витьке, всё ещё лежащему у моих ног, хватаю его за шиворот, рывком возвращаю в вертикальное положение.
– Ты слышал пожелание дамы?! Слышал, да?!
Витька так быстро несётся вниз, что я даже начинаю опасаться за сохранность его шеи на таком крутом спуске. При этом он ещё и озирается непрерывно в мою сторону, как озирался бы любой здравомыслящий человек при виде сумасшедшего с топором, бегущего позади себя.
Впрочем, я покамест не иду за ним. Проводив взглядом Витькину всколоченную шевелюру, я вновь подхожу к Ленке, по-прежнему сидящей совершенно неподвижно с измятой блузкой в руках.
– Маленькая моя…
Горло моё сдавило так, что говорить я уже не мог. Вместо этого я вновь опустился на зелёный моховой ковёр рядом с Ленкой, взял её за руку.
– Понимаешь, я… я не то совсем имел ввиду…
– Не говори ничего сейчас! – Ленка вырывает руку, голос её дрожит и срывается. – Потом, ладно?! А сейчас иди! Мне одеться надо. Да иди же ты, тебя Сергей ждёт!
И я иду вниз. К Серёге…
Отступление
Из личного дневника Веры Никифоровой
Еле-еле успела прошлые свои приключения описать, точнее, привести их, так сказать, в божеский вид и относительный порядок – как здрасте-пожалуйста! Новые события непредвиденные… и вот вновь изволь Вера садиться, изволь всё записывать, пока не забыла чего. И что за день сегодня суматошный выдался? Суматошный, ежели не сказать, сумасшедший…
Да и вообще, что я нанялась им всем строчить столько?! Нашли, понимаешь, летописца Пимена! (Ну вот, опять чувствуется Нинкино историческое влияние!)
А с другой стороны, дневник веду я для себя лично, и никто меня этим делом заниматься не заставляет. Втянулась как-то неприметно, а бросить жалко.
А, вообще, зачем люди дневники пишут? С какой такой целью? И кто их потом читать будет?
Вот и я о том же. Сижу, строчу… трачу, можно сказать, массу жизненной энергии и драгоценного своего личного времени на сплошную эту чепуху, а потом, глядишь, возьму да и сожгу всю эту ахинею! И очень даже возможен такой поворот событий… и, скорее всего, именно таким гоголевским финалом и закончится моя блистательная писательская карьера…
А может и не таким. Может, и не сожгу я всё это. И не порву даже, а, наоборот, сохраню для потомства. Своего, я имею в виду…
И когда-нибудь, лет этак через двести, «штарушкой шепелявой» отыщу я на дне своего штарушечьего шундучка пишанину ентую