Сидя на краешке кровати, в тонкой зябкой пижаме, одна впустом доме, с колотящимся сердцем я стала изучать новенькую липовую визу и мойпаспорт, мой честный синий паспортягу, верного служаку и товарища-заступникамоего в бесчисленных поездках. Он тоже был осквернен двумя липовыми штампамитаможни Шереметьева. Но куда я въехала и откуда вернулась — по паспортуоставалось загадкой. Стоило таможеннику отлистать две-три странички, и онубедился бы, что с 25 августа по 7 сентября я зависла в стратосфере и пребывалав небытии.

До утра у меня чередовались два состояния: я металась подому из угла в угол или сидела и разглядывала документы в полном оцепенении…

В семь я спустилась вниз. Славин «жигуль» уже стоял уподъезда.

— В чем дело, Ильинишна? — спросил он, бросив наменя первый же взгляд. — Что за видок у вас? Я многих своих клиентов кпоследнему упокоению препровождаю куда как в более авантажном виде…

Я села в машину и рассказала все. В сущности, я ко всемубыла готова. Слава выслушал, сильно двигая желваками…

— Ну, что… — сказал он, наконец, выруливая содвора, — дело нормальное. Но как же эти бандиты не боятся приличногочеловека подвергать таким вот эскападам?

Всю дорогу до Домодедово он материл Рогова, Петюню,сокрушался о подлостях жизни, и все это — под включенное «Русское радио»:

По башке жизнь ключом

Только все нипочем

Ты играй-играй-играй-играй, гармоника-а-а-а…

Потом отвлекся, как всегда, на критику окружающейдействительности, которая, в основном, и подбрасывала темы для его монологов.

— Ну, вот, возьмите эти рекламные щиты повсюду. Выпочто, нехристи, мою душу бередите, а?! Вон, над киоском, видали — «Сытый солдат— Родины щит»?! Я его сегодня уже пятый раз в другом месте вижу… К комуобращаются они с этим вот призывом? При чем тут обыватель? Кормите своих солдатдо отвалу, к чертовой матери, что вы от людей-то требуете! Я, что ль им,солдатикам, недодаю?! Это ж вы своим военно-промышленным комплексом отнимаете унаших старух кусок хлеба! Чего вы мне в глаза тычете на каждом углу?! Мелькают,как мельница… У меня уж с утра в мозгу скороговорка: «Щирый солдат Родинессыт!»… Лучше займитесь, блин, подрастающим поколением! Вчера, ползу пробкой поОрдынке, о жизни думаю, о воспитании своего олигофрена. По левому борту у меня,из педагогического техникума имени Ушинского, выходят две нимфетки, матерятсяуверенным баском и гасят окурки о подошвы тяжелых бутс… Ну что, думаю, я могубыть спокоен за сына. Его образование в надежных руках…

Я видела его вчера в новостях,

Он говорил о том, что мир на распутье,

С таким, как он, легко и дома, и в гостях,

И я хочу себе такого, как Путин…

Такого, как Путин, полного сил,

Такого, как Путин, чтобы не бил…

— …У меня сосед по гаражу — дядька почтенный, полковникв отставке, всю жизнь на страже безопасности Родины, двоюродный племянникБуденного, между прочим… «Волга» у него, знаете, с оленем на капоте… Он за нейвсю жизнь ухаживает, как за невестой. Так, в понедельник кручусь я, значица, вгараже, смотрю — старикан выкатывает своего оленя, чистит, драит, но самкакой-то квелый. — Что, говорю, Герасим Палыч, невеселы?

— Дак, Славик, — говорит, — попал вчера взакавыку… Еду на дачу по Ленинградке, смотрю — девчушка голосует. Такаятоненькая, юбчонка как-то не по погоде, куртяшечка обдрипанная… Озябла,наверное. Торможу. Она — к окну: — «Отец, — говорит, — минет — тристарублей». А я, Славик, сижу и прикидываю: Минет — это до Зеленограда или после?

Скосил на меня свой узкий татарский глаз, видимо,соображая, — чем еще меня повеселить, развеять… Не придумал и замолчал —редчайший случай.

Я же отмалчивалась или даже тихонько скулила, потому чтовремя от времени к печени у меня подкатывала ледяная волна прибоя.

…В Домодедово, как обычно, Слава проводил меня до самогобарьера таможни.

— Я подожду, — сказал он, — постою тут. Ежливас заломят и поведут, — что ж, значит, я должон бежать впередисобственного визга в Синдикат и поднимать там ор на весь мир.

Пока я стояла в очереди к окошку паспортного контроля, я ещевидела его. Несколько раз он махнул мне успокоительно, даже подмигивал, но лицобыло напряжено — видно, не очень-то он верил в моего ангела-хранителя.

Наконец высокий мужчина в плаще забрал с подоконникапроштемпелеванный документ, и я подошла и протянула свой.

Молодая женщина в окошке полистала паспорт, раскрыла визу.(Несколько бухающих в висках, тяжелых, душных мгновений).

— Я не поняла, — проговорила она. — Вы что,получали визу в Карловых Варах?

— Должна была, — сказала я небрежно.

Опустила руку в карман плаща и нащупала там походнуюрасческу дочери с маленькими острыми зубчиками…

— Так вы ее не получали?

— Сотрудник получил по доверенности, я не смогла.

— А почему — в Карловых Варах?

— А у меня гастрит…

Она впервые подняла глаза от паспорта. Посмотрела на меня синтересом.

— При гастрите, — пояснила я, — хорошо питькарловарские минеральные воды.

— Ну? — Она продолжала на меня смотреть. —Так вы получали визу в…

— Нет, — сказала я терпеливо. — Не попала ятуда.

— Почему?

— Да меня так скрутило, что уже не до питья было.Сослуживец по доверенности получил, и привез мне.

Вот тут, по закону развития диалогов (уж мне ли, написавшейкилометры диалогов, этого не знать!) — должен был последовать убийственныйвопрос — куда привез? — И я буду вынуждена ответить — в Израиль.

И ей ничего не стоит перевернуть две странички и увидеть,что штамп таможни Израиля напрочь отсутствует. И тогда — наручники, арест,высылка всей мудозвонной организации домой, в глушь-в-саратов, в самарийскиехолмы.

Так что главное было, чтоб не всплыло вообще этосакраментальное во все времена имя — Израиль.

— Куда привез? — спросила она.

— Куда, куда! В центральный офис! — раздраженновоскликнула я, продолжая в кармане терзать расческу. — Девушка, если тамчто-то не в порядке, так дайте я позвоню, предупрежу, чтоб меня не встречали, кчертовой матери!

— Погодите, не кипятитесь, — сказала она, и спаспортом в руках вышла из кабинки. Я поняла, что все кончено. Минуты через триона вернулась с другой бабой, постарше и построже. Вероятно, начальницей… Ониобе вошли в кабинку, и та, что постарше, склонилась над паспортом и визой.

— Та-а-к… — проговорила она. — Значит, вы получаливизу в Карловых Варах. Почему?