— У нее гастрит, — торопливо подсказала перваядевушка.

Начался второй раунд допроса. Нет нужды повторяться. Всевопросы были заданы, кроме главного — куда, собственно, была привезена мненовенькая виза и откуда 7-го сентября я «въехала» в Россию.

— А почему вы решили получать визу именно в КарловыхВарах? — дотошно спросила вторая, старшая по смене. Она потянулась ктелефону и набрала номер. Внутри у меня все одеревенело. Вернее, всювнутренность свою я ощущала как огромное дупло в дереве…

— Ой, девочки, вы меня чего полегче спросите! —сказала я в сердцах. — Начальство решило, что там дешевле! Деньги насотрудниках экономят, сволочи! (тут я была предельно искренна). Я ж человекслуживый, подневольный, командировочный, ну что вы, ей-богу, как будто сами посебе не знаете!

— Знаем, — сказала первая, вздохнув… Старшая посмене, не дозвонившись, опустила трубку, тяжело стукнула печатью по листочкувизы и подвинула мне паспорт. И у меня еще хватило отчаянной наглостизадержаться у окошка и, понизив голос, спросить:

— Девочки, а что там — какой-нибудь бардак в бумагах,как всегда у нас?

— Да нет, все у вас в порядке, — сказала старшаяпо смене. — Счастливого полета!

Я вышла в небольшой зал с буфетом в углу и рядом кресел, накоторых уже сидели пассажиры одесского рейса, но сесть у меня никак почему-тоне получалось. Я продолжала бегать по залу и между кресел, не в силахостановиться. Наконец, заставила себя глубоко вздохнуть, остановилась и вынулаиз кармана руку — взглянуть на часы… И уставилась на свои окровавленныепальцы, — видимо, поранила их об острые зубья забытой в кармане нашегообщего плащика Евиной расчески, которую скребла и терзала, пока стояла и,улыбаясь, смотрела на круглое лицо девушки в окошке паспортного контроля.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Яша Сокол, преданный идее Восхождения самым серьезнымобразом, не всегда доверял своим сотрудникам ежедневный инструктаж по телефону.Когда бывал на рабочем посту, в офисе Синдиката, требовал, чтоб секретаршапереводила такие звонки прямо на его номер…

И сегодня, едва появился он в кабинете, раздался звонок.

Мягкий женский голос спрашивал — нет ли возможностиустроиться на работу в Синдикат… Вообще-то Яша не любил голосов подобноготембра — их обладатели вцеплялись в собеседника мертвой хваткой.

Он вежливо ответил, что на сегодняшний день в Синдикате, ксожалению, нет свободных ставок.

— Понимаете, — проговорила она. — Я оченьлюблю евреев.

Яша закручинился. Обычно подобные фразы произносил ктоугодно, только не евреи.

— А вы, — осторожно спросил он, — имеете кевреям какое-то отношение?

— Понимаете, — проникновенно сказала она. — Явсю жизнь очень любила евреев. Я даже иврит немного знаю…

— Ах, иврит? — оживился Яша. — А где вы егоучили, на наших курсах?

— Нет… в семинарии…

— Где?!

— В семинарии… Поэтому я так хочу устроиться к вам. Мнебы хотелось поработать с вашим народом. Открыть ему глаза на истинную веру,познакомить с пламенем Откровения.

— Ой… — произнес Яша… Он понял — откуда эта страшнаямягкость, эта хищная сострадательность в голосе. — Вот этого можно, ненадо? Вот, насчет пламени… Мы, знаете, как-то еще не соскучились… Нас ужезнакомили с пламенем в середине прошлого столетия. Да и до того, в меньшихмасштабах, но тоже, — довольно интенсивно… Давайте мы уж как-нибудь сами.У нас есть своя концепция истинной веры…

— Так что, вы хотите сказать, что не заинтересованыузнать Откровение?! — спросила она.

— Н-не очень, — сказал Яша. — Ну… не сейчас.

— Вы хотите сказать, что не верите в Спасителя?!

— Почему же, в Спасителя — верим, — сухопроговорил он. — Но насчет предлагаемой вами кандидатуры как-тосомневаемся…

— Вы сомневаетесь, что он уже пришел?!

Яша замялся, внутренне застонал… Что и говорить, работа усиндиков была не сахар, вредная была работа…

— Знаете… — промямлил он… — Можно как-то… не сейчас, а?У нас, честно говоря, скоро обед. Буквально минут через десять…

— А вам повар не нужен? — спросила она вдругсовершенно здоровым деловым голосом.

— А вы умеете? — обрадовался Яша, которомусовершенно не нравилась кухня «Метростроя». И дальше минут двадцать ониобсуждали разнообразные блюда и расстались очень довольные друг другом.

— Так бы и сказали сразу, — говорил он ей.

— Так я ж не знаю, может, вам какая духовность наоборотнужна…

— Какая там духовность! — бодро восклицалЯша. — Тут нам в булочках недавно тараканов привозили!

— Вот сволочи! — подхватывала она. — Я вамтаких булочек напеку, таких куличей! Такой мацы…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из «Базы данных обращений в Синдикат».

Департамент Фенечек-Тусовок.

Обращение №4.345:

Вдохновенный голос юноши:

— Аль-лёбля!!! Аль-лёбля!!!

(Неостановимый однообразный матерный текст. Отбой)…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл Odessa

«…в Одессу из Москвы летает „Як-40“, почти забытый мноюсамолет из моего детства, тот, что с дыркой в заднице, под хвостом. Мест в нем,кажется, 20, не больше. Теснота страшная. И вновь — обморочный страх отрыва отземли и единственная обреченно-спасительная мысль о большой страховке, котораяне даст осиротевшей семье пропасть с голоду.

Едва приземлились, в самолет вошла служащая аэропорта, сталавыкликать VIP-персон, какого-то Добина, который не хотел отзываться. Остальныхпассажиров придерживали плотной толпой в узком проходе. Интересно, где этотмудак Добин? Выпал из иллюминатора по дороге? Наконец, один из пассажиров,горластый чернявый парень, крикнул:

— Девушка, а вам не надо подрочить вприсядку? Что задела, не понимаю! Еле из Москвы вырвались! Я еще родную землю не целовал!

И стюардессу смели на пути к родной земле. Неоткликающимсямудаком Добиным оказалась я, они перепутали фамилию.

Встречала меня целая делегация: сама Маша Благода, сотрудникее офиса Сеня и невозмутимый водитель Жора, в прошлом — судовой механик.

Маша очень колоритна, и в должности своей органична. Онабывшая одесситка, красавица, пышности и размаха необыкновенных. На вопрос к нейодесских скандальных стариков, — а вы, собственно, кто? — Машаотвечает: — а я, собственно, наместник.