мой взгляд, в существовавшую тогда общественно-политическую систему они вписывались вполне гармонично, в значительной степени являясь её стержнем и, по крайней мере, на заводе выполняли очень много полезных функций, даже когда разбирали семейные проблемы коммунистов. Это было очень противно, но нередко помогало семье найти общий язык. Сейчас смотрю фильмы про семейных психотерапевтов и вспоминаю парткомы, на которых присутствовал.

Задумываться о правильности и жизнеспособности выстроенной партийно-государственной системы, подвергать сомнению мудрость принимаемых наверху решений – всё это приходило позже, по мере подъёма по должностной лестнице и, соответственно, расширения кругозора и более тесного знакомства с аппаратной “кухней”. Как видим, не у меня одного. Перестройка вообще стала рубежом, временем переоценки ценностей, в том числе и внутри Коммунистической партии, которая к началу 1990-х годов разрослась до 19,5 млн человек и давно уже утратила роль идейного и политического авангарда, превратившись для большинства в платформу для решения каких-то прагматических личных задач. По идейным ли соображениям или вследствие разочарования в возможностях использовать членство в партии в собственных целях к концу 1980-х зародилась и стала набирать обороты тенденция добровольного выхода из партии – явление, которое ещё недавно невозможно было даже представить. В 1988 году 18 тыс. членов КПСС сдали партбилеты, на следующий год уже более 136 тыс., а концу 1990 года число отказников от партии превысило 1 млн 800 тыс.

После Пленума ЦК в апреле 1987 года государственное и партийное руководство всеми силами старалось доказать себе и обществу, что реформы претворяются в жизнь и приносят реальный эффект. Делать это было нелегко, 1988 год стал последним, который даже официальная статистика смогла свести с плюсовым итогом. На самом деле радикального перелома не произошло, экономика не вышла из застоя, наоборот, показатели ухудшились даже по сравнению с предыдущим пятилетием, ситуация на потребительском рынке становилась критической. Концепция одновременного проведения реформ и обеспечения количественного и качественного роста не сработала».

Летом 1988 года Л. И. Абалкин, давно к тому времени имевший репутацию «рыночника», был избран делегатом XIX Партийной конференции.

В своих воззрениях к тому моменту Леонид Иванович категорически отказался от прежнего метода хозяйствования: «Скажу даже больше, чтобы не оставалось недомолвок. Система административного, командного руководства, как и всякая система управления, должна быть целостной, законченной. Эту законченность придаёт ей карательный аппарат. Убери его – и система работать не сможет… Ни уровню развития нашего общества, ни идеалам демократии и справедливости, ни уровню политической зрелости, образования и квалификации советских людей, ни потребности в освоении научно-технических достижений командная система не соответствует. Она может рассматриваться лишь как тупиковое направление попыток реформы, от которых всё равно пришлось бы отказаться, заплатив при этом очень дорогую цену»[114].

В процессе выбора делегатов на партийную конференцию, по его воспоминаниям, состоялись многочисленные встречи академика с коммунистами различных институтов. Было высказано много напутствий, наказов, были и письменные резолюции с оценкой сложившегося положения в экономике страны и с предложениями о путях выхода из кризиса [115].

И вот 28 июля партийная конференция началась.

Щербаков В. И.: «Михаил Горбачёв на всесоюзной партийной конференции провёл план демократических преобразований, совершенно революционных в том смысле, что они коренным образом видоизменяли, а то и отменяли некие казавшиеся незыблемыми опоры системы: монополию КПСС на власть, безальтернативные выборы единственного кандидата, унитарность государства под флёром федеративности. Генеральный секретарь зачитал речь о реформе власти, охране Конституции и отделении партийных органов от советских. Предложенная им модель “гуманного, демократического социализма” в общих чертах повторяла идеи “социализма с человеческим лицом” периода Пражской весны 1968 года. Конференция приняла резолюции о реформе политической системы, борьбе с бюрократизмом, межнациональных отношениях, гласности и правовой реформе. От тех решений прямая ниточка протянулась к закону “О выборах народных депутатов СССР”, дружно одобренному послушным Верховным Советом СССР в декабре того же (1988) года. Был учреждён новый высший законодательный орган – Съезд народных депутатов СССР, выборы в который должны были проходить на состязательной и альтернативной основе.

Лейтмотивом политической реформы, по представлению Михаила Горбачёва, должно было стать “возвращение к истокам” – наделение Советов, давно превратившихся в декоративные и номинальные органы власти, реальными законодательными, управленческими и контрольными функциями (“Вся власть Советам!”). Над их пирамидой был поставлен новоучреждённый съезд. Мыслилось, что он примет на себя функции съезда партийного: право принимать к рассмотрению любой вопрос из любой сферы жизни государства и общества и выносить по нему решение, обязательное для всех.

Акцент на федеративный характер советского государства, сделанный на партконференции, быстро привёл к последствиям, к которым руководство во главе с Генеральным секретарём оказалось совершенно не готовым. Партийные бонзы вовсе не собирались терять своих позиций и легли в дрейф с попутным переодеванием в вождей регионального масштаба. В республиках – сначала союзных, а потом и автономных – прошли митинги за увеличение политических полномочий и хозяйственной самостоятельности (республиканский хозрасчёт), националистические организации превращались в массовые движения, по стране покатилась волна этнических конфликтов. Подъём националистических и самостийных настроений увенчался тем, что в ноябре 1988 года о независимости в одностороннем порядке объявила Эстония. Следом за самой маленькой из республик о своём суверенитете в той или иной форме в последующие два года заявили все остальные. Задуманная Горбачёвым, но затеянная без проработки, без подготовки и без надлежащего изучения возможных последствий демократизация одним из главных и драматических своих результатов имела “парад суверенитетов”, завершившийся распадом 1000-летнего государства, которое собиралось веками».

А вот практических вопросов об острых проблемах хозяйственной реформы, сконцентрировавшись на реформах политических и демократических, генсек в своём выступлении (традиционно) поднимать не стал, коснувшись положения дел в экономике лишь мимоходом.

Абалкин Л. И.: «Моё выступление на XIX Партийной конференции понравилось далеко не всем. В нём была дана достаточно жёсткая оценка ситуации.

Говорил он и о том, что принятая на двенадцатую пятилетку концепция одновременного обеспечения количественного роста и качественных преобразований предусматривает решение несовместимых задач, что радикального перелома в экономике не произошло и из состояния застоя она не вышла, темпы роста национального дохода в последние два года были ниже, чем в застойные годы XI пятилетки; состояние потребительского рынка ухудшилось, заложенная в план XII пятилетки концепция одновременного обеспечения количественного роста и качественных преобразований нереальна.

Щербаков В. И.: «Абалкин ребром поставил фундаментальный вопрос: если мы собираемся перестраиваться, давайте самим себе и народу честно ответим, признаём ли мы частную собственность или нет. Потому что в зависимости от ответа дальнейшие пути и дальнейшие действия будут совершенно разные. Как, в каком виде и в каком объёме мы готовы допустить частную собственность, на что – жилища, автомобили,