– Что ж, поскольку вам известно все это, то у нас с вами есть понимание сути дела и общая отправная точка, – заметил Харкер. – А потому я начну с суда над Брэйком. Это ведь я арестовал его. Не было никаких проблем, он вел себя смирно. Даже не подозревал, что инспектор выявил в его банке недостачу средств. Но по какой-то причине он упрямо не хотел спасать свою шкуру, не пожелал объяснить, как стал жертвой бесчестного обмана. А при подобных условиях никакая защита невозможна. Его адвокат сказал…

– Я читал репортаж о процессе, – перебил Брайс.

– В таком случае вам известно все. Как я уже упомянул, ему дали десять лет. Я виделся с ним перед отправкой из тюрьмы и спросил, могу ли сделать хоть что-нибудь для его жены и детей. С ними я ни разу не встречался – арест был произведен непосредственно в банке, а затем его, разумеется, уже не выпускали на свободу. Он дал мне странный и уклончивый ответ в том смысле, что жена и дети находятся под присмотром. Кстати, я узнал о том, что жена либо сама покинула дом, либо ее увезли оттуда, как только его арестовали или, возможно, даже раньше. В общем, Брэйден мне ни о чем не рассказал, и с того момента я больше ни разу не видел его, пока не встретил в Райчестере направлявшимся в «Митру». Я узнал его сразу, как и он меня. Мы столкнулись под одним из уличных фонарей на рыночной площади – я как раз отправился на вечернюю прогулку перед сном. Мы остановились и уставились друг на друга. Затем Брэйден шагнул ко мне с приветствием, и мы обменялись рукопожатиями. «Странно, право же, устроена жизнь! – сказал он. – Вы ведь тот человек, которого я хотел когда-нибудь разыскать! Пойдемте в любое тихое место, чтобы я мог с вами побеседовать». И тогда я привел его сюда.

Брайс весь обратился в слух. Это был тот редкий случай, когда он полностью сконцентрировался на словах другого человека.

– Я привел его сюда, – повторил Харкер. – Объяснил, что вышел в отставку и поселился тут один. Никаких вопросов о нем я сразу задавать не стал. Передо мной был хорошо одетый человек, который явно не нуждался в деньгах. Но Брэйден рассказал о себе сам. По отбытии срока наказания он покинул Англию, путешествовал по Канаде и Соединенным Штатам, а затем перебрался в Новую Зеландию и, наконец, в Австралию, где прочно обосновался и стал заниматься торговлей шерстью. Я выразил надежду, что он преуспел. Да, ответил Брэйден, дела пошли отлично. А потом посмотрел на меня эдак лукаво. «Я расскажу вам, как поступил, Харкер, – сказал он. – Вы всегда относились ко мне уважительно и внимательно, когда у меня были неприятности. Я выплатил банку все деньги, которые они потеряли по моей глупости в то время. Выплатил свой долг с процентами еще четыре года назад, и они даже дали мне расписку». – «Рад слышать это, мистер… Вы оставили прежнюю фамилию?» – спросил я. «Нет, – ответил он, выразительно на меня посмотрев, – с тех пор как я покинул Англию, меня зовут Джон Брэйден. Так вот, я выплатил им долг, хотя не потратил на себя ни пенни из денег, что взял тогда – ни даже полпенни!» – «Кому же они достались, мистер Брэйден?» – полюбопытствовал я, рассчитывая, что после стольких лет он назовет мне фамилию. «Это не важно, – произнес он. – Все всплывет на поверхность естественным образом. Не будем ворошить прошлое. Позвольте лучше объяснить, почему я разыскивал именно вас. Вернувшись в Англию, я сразу подумал о мистере Харкере. Дело в том, что вы единственный представитель своей профессии, с которым я был когда-либо знаком, – добавил он со смехом. – А мне как раз требуется такого рода помощь». – «Вы должны понимать, мистер Брэйден, что говорите с бывшим полицейским, ушедшим на покой, но если работа несложная…» – «Для вас это пара пустяков, – заверил он. – Проблема вот в чем. В Австралии я познакомился с человеком, он очень хочет узнать новости о своем знакомом Фалкинере Райе. Тот живет в Барторпе, в Лестершире. Я пообещал навести о нем справки. Но у меня есть веская причина, по которой я сам не желаю даже приближаться к Барторпу – слишком много горьких воспоминаний и ассоциаций связано у меня с ним, и я к тому же не хочу, чтобы меня там узнали. Но в данном случае требуется личное участие, а потому не могли бы вы отправиться туда вместо меня? Разумеется, я возмещу вам связанные с поездкой хлопоты и расходы. Вам потребуется только, – продолжил он, – приехать туда, встретиться с начальником полиции, с представителями городских властей, в общем, с кем-то, располагающим информацией о Фалкинере Райе, который одно время был мелким торговцем недвижимостью в Барторпе, потом уехал оттуда – лет семнадцать или восемнадцать назад, – а недавно, судя по слухам, вернулся и поселился в окрестностях Барторпа. Выясните о нем, что сможете, и сообщите мне письмом на адрес моего банка в Лондоне. Дайте мне лист бумаги, чтобы я сделал для вас нужные записи».

Харкер указал в сторону старинного бюро, стоявшего в гостиной.

– Тот листок до сих пор лежит там, – сказал он. – На нем его почерком изложено то, что ему было нужно, и адрес банкира. Когда Брэйден отдавал мне его, то достал из кармана кошелек, в нем, как я заметил, лежало очень много денег. Он достал несколько купюр. «Вот вам двадцать пять фунтов на расходы, Харкер. Вам они пригодятся. И не стесняйтесь, я располагаю значительно более крупной суммой. Вы сделаете это быстро?» – «Да, сделаю, мистер Брэйден, – ответил я. – Это будет для меня развлекательная поездка». – «Рад слышать. Мне повезло, что я встретил вас!» – «Но представьте, как вы меня удивили! Вот уж никак не ожидал увидеть вас когда-нибудь в Райчестере. Что вообще привело вас сюда? Неужели только желание полюбоваться собором?» В ответ он рассмеялся и снова достал кошелек. «Хочу вам кое-что показать, хотя это секрет, – произнес он и вынул из кошелька сложенный клочок бумаги. – Что скажете об этом? Вы знаете латынь?» – «Не знаю, если не считать нескольких слов, но зато знаком с человеком, владеющим ею свободно». – «Нет, забудьте пока об этом. Я сам знаю латынь достаточно, чтобы разобрать содержание, а это пока секрет. Но останется секретом недолго, и скоро вы обо всем услышите». Брэйден убрал бумагу в кошелек, мы стали беседовать на другие темы, а потом он вспомнил, что обещал провести вечер в «Митре» с джентльменом, который был его попутчиком в поезде, и ушел, дав мне слово опять встретиться до своего отъезда из города.

– Он сообщил, как долго собирался здесь оставаться? – спросил Брайс.

– Два или три дня.

– Упоминал о Рэнсфорде?

– Ни разу!

– И ни слова о жене и детях?

– Ни единого!

– И не пояснил, на что намекал его адвокат в суде?

– Брэйден вообще не вспоминал прошлое, если не считать заявления, что вернул долг, а на себя не потратил ни пенни из тех денег.

Брайс задумался. Его удивили факты в рассказе бывшего детектива, и он понимал теперь, что в деле Брэйдена загадок оказалось значительно больше, чем он предполагал.

– Вы видели его позднее?

– Да, но только уже мертвым, – ответил Харкер. – Я придержал язык и не распускаю его до сих пор. А в тот день случилось еще кое-что любопытное. Узнав трагическую новость, я отправился в таверну «Корона и подушка». Захотелось выпить – настолько известие расстроило меня. И за длинной стойкой бара я вдруг заметил человека, которого знал прежде, причем точно помнил, что он отбывал срок заключения вместе с Брэйком. Его фамилия Глассдейл – был осужден за подделку ценных бумаг. Приговорили к такому же сроку, как и Брэйка, примерно в то же время отправили в ту же тюрьму, куда попал Брэйк. То есть и освободились они одновременно. Никаких сомнений быть не могло – я никогда не забываю лиц, узнаю даже через тридцать лет. Я приметил его за стойкой раньше, чем он увидел меня, и появилась возможность разглядеть его как следует. Как и Брэйк, Глассдейл был одет с иголочки и производил впечатление успешного человека. Поставив свой бокал на стойку, он повернулся, обратил на меня внимание и, конечно, тоже сразу узнал. Глассдейл ведь в прошлом прошел через мои руки! Он бросился к боковой двери и исчез. Я вышел наружу, огляделся, но его и след простыл. Позже я провел небольшое расследование и выяснил, что Глассдейл отправился на станцию, сел в первый же поезд и покинул город. Но при желании я его отыщу!