– Похоже, что с этим обращением императора далеко не все так однозначно, – сказал он. – До нас дошли известия, что капитуляция – это личный выбор императора. Есть и другие вести – что решение о капитуляции было принято им по советам людей, которых подозревают в предательстве интересов Японии. Что из этого соответствует истине, мы не знаем, так что намереваемся ждать. Внутренняя жизнь базы будет идти так, как шла и раньше. Мы будем ждать официального приказа командующего императорским Соединенным флотом. Именно он уполномочен императором отдавать нам приказы от его имени. Пока что мы не получали от него никаких приказов.

– Бандзай! – прокричали мы в ответ.

Именно такие слова мы и хотели сейчас услышать. Мы снова воспрянули духом. В то время, когда армейские офицеры в Токио окапывались на холмах поблизости от города, а самолеты морской авиации с базы Ацуги разбрасывали листовки над городами острова Хонсю, призывая всех не сдаваться, мы продолжали свои занятия. Мы не знали, что вице-адмирал Матомэ Угаки уже лично возглавил последнюю атаку камикадзе на Окинаву. Не знали мы и того, что вице-адмирал Такидзиро Ониси, основатель корпуса камикадзе, и генерал Анами покончили с собой, совершив харакири.

На тренировку в залив я вышел на следующий день на борту торпедного катера. Это был самый обычный день, ничем не отличавшийся от любого другого, разве что в разговорах всего личного состава звучали нотки отчаяния. Часть водителей «кайтэнов» занималась на берегу техническим обслуживанием своего оружия, другие, как и я, разошлись по торпедным катерам, помогая их матросам. На судах наблюдения офицеры, как всегда, внимательно смотрели за нашими заходами на корабли-мишени, что стало уже привычной картиной. Из безрезультатного похода вернулись подлодки «1–363» и «1–367», и в последний поход на неприятеля отправились новая группа «кайтэнов».

Это был десятый и последний выход «кайтэнов» на задание. В нем участвовала одна-единственная подводная лодка «1–159» под командованием капитана 3-го ранга Такэскэ Такэямы. Она вышла из Хирао, имея на борту двух водителей «кайтэнов» – младшего лейтенанта Масаси Сайто и старшину Синдзо Имаду, ранее на задание не выходивших. Капитан Такэяма направил лодку на запад и вышел из Внутреннего моря через пролив Симоносэки. Пролив Бунго контролировался противником, поэтому субмарина направилась в Японское море. Там экипаж и водители «кайтэнов» должны были крейсировать, поджидая противника. На следующий день после их выхода из Хирао погиб последний из водителей «кайтэнов», так и не выйдя на задание. Лейтенант Хироси Хасигути решил, что если война закончилась для Японии поражением, то его жизнь становится бессмысленной. Он застрелился из своего пистолета.

17 августа, все еще мечтая воевать, я снова отрабатывал на своем «кайтэне» заходы на корабль-мишень. Вечером состоялся «разбор полетов», на котором изрядно досталось тем, кто не проявил мастерства в эти тяжелые дни глубокого кризиса. Меня, однако, критика не коснулась, так как я действовал вполне успешно. На этот час я был, без сомнения, самым подготовленным водителем из числа всего состава.

Когда разбор закончился, я ушел к себе и лег в койку, но сначала навел порядок в своих личных вещах. Вскоре должна была прийти субмарина «1–36» и, приняв нас на борт, отправиться к Окинаве на операцию «Решимость», назначенную на 20 августа. Но вместо субмарины, однако, появился контр-адмирал Мицуру Нагаи, командующий 6-м флотом, который прибыл к нам на базу из Куре. Весь личный состав был выстроен перед зданием штаба, и адмирал обратился к нам с речью.

– Известия, которые вы услышали три дня тому назад, – сказал он, – соответствуют истине. Япония безоговорочно капитулировала. Представители нашего правительства в настоящий момент находятся на пути на Филиппины, где они получат инструкции по подготовке высадки американских и английских войск на территорию нашей страны. Согласно воле его величества, вам всем следует сложить оружие. Настоящим я лично и официально отдаю вам такой приказ!

По стройным шеренгам прошла волна ропота. Несколько человек крикнули: «Никогда!» Раздались крики: «Нет капитуляции!»

Лицо адмирала Нагаи побагровело, он поднял руки, стараясь успокоить страсти.

– Такова воля его величества! – загремел его голос. – Неужели вы думаете, что можете ослушаться своего императора и оставаться после этого японцами?

Он замолчал и обвел взглядом выстроившихся перед ним людей, словно стараясь проникнуть в их мысли. Пауза тянулась долго – адмирал давал нам время обдумать его последние слова. Затем он снова заговорил, теперь его голос звучал убеждающе.

– Посмотрите на Германию! Она уже была побеждена и вышла из этого испытания куда более сильной, чем раньше. И из нынешнего своего поражения она тоже выйдет еще более могучей страной. Япония тоже возродится, уверяю вас, став еще сильнее.

Затем голос его стал более резким и деловым, каким он, должно быть, отдавал приказы, стоя на мостике своего корабля в самом начале своего пути моряка. Теперь он уже не старался убедить своих слушателей, он просто отдавал приказы, не сомневаясь, что они будут исполнены.

– Вы все должны будете покинуть это место, как только будете готовы! – сказал он. – Но помните, что вы все остаетесь моряками Императорского флота. Вы будете и впредь военными моряками, и вам всегда следует считать себя таковыми. Считайте, что вам просто предоставили увольнение на берег на неопределенный срок. Вполне возможно, что страна снова призовет вас на службу себе, когда вы ей понадобитесь. Так ждите же этого дня! Благодарю вас за все, что вы сделали. Всего вам доброго и до свидания!

С этими словами адмирал Нагаи спустился с трибуны. Вскоре он уехал с базы. Это произошло на третий день после сообщения о капитуляции, переданного из Токио. Несмотря на наше настроение продолжать тренировки, как и раньше, среди нас было много разговоров о заявлении императора. Часть водителей, бывших до прихода на флот студентами, говорила, что мы должны принять неизбежное. «Ськата га най!» – «Ничего не поделаешь!» – повторяли они, как всегда говорят японцы по случаю тайфунов, наводнений, землетрясений и тому подобных катаклизмов. Они считали, что никто не осмелится посоветовать нашему правителю капитулировать, если только это не будет необходимо для того, чтобы наша страна смогла выжить и снова возродиться еще более могучей.

Но я и другие, подобные мне, люди, которые стали водителями «кайтэнов» еще до того, как к нам пришли эти бывшие студенты, не могли слышать подобных разговоров. Нам уже приходилось выходить в море на врага. Мы видели, как уходили навстречу врагу наши товарищи и как они погибали в бою. Мы считали, что капитуляция стала предательством их памяти. Когда самолеты с расположенных поблизости авиабаз сбрасывали над нами листовки, отвергающие саму идею капитуляции, мы подбирали эти листовки и читали их. Мы не допускали даже мысли о том, чтобы сдаться неприятелю. Если за нами не придет субмарина, говорили мы между собой, то нам следует укрыть наши «кайтэны» в какой-нибудь бухточке и ожидать там подхода врага. Лишь после посещения адмирала Нагаи, которого мы все любили и уважали, наши чувства несколько успокоились. И так сильно было его влияние на нас, что после его слов несколько человек отправились прямо в казарму, сложили вещи и с наступлением вечера покинули Оцудзиму.