Миша озабоченно потер лоб рукой. Вспомнил что-то.

– Ну да, – сказал. – Флягу отец Михаил благословил. Вчера.

Суббота похолодел почему-то.

– Зачем? – спросил он, хотя уже знал, каким будет ответ.

– Он сказал: на крайний случай.

На крайний случай… Похоже, случай такой пришел. Суббота решительно взялся за фляжку, опрокинул ее над собой. Коньяк, булькая, полился прямо в горло.

– Э-э-э, – забеспокоился Миша, – не хватит с тебя?!

Но было поздно. Последние капли благословенной жидкости исчезли во рту Субботы. Он на секунду закрыл глаза – сознание было ясным, как никогда. С необыкновенной четкостью встала перед ним виденная ночью картина: Борис с девушкой, идущие по мосту…

– По мосту? – переспросил Миша. – Что за мост?

Суббота секунду молчал, потом выговорил уверенно:

– Немцов мост.

Миша поднял бровь.

– Немцов? Это что, не в Москве?!

– В Москве.

– Да нет у нас такого моста!

– Есть. – Суббота снова закрыл глаза, разглядел все вокруг ясно, как никогда. – Немцов мост. Это где Спасская башня. Красная площадь, Василий Блаженный…

Миша уже не слушал, ударил по газам. Случайный мотоциклист, как в ночь, одетый в черную кожу, увидел оторопело, как взвизгнула «Хонда» и распылилась в пустоте…

Спустя недолгое время соткалась она совсем в другом месте, словно из прорехи в пространстве вывалилась. На самом деле ниоткуда она не вывалилась, а честно промчалась через центр, распихивая прочие машины, не обращая внимания на продавцов полосатых палочек, выскочила на подъем перед мостом, оставляя справа собор Василия Блаженного…

Дорогу им перегородила патрульная машина.

– Черт! – прорычал Миша, пытался сдать назад, но и там уже стоял «Форд» с мигалками, их взяли в коробочку. Три крепкие фигуры в полицейской форме окружили машину с трех сторон. Миша бросил взгляд на часы: 23.28.

– Беги, останови Борю, прикрой, если надо, с ментами я разберусь, – на Мишиных скулах загуляли желваки.

Суббота толкнул свою дверь, но она не открылась. Стоявший с его стороны патрульный заблокировал ее собой, не позволял выйти. Суббота выглянул в окно, похолодел – все трое полицейских были в солнцезащитных очках… ночью, на исходе зимы!

– Миша, это не менты, – сказал он. – Это…

Но Миша уже и сам все понял. Лицо его ожесточилось, окаменело. Он заговорил быстро и сбивчиво:

– Беги, я их задержу. Беги быстро, назад не оглядывайся. Лешу взяли, надо спасти Борю, он наша последняя надежда, без него ничего не выйдет… «Широкие лиманы, зеленые каштаны, качается шаланда на рейде голубом…» – запел он пронзительно. Глаза его полыхнули голубым огнем, он рывком открыл свою дверь навстречу двум темным фигурам в форме полицейских. Неуловимым ударом кулака согнул первого, увернулся от второго и сам въехал ему ногой в пах. На миг Субботе почудилось, что от ударов захрустели кости врагов. Черный, стоявший со стороны Субботы, ринулся на помощь своим. Суббота, улучив момент, выскочил в другую дверь, побежал.

– Не оглядываться, – хрипел сам себе, – не оглядываться…

Не выдержал все-таки, оглянулся. Трое черных пинали лежавшего на асфальте Мишу. Суббота затормозил: не мог он бежать, не мог бросить Мишу. Голубоглазого не просто били, его убивали…

Из неровной электрической мглы донесся крик.

– Беги!! – надсаживался Ковалев. – Беги!

Один из черных повернулся к Субботе, сделал шаг в его сторону. Миша, лежа, вцепился в ненавистную ногу слабеющими руками, дернул изо всех сил. Враг еле устоял, обернулся, ударил страшно – ногой прямо в висок. Голова болтанулась, Миша отпустил руки, обмяк…

Суббота, не оглядываясь уже, ринулся вперед, воздух сгустился, схватил за плечи, не пускал. Но он прорвался, вывернулся, выбежал на мост. Далеко впереди шли две человеческие фигуры – мужская и женская.

– Боря! – заорал он истошным голосом. – Боря, берегись!

Но ветер отнес его крик в сторону, мужчина не повернулся. Зато повернулась женщина. В темноте на таком расстоянии нельзя было разглядеть ее лица, но Суббота все-таки увидел, да нет, не увидел, ощутил, что она улыбается – злобно, презрительно. Каким-то шестым чувством понял: это Диана. В голове у него загудело, и он услышал отчетливо, словно прямо в ухо сказали:

– Ты ничего не изменишь. Все предопределено.

– Боря-а-а-а!! – закричал он, срываясь на хрип.

Борис не услышал и в этот раз. Суббота понял, что придется догонять… Успеет ли? Сколько осталось до того, как грянет выстрел и Борис упадет на холодный мокрый асфальт, упадет, чтобы никогда не подняться…

Он знал, как это случится, вспомнил все до последней черточки. Борис с девушкой – сейчас стало ясно, что с Дианой, только с чужим лицом – будут неторопливо идти по мосту. Их медленно догонит снегоуборщик, на пару мгновений скрыв и Бориса, и девушку от всего мира. Раздадутся выстрелы, он упадет, а убийца, перемигнувшись с Дианой, прыгнет в подъехавшую «десятку» цвета металлик, и все кончится. Для Бориса, для него, для всей страны, может быть, для целой вселенной…

Он еще думал об этом, а сам уже бежал, бежал, с шумом втягивал мокрый воздух, вдыхал-выдыхал, снова вдыхал, и снова, и снова. Бежать было тяжело, все силы ушли на первый рывок. Организм, подорванный частыми возлияниями, скрипел и стонал, легкие схлопывались, не в силах закачать кислород, сердце рвалось от перенапряжения. Но он все равно бежал – еле-еле, чуть быстрее пешехода, бежал и кричал – отчаянно, безнадежно. Вот его обогнал снегоуборщик, медленно, но все равно быстрее его, поехал дальше… Что же они наделали, он и голубоглазый Миша! Это ему, Субботе, надо было броситься на черных, а Миша бы спас Бориса. Он быстрый, сильный, он бы успел. Но, может быть, он, Суббота, тоже успеет… Иначе зачем вся эта мука – и тогда, и сейчас?!

Он все еще бежал, передвигал отнимающиеся ноги, а снегоуборщик неумолимо накатывал на идущую впереди парочку. Суббота остановился, страшным усилием вызвал в памяти лицо Дианы, с закрытыми глазами почему-то, закричал в него последним криком:

– Не смей!

Она открыла глаза, смотрела не с издевкой, с тоской.

– Прости… По-другому нельзя. Ты потом сам поймешь… Прости.

Кто-то схватил его за плечи, рванул назад. Он повалился на мокрый асфальт, едва не ударился затылком. Последнее, что он увидел, – склонившихся над ним полицейских в черных очках. Потом пришла пустота…

…Текли по набережной грозные колонны, устремлялись вперед, в даль, в бесконечность, пронизывали город, наполняли его собой, своей силой, страданием, верой. Поднимала голову Москва, разворачивала плечи, обводила окрестности взглядом тяжким, как у Вия, – поверх проклятых башен Кремля, поверх преданного и предавшего Белого дома, поверх бесконечных равнин и увязших в болотах лесов… Встали перед ее глазами пространства иные, далекие, неохватные: другие люди, другие земли, другие небеса.