Казалось, их мать всегда говорила: «Не доверяйте никому, кроме меня», – хотя на самом деле никогда и не произносила этих слов в точности. Тем не менее, урок был усвоен. У Беатрис и ее сестер нет друзей, нет людей, которым они доверяли бы, у них есть только они сами и их мать.

«Я люблю тебя, я доверяю тебе, и я скучаю по тебе», – написала Софрония в своем письме, и это те слова, которые Беатрис повторяет снова и снова в своей голове, пока они с Паскалем сидят в гостиной и ждут прибытия гостей. Она действительно доверяет Софронии, может быть, больше, чем кому-либо. Определенно больше, чем Дафне, которая, как совершенно уверена Беатрис, никогда не скажет плохого слова о своей матери, не говоря уже о том, чтобы действовать против нее. Насчет этого Софрония точно ошибается, Беатрис это знает. Но эту проблему можно оставить на другой день.

Глядя на дверь, она думает о том, что доверяет Паскалю, как и он ей. Отчасти это вынужденное доверие, потому что у них нет другого выбора, кроме как довериться друг другу, по крайней мере, на данный момент. Но это не совсем так. Она доверяет ему, потому что он Паскаль, и с того момента, как они соединились, их судьбы были решены.

А когда Жизелла и Николо входят в комнату, а за ними идет Эмброуз, Беатрис понимает, что им она тоже доверяет, отчасти потому, что у нее нет выбора, но также и потому, что они ее друзья. Может быть, в том, что касается Эмброуза, доверие скорее косвенное, так как ему доверяет Паскаль, но Жизелла и Николо доверяли ей достаточно, чтобы предупредить о склонностях короля, а Нико даже рискнул собственной безопасностью, чтобы защитить ее от него.

Когда все рассаживаются вокруг камина, Беатрис и Паскаль обмениваются взглядами. Они не обсуждали эту часть, но Беатрис знает, что ей придется взять бразды правления в свои руки. Она оглядывается на троих гостей и откашливается.

– Король Чезаре нестабилен. Мы все это знаем, не так ли?

Эмброуз выглядит неуверенно, в то время как Жизелла и Николо ведут бессловесный диалог, но никто не возражает. Через мгновение все трое кивают. Беатрис думает упомянуть, что, по ее мнению, кто-то отравил его вино, что это могло бы оказаться смертельным, если бы Николо и другие не разбавляли его, но она держит язык за зубами. Она ждет ответа от Дафны, чтобы сказать наверняка.

– Если его и дальше не сдерживать, он разрушит Селларию, – продолжает Беатрис. – Эта война с Темарином будет только началом.

– Это Темарин объявил нам войну, – мягко возражает Эмброуз. – Теперь ее вряд ли можно избежать.

Беатрис закусывает губу.

– Я получила известие от моей сестры Софронии. Объявление войны – подделка. У них с Леопольдом нет желания воевать с нами, как и у нас не должно быть желания воевать с ними. Мы семья во многих отношениях. Сохранение перемирия отвечает интересам как Темарина, так и Селларии. – Беатрис делает глубокий вдох и продолжает: – Как только лорда Савеля казнят, назад пути не будет, эту войну невозможно будет остановить.

«И моей матери ничего не помешает объявить обе разоренные страны своей собственностью», – добавляет она про себя. Потому что, если она поддерживает Софронию, то идет против матери. Беатрис не раз восставала против нее, но то были небольшие восстания, бессмысленные бунты, показное упрямство и ничего больше. Но в этот раз пути назад не будет. Беатрис это знает, но, как бы страшно ни было перечить императрице, отвернуться от Софронии просто невозможно. Она берет себя в руки и снова продолжает:

– Если король Чезаре желает перейти эту черту и навлечь на всех нас беду, мы должны его остановить.

Нико смотрит на каждого из них по очереди.

– Мы обсуждаем измену.

– Нико… – начинает Жизелла.

– Я не возражаю, – быстро поясняет он. – Просто хочу все прояснить. Мы обсуждаем измену. За это людей сжигают.

– В наши дни людей сжигают и за куда меньшее, – замечает Беатрис.

Николо осаждает ее взглядом.

– Это не смешно.

– Нет, не смешно, – соглашается она, не отводя от него взгляда. – Ты считаешь, это правильно? Сжигать людей за то, что они используют магию?

Она обнаруживает, что отчаянно хочет знать, что он ответит, не просто знать, будет ли он с ними, но знать, что он подумает, если узнает о ней правду. Посмотрит ли он на нее иначе? Будет ли он с удовольствием смотреть, как она горит? Она так не думает, но не может быть уверена.

– Даже если они ее не используют, – вставляет Паскаль. – Мы все знаем, что доказательства, представленные против большинства из них, неубедительны.

Беатрис отмахивается от его слов.

– Но помимо этого. Когда мы говорили об этом раньше, Джиджи и Нико, вы, казалось, считали это не столько богохульным, сколько скандальным. Паc, ты никогда не выражал такой ненависти, какую я слышала от других. Если лорд Савель виновен в том, в чем его обвинил король, как вы думаете, он должен за это умереть?

Мгновение никто из них ничего не говорит, но, к удивлению Беатрис, первым тихо говорит Эмброуз.

– Это слишком большая сила для одного человека. Но я прочитал много книг – скорее всего, даже слишком много, – и, надо признаться, многие из них здесь незаконны. Я читал истории об ужасных вещах, которые эмпиреи совершали с помощью этой силы, но также и о хороших вещах. Великих делах. Чудесах.

Он колеблется, оглядываясь на остальных с некоторым недоверием. Беатрис не может его винить. Слова, которые он говорит, могут его убить. Но он продолжает:

– Нет. Я думаю, что если лорд Савель обладает силой снимать с неба звезды и подчинять их своей воле, то, возможно, нам следует подумать о том, что это звезды решили благословить его. Если это так, не будет ли его убийство считаться богохульством?

Это многословный ответ, скорее даже спор с самим собой, и Беатрис не может сразу его осмыслить, но, насколько она понимает, Эмброуз не стал бы желать ей смерти, и этого для нее достаточно. Она смотрит на остальных.

– Я не уверена во всем этом, – говорит Жизелла, глядя на Беатрис. – Но я бы солгала, если бы сказала, что сама ни разу не загадывала звездам желания. Просто чтобы узнать, есть ли у меня дар. Ты тоже так делал, Нико, и не притворяйся, будто это не так.

Николо хмуро смотрит на сестру, а затем переводит взгляд на Беатрис.

– Она права. Я тоже так делал, – признает он. – Думаю, так делало большинство людей, и не только в Селларии. Это не то, за что человек должен гореть.

Отчасти Беатрис чувствует, что ее слова нашли поддержку, хотя и не в той степени, в которой она хотела. Но она решает, что этого достаточно. Она поворачивается к Паскалю, который встречает ее взгляд с удивительной твердостью.

– Я давно понял, что законы моего отца неправильные, и я часто думаю о дочери лорда Савеля. Она не заслуживала смерти за то, что сделала. Хотел бы я чем-то помочь ей тогда, но сейчас обязательно помогу ее отцу.