каждым делом занимались двое – прокурорский работник и дознаватель. Репутация у Райдер была просто блестящая: ее считали въедливым и умным следователем, проявляющим исключительную кропотливость в работе. Умение собирать факты и стремление работать в интересах общества были у нее в крови: ее отец, картограф, во время войны в Корее служил в разведке, а затем в течение нескольких десятилетий занимался разработкой сети федеральных скоростных автомагистралей. Что же касается Вирджинии Райдер, то она поначалу пошла по стопам матери и стала бухгалтером.

Она обожала изучать финансовые документы, разбираться в тонкостях и нюансах транзакций. Всякий раз, когда ей приходилось чуть ли не по шею закапываться в бумагах, отражающих бесчисленные банковские проводки, Вирджиния, как она сама говорила, чувствовала себя счастливой, словно «свинья в грязной луже». Но ей было мало заниматься бухучетом в риелторской фирме – а именно в этом заключались ее обязанности на первом рабочем месте. Тем не менее уже через несколько месяцев Вирджиния разоблачила растратчика и поняла, что у нее природные способности выявлять мошенников и раскрывать преступления, находя их следы в мире цифр. Сотрудник фирмы, чьи махинации раскрыла Вирджиния, за несколько лет украл у небольшой компании, в которой работал, 400 тысяч долларов – и никто ничего не заметил. После этого случая Вирджиния Райдер поняла, в чем состоит ее страсть – в преследовании и разоблачении аферистов. Именно это и привело ее в конце концов к весьма хлопотной должности следователя в агентстве, которая, помимо всего прочего, потребовала учебы в полицейской академии. У Вирджинии Райдер был настоящий талант выводить на чистую воду злоумышленников, наносящих ущерб другим людям.

Она искренне любила свою работу и отдавала ей все силы. Ее офис располагался чуть севернее комплекса Капитолия штата Луизиана. Работая там, она находилась в окружении свидетельств протекционизма, пронизавшего всю политическую историю Луизианы. Легендарный губернатор Хью П. Лонг, известный также под прозвищем Морской царь, сначала убедил местных законодателей во время Великой депрессии возвести здание Капитолия из известняка и мрамора, а потом в нем же был убит в 1935 году. Тридцатичетырехэтажное строение в стиле ар-деко так и осталось самым высоким зданием законодательного собрания штата в стране. Райдер и Шафер жили примерно в часе езды от Батон-Руж и каждый день проделывали путь на работу и с работы на служебных автомобилях «Шевроле Импала». Еще в гараже у Райдер стоял собственный «Тандерберд».

Райдер была на двадцать четыре года моложе и на фут ниже ростом, чем Шафер. Тем не менее в агентстве он проработал меньше ее и сотрудничал с ней лишь один раз, год назад, когда Райдер расследовала дело об отмывании денег и махинациях со страховками «Медикейд» и выступала свидетелем на судебном процессе. Когда она улыбалась, у нее на щеках появлялись симпатичные ямочки. При этом она придерживалась консервативных взглядов на то, как должен выглядеть человек, которому в силу его профессии следует оставаться в тени. Вирджиния была женщиной среднего сложения, с серо-голубыми глазами и волосами натурального цвета, который она сама называла светло-русым. До упомянутого выше случая ей никогда не приходилось выступать перед присяжными, и она нервничала, поскольку не привыкла находиться в центре внимания.

Шафер, в противоположность ей, был несостоявшимся актером, и ему нравились схватки в зале суда. По сути, именно по этой причине он в конце концов стал юристом. Шафер посоветовал Райдер держать внизу, у коленей, ручку и вертеть ее в пальцах, чтобы члены жюри присяжных не заметили ее волнения. Все прошло успешно, а Шафер понял, что Райдер проявляла усердие в работе потому, что была уверена в правильности и справедливости дела, которому служила, а не просто чтобы выделиться среди других и заслужить соответствующее признание.

Получив факс из «Лайфкэр», Райдер немедленно затребовала у «Тенет» копии историй болезни пациентов, о которых шла речь, ведь именно корпорация «Тенет» контролировала доступ в Мемориал, где, по всей видимости, все еще находились медицинские карты. Однако там ничего конкретного сказать не смогли. Истории болезни либо были отправлены вместе с телами в офис коронера, либо оставались в больнице. Райдер, Шафер и несколько их коллег отправились в Новый Орлеан в надежде забрать их, имея для этого соответствующий ордер. Охранники, однако, отказались впустить их на территорию больницы на том основании, что на них не было средств индивидуальной защиты. Федеральные следователи, сопровождавшие Шафера и Райдер, раздобыли где-то два спецкостюма для работы с опасными веществами и вошли в Мемориал. Однако каких-либо документов, касавшихся девяти пациентов, о которых говорилось в факсе «Лайфкэр», им обнаружить не удалось.

Артур Шафер за свою жизнь побывал во многих больницах, но ему ни разу не приходилось сталкиваться с ситуацией, когда в лечебном учреждении отсутствовали текущие медицинские документы, такие как истории болезни. Это не могло не вызвать у него подозрений. Подозрительным ему показалось и то, что по всему периметру больницы были расставлены вооруженные охранники, которые не хотели впускать его и прибывших с ним людей.

В офис генерального прокурора штата поступало необычайно много жалоб и на другие больницы и дома престарелых. Главный администратор новоорлеанской больницы «Туро» Ле Хирш после урагана всячески превозносил действия сотрудников возглавляемого им медучреждения. В своей статье, опубликованной в журнале «Модерн хелскэр», он написал, что работники больницы оставались на своих местах даже после пожара, хотя инспектор Минздрава дал им час на то, чтобы ее покинуть, поскольку в городе фиксировалось все больше вспышек насилия. А уж о том, чтобы они оставили без заботы и присмотра пациентов, если верить Ле Хиршу, не было и речи. Медперсонал больницы, написал главный администратор, начал покидать ее только после того, как последний пациент был успешно эвакуирован.

Вскоре Ле Хирш получил анонимное письмо, копию которого автор отправил в офис генерального прокурора штата. Содержание послания явно противоречило тому, что утверждал в своей статье Ле Хирш. Автор письма сообщал, что пациент больницы «Туро» был найден «живым и брошенным на произвол судьбы» в пятницу, 2 сентября 2005 года, работниками находящейся неподалеку другой больницы.

Одна из медсестер, помогавшая эвакуировать больных, случайно обнаружила в вашем здании 16 тел. Имеются также сообщения о том, что на полу рядом с ними были найдены многочисленные флаконы из-под морфия. Оказалось, что один из шестнадцати несчастных был еще жив. Сейчас он проходит лечение в другой больнице. Почему этих пациентов оставили умирать? Были ли они подвергнуты эвтаназии? Как вы решали, кому жить, – исходя из платежеспособности? Я считаю действия медперсонала недостойными и отвратительными. Никого из пациентов нельзя было бросать умирать или подвергать эвтаназии.