Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А мне в голову бельт угодил, — похвасталась Даниэль. — Я как раз тогда шлем сняла, вечно волосы приминает.
— Что?! — вскинулся полусотник. — Да как ты девочка…
— Хвала Богине в причёске запутался, — пояснил благородный Эжен. — Еле вынул, если по-честному, для девчонок волосы резать…
— Всё равно больно было, я Гийому наябедничаю, — Даниэль привычно хлюпнула носом.
— Почему не маленькому Леону? — усмехнулся Жан. — Что ты в нём нашла до сих пор не пойму?
— Он со мной ни разу не спорил, — важно ответила Даниэль. — И не дразнится, в отличие от кое-кого.
— Зато таскается хвостиком за Катрин, уже служанки посмеиваются, — отпарировал подросток.
— Как и добрая половина мальчишек. Ценят настоящую красоту, — довольно отозвалась волшебница. — Ты и сам одно время…
— Разве?
— А кого за это воспитывали? — с наслаждением заявила красавица. — Два дня в своих покоях отлёживался, у Жюстена не забалуешь.
Стражники опасливо отодвинулись, Гастон невольно вытянулся, уж не герцога ли девчонка имеет в виду?
— Что ещё сказали ватажники? — сменил тему Эжен.
— Ничего толкового, ваша милость. Им особо не доверяли и использовали от случая к случаю. Рассудите мой спор с Андре, как бы до мечей не дошло, — вежливо попросил полусотник.
Жан подъехал поближе к спорщикам.
— Изложите суть дела. Коротко и без лишних слов, пока я не передал на суд баронета.
— Младшего? — тоскливо спросил Гастон.
— Он же в основном ватажников вешает, — сдержанно усмехнулся подросток.
— Спаси Создательница!
Как вскоре выяснилось, бравый полусотник получил откуп по праву законной добычи и конечно же не собирался его возвращать. После череды туманных намёков, торговец заявил прямо, что отряд ударил подозрительно вовремя — сразу после получения откупа — он, мол, это дело так не оставит.
Величавый жест Жана заставил замолчать спорящих.
— Я командую отрядом — мне и принимать решения. Гастон ты что-то сказал? — мягко поинтересовался мальчик.
— И не думал, высокочтимый.
— Да? А мне показалось… Сколько серебра в этом мешочке?
— Тридцать шесть реалов доброй арагонской чеканки. — Андре отвесил низкий поклон. — Без обмана, высокочтимый, клятые ватажники знают толк в серебре.
— Кто бы спорил. Достопочтенный Андре успел заплатить откуп, а следовательно… Толковать-то можно по разному, дело очень запутанное. — Жан было примолк.
Гастон зашептал молитву Создательнице, не забыв впрочем и Митру, что издревле покровительствовал воинам.
— Вы вернёте почтенному торговцу восемнадцать реалов, — отчеканил мальчик. — Кто соскучился по суду барона? — бросил Жан возроптавшим стражникам. — Или того почище — младшего баронета! Ты слышал, Гастон?
Полусотник шумно вздохнул, помянул каких-то безымянных мальчишек — не Эжена само собой — и под пристальными взглядами подчиненных скорбно отсчитал восемнадцать реалов.
— Мне пора в Лаон. Для эскорта довольно и двух десятков.
Полусотник не без облегчения поклонился.
— Пленных сам доставишь. Гастон, время не терпит.
— Ваша воля, высокочтимый. Я оставлю пленных с тобой, охранники приглядят, — обратился к торговцу Гастон. — Сдашь всех пятерых под расписку начальнику караула.
— А девица? — поинтересовался купец.
— Мы её, пожалуй, с собой возьмём, — бравый полусотник подкрутил ус. — Натерпелась страху у проклятых ватажников, надо же проводить бедняжку до дома.
— Ты о ком, о той рыженькой? Чуть было коня не завалила из лука и ругалась почём зря!
— Девушку заставили, неужели не ясно? Ватажники — они такое зверьё…
— М-да… — Андре оглядел стражников. — Как бы рыженькой не пришлось пожалеть.
— Только по доброму согласию, что мы волки какие? — возмутился Гастон. — Ночи зимой длинные.
— В том-то и беда…
К детям приблизился обещанный эскорт под началом смуглого долговязого десятника. Восемнадцать, нет, все двадцать стражников. Физиономии на удивление хмурые, ну это легко исправить.
Жан передал десятнику расшитый бисером кошелёк.
— Простите, высокочтимый?
Это вам за труды. Пять тяжелых картахенских реалов. Выпейте за моё здоровье.
— И ещё два от меня, — прибавила Даниэль.
— Это мы со всем удовольствием, здесь не только на выпивку… — командир стрелков замялся, — но и жёнам кое-что принесём.
— Вам еще десяток не требуется? — серьёзно спросил Гастон.
— Не-е, разве что та рыженькая, — улыбнулся Жан.
— Я согласная! — оживилась девица. — А коня дадут?
Жан в ответ дал шпоры Датчанке, только этого сейчас не хватало!
— Куда вы, высокочтимый? — крикнула вдогонку ватажница.
Вот и вольный город Лаон. Вернее Новый Лаон, ведь развалины старого Лаона Древних где-то на севере Арелата, но это сейчас неважно.
Жан приосанился. Даниэль последовала его примеру, передала десятнику шлем тонкой работы — тот лишь скорбно вздохнул — и принялась энергично причёсываться.
Дети въехали в привратную башню в сопровождении почётного эскорта из двадцати стражников, так, во всяком случае, считала красавица. Жан остановил коня и помог спешиться вредной девчонке, иначе потом заест, она это умеет. Городские правила, ничего не поделаешь, во въездной башне положено спешиться. В каждом крупном городе свои порядки, тем более в преддверии большой войны… храни от неё Создательница!
Даниэль вновь начала прихорашиваться, лишь бы не приближаться к письменному столу, за которым низенький неприметный чиновник регистрирует прибывших в вольный город. Благородных конечно с должным почтением — вон как встал и поклонился издалека — но им от этого радости мало. Подойдёшь, и волей-неволей придётся отвечать на кое-какие вопросы, подорожных-то нет и в помине. Остались у дяди Жерара. Да не-ет, кажется у Эдгара, надо бы у девчонки спросить.
— Вы не разрешите, высокочтимая? — видный осанистый офицер стражи склонился в куртуазном поклоне.
Даниэль было заколебалась, просительно оглянулась на Жана — подросток лишь снисходительно улыбнулся — и ответила величавым кивком, ребёнок и есть ребёнок, вон уже краснеет заранее. Начальник караула склонился к руке девочки…
— Эжен! — неожиданно взвизгнула благородная.
— Катрин?! — мальчик опустил руку на меч.
— Он… мне руку целовал, как-то совсем уж по-взрослому. Дразнился конечно, но всё равно… — сконфуженно призналась девчонка. — А главное шептать было начал… на людях не повторишь — ославят на весь Лаон — да и не хочется, если по-честному.