лет) обновлял поблекшие письмена на левой руке сестры Жанны. Сорочка с каплями бальзама хранилась в красивом ларце среди других ценнейших и эффективнейших луденских реликвий.

Ришелье умер в конце 1642 года; всего через несколько месяцев за ним в могилу последовал Людовик XIII. От имени пятилетнего Людовика XIV страною с грехом пополам правили Анна Австрийская и ее любовник, кардинал Мазарини.

В 1644 году сестра Жанна взялась писать мемуары и получила нового духовного наставника, иезуита отца Сен-Жюра, которому послала свои собственные и Сюреновы незаконченные отчеты об одержимости. Сен-Жюр передал их епископу города Эврё, а тот, будучи ответственным за бесноватых в Лувье, продолжал руководить этой новой и еще более дикой (если такое возможно) оргией безумия и ярости, пользуясь записями о луденских событиях как учебником. «Полагаю, – сообщал сестре Жанне Лобардемон, – что ваша переписка с отцом Сен-Жюром весьма полезна для текущего дела».

По сравнению с событиями в Лувье, шинонский спектакль, срежиссированный нашим старым знакомым, отцом Барре, можно сказать, провалился. Начиналось все неплохо. Группа молодых женщин (некоторые из них принадлежали к лучшим семействам города Шинона) стала выказывать признаки бесноватости. Тут были и сквернословие, и корчи, и поклепы, и разоблачения – словом, всё по сценарию. Увы, одной из девиц по фамилии Белокен чем-то не угодил местный священник, отец Жилор. Пробравшись в церковь рано поутру, одержимая выплеснула на алтарь изрядно куриной крови, а затем, на сеансе экзорцизма, заявила, что кровь – ее собственная, а пролил ее Жилор, когда в полночь надругался над ее девством; да-да, прямо на алтаре. Отец Барре, понятно, поверил каждому слову и стал допрашивать бесов, окопавшихся в других одержимых – надо же было собрать побольше компромата. Однако тут в дело впуталась торговка, у которой была куплена злополучная курица. Эта честная женщина поделилась своими подозрениями с одним из судей. Лейтенант полиции начал расследование. Барре взбеленился, Белокен пошла в контрнаступление – у нее обнаружились сильные боли, насланные не кем иным, как колдуном отцом Жилором. Правда, хворь девицы не слишком впечатлила лейтенанта. Он взялся искать новых свидетелей. Тогда Белокен сбежала в город Тур – тамошний архиепископ, по слухам, благоволил к бесноватым и весьма интересовался экзорцизмами. Но девице не повезло – потенциальный покровитель оказался в отлучке, его замещал человек черствый и скептически настроенный. Выслушав рассказ просительницы, он призвал двух повитух, и те выяснили: боли действительно мучили Белокен, однако причиной их было присутствие во влагалище маленького оловянного шарика. На перекрестном допросе Белокен призналась, что сама его туда засунула, после чего незадачливого отца Барре лишили всех бенефициев и отлучили от Туреньской епархии. Он окончил свои дни в полном забвении, обретаясь в Ле-Мане, в монастыре, из милости.

Луденские бесы все это время вели себя вполне пристойно. Правда, был один случай их появления, и вот как пишет о нем сестра Жанна: «Я увидела силуэты двух ужасных мужчин и ощутила зловоние, от них исходившее. Каждый держал в руках розги. Эти чудовища схватили меня, грубо раздели, привязали к кровати и начали избивать. Порка продолжалась полчаса, а может быть, и долее». К счастью, поскольку мужланы сняли только платье, а сорочку оставили, набросив ее подол на голову сестре Жанне, последняя была избавлена от греховного созерцания собственной наготы. Когда же смердящие мерзавцы натешились поркой, опустили сорочку и отвязали свою жертву, та «не обнаружила признаков действий, несообразных с целомудрием».

Случались и еще подобные явления, но в целом чудеса последующих двадцати лет, зафиксированные сестрой Жанной на бумаге, были божественного происхождения. Например, ее сердце раскололи надвое и отметили (разумеется, не оставив никаких ран на коже) орудиями страстей Господних. Несколько раз сестре Жанне являлись души покойных монахинь и вещали о чистилище. Священные письмена на левой руке демонстрировались сквозь решетку всем мало-мальски значимым посетителям, отдельные из коих действительно верили в это чудо, другими же двигало любопытство и управлял скептицизм. При каждом подновлении имен, да еще и в промежутках, ангел-хранитель не скупился на рекомендации, передаваемые сестрой Жанной в письмах своему духовному наставнику. Порой ангел даже мог присоветовать что-то дельное третьей стороне – вельможе, вовлеченному в судебный процесс, или маменьке, рвущей сердце над дилеммой: сочетать ли дочь неравным браком сейчас (пока вообще берут) или цепляться за надежду на нового, более выгодного, соискателя; опять же, как долго за нее цепляться – не получится ли так, что единственным выходом для перезрелой девицы станет пострижение в монахини?

В 1648 году закончилась Тридцатилетняя война. Габсбургов окоротили, треть населения Германии ликвидировали. Европа была готова к капризам Людовика XIV в частности и к французской гегемонии в целом. Короче, полный триумф. Правда, имела место и интерлюдия к анархии – фронда сменяла фронду. Мазарини было удалился – но вернулся; снова ушел в тень – и снова из оной вышел, и в итоге исчез со сцены – насовсем.

Примерно в то же время скончался Лобардемон – уже давно он был не в фаворе, и смерти его почти не заметили. Единственный Лобардемонов сын подался в разбойники и погиб. Осталась в живых только дочь, и ей пришлось уйти в монастырь – по иронии судьбы, в луденскую урсулинскую обитель, под начало к бывшей протеже своего отца.

В январе 1656 года было опубликовано первое из Паскалевых «Писем к провинциалу», а спустя четыре месяца заговорили о великом янсенистском чуде – исцелении глаза Паскалевой племянницы посредством святого терния, что хранилось в Пор- Рояле[94].

Еще год спустя умер Сен-Жюр, сократив число корреспондентов сестры Жанны. Ей оставалось писать только другим монахиням и несчастному отцу Сюрену, который, по немощи своей, не мог отвечать на послания. Как же обрадовалась сестра Жанна, получив в начале 1658 года собственноручное письмо от Сюрена – первое за двадцать с лишним лет. «Сколь восхитительно, – поспешила она известить свою подругу мадам дю У, на тот момент – монахиню-визитантку в Ренне, – милосердие Господа нашего, Который, лишив меня отца Сен-Жюра, даровал зато силы дражайшему Отцу моей души, дабы он мог сам писать ко мне! Всего за несколько дней до получения его письма я сама ему отправила подробнейший рассказ о своем душевном состоянии».

Сестра Жанна продолжала писать о своем душевном состоянии – к Сюрену, к мадам дю У, ко всем, кто был готов прочитывать эти сообщения и отвечать на них. Если бы кому-то взбрело опубликовать письма сестры Жанны, только сохранившихся хватило бы не на один пухлый том; а сколько утрачено безвозвратно! Очевиден факт: сестра Жанна по-прежнему находилась в уверенности, будто «внутренняя жизнь» – это когда выворачиваешь себя