Вознеся молитвы Пророку, толпа покинула мечеть и произвела облавы в тавернах города, причем султан даже не пытался этому воспрепятствовать. Как раз во время этого критического противостояния он повелел закрыть и снести кофейни во всей империи, сделав исключение только для Египта, Мекки и Медины. Это вполне привычное для Стамбула столкновение встревожило жителей города. Правящие круги стали опасаться того, что надвигается очередной мятеж. Мурад распорядился закрыть и таверны. Табак, таверны и кофейни были неразрывно связаны, и если оставить в стороне экономический аспект, то введенный Мурадом за несколько месяцев до этого запрет на табак можно считать не только попыткой пресечь употребление вредного растения, но и мерой, направленной против той неконтролируемой сверху жизни, которую его подданные вели в кофейнях и тавернах. Теперь он перешел к более решительным действиям. Султан Мехмед III содействовал открытию кофеен в крупных городах империи, за исключением Стамбула, желая дать людям место, где они могли бы отдохнуть. Ахмед I, напротив, повелел их закрыть, но этот запрет не удалось ввести в действие.

Дебаты между новаторами и фундаменталистами давно были яркой чертой исламской интеллектуальной жизни, а продолжавшееся на протяжении всего семнадцатого столетия господство аскетической морали (насаждаемой движением Кадизадели, названным так в честь Кадизаде Мехмеда) опиралось на консервативное направление в исламе, представленное жившим в эпоху правления султана Сулеймана ученым Мехмедом Биргеви. Он написал несколько трактатов, посвященных вопросам общественной и личной нравственности, и способствовал усилению аскетической составляющей религиозной доктрины. Пытавшиеся найти неиспорченный ислам, очищенный от новшеств, которые начали вводить еще при жизни Пророка, члены движения Кадизадели в качестве критерия использовали работы Биргеви.

С особым неодобрением представители Кадизадели относились к дервишам, но, судя по всему, им не удалось полностью склонить на свою сторону султана Мурада, который решил избегать крайностей. Он в равной степени проявлял свое расположение и к Кади-заде Мехмеду и к Сиваси-эфенди. Еще более сосредоточенные на духовных исканиях братства дервишей, которые когда-то были опорой османских завоевателей на Балканах, уже давно перестали играть важную роль в жизни общества. Но султаны Османской империи и представители ее правящей верхушки по-прежнему относились терпимо к наиболее известным мистическим орденам, таким как, например, Хальвети, члены которого, после вступления на престол Баязида II, перенесли свою штаб-квартиру в Стамбул и сохраняли свое первенство как при Селиме I, так и при Сулеймане I. Мурад IV не скрывал того, что он оказывает покровительство Шейху Азизу Махмуду Хюдайи из ордена Келвети (являвшегося ответвлением ордена Халвети): этот шейх был духовным наставником его отца, а во время состоявшейся в Эйюпе церемонии восхождения молодого султана на трон он опоясал его клинком. Известно и то, что он высоко ценил ритуальное кружение дервишей Мевлеви, которое они продемонстрировали во дворце, и в течение тринадцати из семнадцати лет своего правления он держал на посту шейх-уль-ислама выдающегося правоведа и поэта-мистика Зекерьязаде Яхья-эфенди — человека, известного своими симпатиями к дервишам.

Движение Кадизадели противопоставляло себя как высшей иерархии ислама (считая, что ее представители запятнали себя участием в политической жизни государства), так и дервишам с их мистицизмом и ритуалами. Кадизаде Мехмед принадлежал к совсем иному типу духовного лица: он не был ни мистиком, ни представителем государственной духовной иерархии, воспитанным в духе исламского мышления, права и вероучения, а был человеком, который считал для себя должным изо дня в день жить духовной жизнью своей мечети. Никто не сомневался в том, что именно риторика движения Кадизадели стала причиной того, что в 1634 году был казнен тогдашний шейх-уль-ислам Ахизаде («Сын верующего брата») Хусейн-эфенди. Ахизаде Хусейн выразил свое несогласие, когда султан Мурад повелел казнить кади Изника только на основании жалоб местного населения. Во время отсутствия султана, находившегося в Бурсе, он написал Кёсем Султан о том, что испытывает беспокойство, вызванное действиями Мурада, и обращал ее внимание на то, что духовная иерархия всегда пользовалась привилегиями и уважением, и просил ее напомнить об этом своему сыну. Распространились слухи о том, что Ахизаде Хусейн планирует сместить Мурада, и когда султан, получив письмо своей матери, вернулся в Стамбул, он первым делом распорядился отправить Ахизаде Хусейна и его сына, являвшегося кади Стамбула, в изгнание на остров Кипр. Потом он передумал и направил вслед за ними палача. Этот беспрецедентный случай стал настоящим потрясением, поскольку такие наказания, как казнь и конфискация имущества или поместий, представляли собой риски, связанные с профессиональной деятельностью тех, кто служил в военно-административном аппарате государства, и никогда не распространялись на представителей духовной иерархии (что было следствием домыслов, согласно которым они всегда остаются в стороне от межфракционных интриг). Казнь Ахизаде стала отражением подлинной роли, которую духовная иерархия тогда играла в политике, и наглядно показала представителям этой иерархии, какую цену придется им заплатить за то, чтобы получить доступ к материальным поощрениям, распределяемым среди тех, кто находился на государственной службе. Кроме того, она продемонстрировала, что принцип неприкосновенности духовных лиц, это всего лишь принцип, и что политическая целесообразность заставляет нарушать этот якобы непреложный обычай. Хотя Ахизаде и не был первым казненным шейх-уль-исламом, но он вошел в число тех трех (из приблизительно 130 шейх-уль-исламов империи), которых казнили.

Последние годы правления Мурада IV были заполнены событиями, связанными с военными действиями против Ирана. Они напомнили о первых столетиях существования империи, когда самая серьезная угроза ее целостности исходила с Востока (от династий Караманидов, Аккоюнлу и Сафавидов), а не с Запада. И хотя война на уничтожение, которую в начале XVI столетия Селим I вел против шаха Исмаила, снова разгорелась, правда ненадолго, в первые годы правления Сулеймана I, договор, заключенный в Амасье в 1555 году, четко определил сферы влияния Османской империи и державы Сафавидов, что впоследствии стимулировало установление взаимоотношений между этими государствами. Уже не претендуя на мировое господство, каждая из сторон признавала существование своего бывшего противника. Последующие войны между этими государствами носили локальный, приграничный характер. Они заканчивались потерей или приобретением отдельных крепостей и практически не меняли установленные границы.

Характер войны между Османами и Сафавидами мог измениться, но стремление султана Мурада возродить величие прежних времен требовало возрождения традиции, согласно которой султану надлежало быть воином. Поэтому он твердо решил сам повести свою армию в поход против Сафавидов, точно также как за столетие до него это делал султан Сулейман. Успехи, достигнутые в этой сфере султаном Османом II, оказались кратковременными и не слишком убедительными. Мурад держал государственный аппарат под более жестким контролем, чем Осман и считал, что возможность получить политические выигрыши, которые сулила победа на восточном фронте, перевешивает угрозу того, что в его отсутствие произойдет переворот.