– Ладно, я попробую, – с сомнением протянула Мона. – Расскажи, что нового у вас? Ты что-то знаешь про моего отца?

– Эта тема у нас – до сих пор табу. Муж мне почти ничего не рассказывает. Но кажется, сейчас твой папа слегка успокоился.

– Наверное, он уже понял, что меня нет в Каире. Мизу сильно разозлился?

– Он и сейчас злится. Но ты не бери в голову, с мужем я сама разберусь. Главное, что у тебя все в порядке.

– Ой, Сальма плачет, – встрепенулась Мона. – Я потом тебя еще наберу.

– Хорошо. Беги к дочке и целуй ее от меня.

Разговор с Линдой слегка успокоил Мону. В глубине души она понимала, что ее проблемы с Сергеем нельзя объяснить расстоянием, гормонами или временными трудностями после рождения первенца. Но сейчас Мона видела, что не готова к серьезному разговору с мужем, – она чувствовала себя слишком уставшей, слишком жалкой и неуверенной.

«Пусть пройдет немного времени, – решила Мона. – Я не сдамся так просто. Сальма и Сергей – это все, что есть у меня в этом мире. Я буду бороться и заставлю мужа вспомнить о тех временах, когда мы были счастливы вместе. И со временем он заберет нас с Сальмой к себе. Все будет хорошо. Скоро дочка подрастет, я приду в себя и буду готова вернуть Сергея»…

Сергей

Через три месяца после возвращения в Канаду Сергей взял еще неделю отпуска, чтобы съездить в Киев. Напевая себе под нос, он паковал сумку, предвкушая свидание с родиной и тяжелый разговор с матерью. Тамара Николаевна в последние месяцы стала просто невыносима: количество жалоб на здоровье и одиночество зашло за все разумные пределы. Сергей сдерживался изо всех сил, стараясь не накричать на мать и хоть как-то ее успокоить.

– Одежду я купила, – жалобным голосом рассказывала Тамара Николаевна. – Для похорон. В шкафу на верхней полке лежит.

– Мама, ради бога! Какие похороны? С чего ты умирать-то собралась?

– Болею я, сынок. Каждый день все хуже.

– И что говорят врачи?

– Да что наши врачи скажут? Таблетки пропишут и отправят восвояси…

– Потому что у тебя нет никаких серьезных заболеваний. И никаких поводов думать о смерти. Просто перестань себя накручивать.

– А зачем жить? Совсем одна в этом мире, единственный сын и тот на другом конце света. Просыпаюсь и сразу плачу…

– Мам, ну сколько можно, каждый день одно и то же. Ты же понимаешь, что в Киеве для меня сейчас нет хорошей работы. Что я должен: вернуться и каждый день сидеть рядом с тобой? А жить мы на что будем – на твою пенсию?

– У тебя одни деньги на уме. Ну конечно, надо зарабатывать на свою египтянку…

– Мам, перестань. Да, мне надо обеспечивать Мону, ребенка, тебя… И потом, я уже несколько лет не живу в Киеве; ты никогда не сходила с ума по этому поводу.

– Тогда другое дело.

– А в чем разница?

– В жене твоей, – нехотя призналась Тамара Николаевна. – В том, что теперь ты ради нее стараешься…

– Мам, не говори глупостей. Нельзя же до такой степени ревновать… Я бы все равно уехал в Канаду, понимаешь? Мона тут ни при чем!

– Сейчас ты ей деньги зарабатываешь, – стояла она на своем. – К ней ты ездил, а ко мне нет.

– Я ездил смотреть на своего ребенка. На твою внучку, между прочим.

– Не нужна мне внучка от египтянки.

– Я даже не знаю, что на это ответить, – развел руками Сергей. – Нужна или не нужна, но это моя дочь, и у меня есть обязанности перед ней… А не только перед тобой. Давай закончим этот разговор: мы и так зашли слишком далеко.

Мысли о встрече с матерью не доставляли Сергею особой радости, но, как и в случае с Моной, он считал себя обязанным ее навестить. И только надежда увидеть Юлю как-то примиряла его с предстоящей поездкой.

В Украине было жарко и по-прежнему неспокойно. Сергей ехал по знакомым улицам уже незнакомой страны, и ему казалось, что за прошедшие полгода здесь все слишком изменилось. Исчез дух того Киева, в котором он вырос, – теперь это был послереволюционный город, в котором поселились недовольство и страх. Власть не устраивала значительную часть населения и не могла обеспечить безопасности. Люди стали озлобленными и недоверчивыми – при встрече они будто пытались просканировать тебя по шкале «свой – чужой». Сергею вдруг стало грустно: даже египтяне казались куда более приветливыми и доброжелательными, чем соотечественники.

«Хорошо, что я отсюда уехал, – мелькнуло у него в голове. – Раньше меня грело чувство возвращения на родину, а теперь и оно пропало».

Мать вовсе не выглядела смертельно больной, какой она хотела показаться в телефонных разговорах. Тамара Николаевна накормила Сергея своим фирменным борщом и продолжила бесконечный список жалоб.

– Мам, ну не могу я сейчас вернуться в Киев. Какой смысл постоянно обсуждать одно и то же? Хочешь, найму тебе сиделку?

– Не нужна мне сиделка, – отмахнулась Тамара Николаевна.

– Почему? Будет приходить, мерить тебе давление, или что там еще нужно. Уколы может делать… Ну посидите с ней, чаю попьете, поболтаете… Кстати, Юля к тебе заходит?

– Заходит, заходит. Хорошая девочка. Ты бы к ней присмотрелся.

– Вообще-то я женатый человек, – покраснел Сергей.

– Можно подумать, мужчин это когда-то останавливало. Твой отец бросил меня, когда тебе и двух лет не исполнилось, – ушел к другой женщине.

Сергей вздохнул. Про отца мать говорила крайне редко, но уж если начинала эту тему, ее было не остановить. Вот и сейчас в глазах Тамары Николаевны он заметил нехороший огонек…

– Мужскую природу ничем не исправить, – продолжала она. – Да и женщины давно потеряли стыд и совесть.

– Интересно ты рассуждаешь, – возмутился Сергей. – То есть женщина, которая влезла в чужую семью, по-твоему, потеряла стыд и совесть?

– А разве нет? Шалава, она и есть шалава.

– Тогда почему ты так толкаешь меня к Юле?

– Это другой случай, – поджала губы мать.

– Неужели? Я женатый человек, у меня есть дочь…

– Твой брак с самого начала был ошибкой. Вы с Моной совершенно не подходите друг другу.

– Очень удобное объяснение. Может, та женщина, к которой ушел отец, тоже считала, что ваш брак был ошибкой?

– Как ты разговариваешь с матерью?!

– Просто у тебя двойные стандарты. Давай закончим этот разговор.

– Сынок, я ведь переживаю. У меня, кроме тебя, никого нет на этом свете. Думаешь, приятно видеть, как ты губишь свою жизнь с этой египтянкой?

– Ничего я не гублю. Не надо преувеличивать.

– Но признайся, разве ты счастлив? Разве о такой семейной жизни ты мечтал?

– Мам, если у меня в семье и есть проблемы, я решу их сам.