указы, сулящие награду за взятие в плен враждебных чужаков. В категорию эту попали не все иноземцы – португальцы, американцы и ряд других составили исключение. Указы были нацелены на британских подданных, а также купцов-парсов, сипаев и прочих индийских военных.

Только в Макао еще было изрядно британцев, и уж где-где, а там-то указы, как ожидалось, принесут плоды. И точно, вскоре в Гуанчжоу поспешил нарочный с сообщением: задержаны англичанин и двое его слуг-индусов, они переправлены на материк и пребывают под надзором местных властей.

Гонца тотчас отправили обратно с приказом комиссара Линя: арестованных немедля доставить в Гуанчжоу, проявляя к ним максимальную учтивость.

В последующие дни город был взбудоражен слухами: мол, плененный англичанин – высокопоставленная персона, чуть ли не сам коммодор Бремер, который к тому времени превратился почти в мифическую фигуру, наделенную всевозможными демоническими признаками: фантастически громадным ростом, горящими глазами, огромной копной рыжих волос и прочим.

Ко всеобщему огорчению, доставленный англичанин оказался низкорослым субтильным юнцом, склонным принимать нелепые позы: то сплетал ноги, словно боясь не дотерпеть до горшка, то возводил глаза к небу, точно крестьянин, взывающий о дожде. На допросе выяснилось, что зовут его Джордж Стэнтон, ему двадцать три года, он евангельский христианин, прервавший свое обучение в Кембридже, дабы спасать души. Поскольку в Макао не было рукоположенного священника, он самочинно занял должность благовестника и читал проповеди остаткам английской общины.

Человек строгих правил, ежедневно на восходе солнца Стэнтон купался в море, обычно в компании молодых людей, которых старался приучить к здоровому образу жизни. Из-за своей усердной физкультуры он и попал в плен: тем утром Стэнтон вместе со слугами пришел на безлюдный пляж Касильяш и, как всегда, начал заплыв, но был схвачен лазутчиками и прямо в мокром купальном костюме доставлен на материк.

Заодно взяли и слуг, допрашивать которых пришлось Нилу. В протоколе ареста они значились как Чан-ли и Чи-ту, но вообще-то их звали Чиннасвами и Чхоту Миан, уроженцы Мадрасского и Бенгальского президентств соответственно. Обоим катилось к тридцати, прежде они были корабельными ламповщиками и на службу к Стэнтону поступили в Сингапуре после того, как из-за стычки с боцманом их списали на берег.

Подтвердив личность Стэнтона, парни решительно отмежевались от него, заявив, что не встречали хозяина глупее и хуже, чем этот законченный придурок. Всякий раз он их будил до свету, тащил с собою на берег и уговаривал залезть в холодную воду – мол, это единственно верный способ унять позывы ужасного, разрушительного недуга.

Они долго не могли взять в толк, о чем речь, но наконец сообразили и тогда уверились, что малый спятил окончательно. Оба решили при первой возможности сбежать от него, да все не было удобного случая, а теперь вот они под арестом.

– Ничего! – злорадно сказал Чхоту Миан. – Зато и его настигнет кара. Без своих омовений он беспомощен и не сладит с шаловливыми ручонками.

Однако радость слуг оказалась преждевременной: по приказу комиссара Линя Стэнтона поселили в прекрасных апартаментах кантонского Дома Совета, выдали ему Библию и письменные принадлежности, выполняли всякое его требование.

Что касаемо самих бывших ласкаров, то их, прислушавшись к рекомендации Нила, определили в команду Джоду на “Кембридже”.

Когда выяснилось, что Стэнтон из себя ничего не представляет, уже не было смысла удерживать его в Гуанчжоу. Пленника, конечно, отпустили бы, не прими дело иной оборот: поступило письмо португальского губернатора Макао (написанное явно под давлением британцев) с требованием немедленно освободить мистера Стэнтона, незаконно захваченного на португальской территории (о судьбе слуг, подметил Нил, не говорилось вообще).

Комиссар Линь взбеленился. Уже в который раз его вынуждали напомнить, что Макао – отнюдь не зарубежная территория, но часть суверенного Китая, на которой португальцам, оказав им особую любезность, позволили обустроить поселение. Значит, решил комиссар, пришла пора отстоять сие принципиальное положение. С этой целью в Макао был направлен большой отряд боевых джонок, который, обходя английский заслон, шел протоками в дельте Жемчужной реки. Вдобавок войско в пять тысяч человек выдвинулось на позиции вдоль массивной заставы, отмечавшей северную границу Макао.

Все это произошло очень быстро, но в Гуанчжоу царила гнетущая неопределенность. Нил смутно чувствовал приближение чего-то важного, однако не представлял, что это может быть. И вот утром 14 августа Комптон сообщил ему, что Чжун Лоу-сы, лично направлявшийся в Макао, включил его в свою свиту. Поскольку на полуострове много выходцев из Сяо-Сян, то бишь Гоа, могут потребоваться его услуги переводчика.

Из Гуанчжоу отбыли тем же полднем, протоками двигаясь на юг, и на другой день достигли пункта назначения. Высадились чуть выше заставы, которая, отделяя Макао от материка, представляла собою мощную фортификацию, дугой изогнутую над узким, холмистым перешейком, с материковой стороны переходившим в крутой взгорок, откуда открывался широкий обзор португальского поселения на остроконечном извилистом мысе, выступавшем из воды, точно хвост гигантского крокодила.

Места эти были знакомы Нилу, в прежние наезды в Макао он частенько прогуливался к заставе, иногда проходя через ворота, за которыми начиналась провинция Гуандун. В те времена таможня была маленьким сонным постом, за небольшую мзду пограничники пропускали всех желающих осмотреть окрестности.

Сейчас, приближаясь к заставе со стороны материка, Нил подметил ее значительное укрепление: из бойниц смотрели жерла пушек, на склоне холма расположился военный лагерь – ряды палаток, трепещущие стяги.

Вопросов Нил не задавал, было понятно, что боевые действия неминуемы.

Когда группа офицеров, в том числе капитан Ми, пересела на пароход и отправилась на разведку, стало ясно: бой не за горами. Догадка подтвердилась, после того как “Энтерпрайз”, стуча лопастями, вернулся на остров, и Кесри вызвали к капитану.

– Утром рота должна быть готова к погрузке, – сказал Ми. – На рассвете за нами придет транспортное судно “Назарет Шах”.

На полуострове, поведал Ми, налицо подготовка к войне: застава укреплена орудийной батареей, в гавани флотилия боевых джонок. Все признаки того, что вскоре португальская колония подвергнется нападению, но командующий южного фронта капитан Смит намерен это предотвратить, а посему решено нанести упреждающий удар. В наземной операции примут участие сто десять морских пехотинцев, усиленные командой фрегата “Друид” в составе девяноста матросов. Сипаи будут в резерве и, если что, поддержат атаку. К ним прикомандирован небольшой отряд обозников из числа самых необходимых – пушкарей, водоносов и санитаров. Солдатская выкладка по форме “Облегченное походное снаряжение”.

Не мешкая, Кесри еще раз проинструктировал капралов, хотя погрузка на корабль была хорошо отработана и каждый знал, что ему делать.

Утром подъем протрубили рано, но “Энтерпрайз” опоздал, и сипаям пришлось долго томиться под палящим солнцем. Однако, начавшись, погрузка прошла без сучка и задоринки, и во второй половине дня транспортный корабль, буксируемый “Энтерпрайзом”, прибыл к оконечности мыса Макао, где уже стояли английские суда: корветы “Гиацинт” и “Ларн” с восемнадцатью пушками, тендер “Луиза”, несколько баркасов и фрегат “Друид” с сорока четырьмя орудиями.

Окружившие кончик мыса корабли смотрели на бухту Прайя-Гранде. Севернее, возле перешейка, соединявшего полуостров с материком, расположились дюжина боевых джонок и флотилия судов поменьше. Кесри сразу понял, что эти неуклюжие корыта не чета современным кораблям, однако их чрезвычайно странный вид, который им придавали зубчатые башни на корме и носу, вселял определенное беспокойство, усугублявшееся внезапными всплесками активности на палубах, кои сопровождали звон гонгов и колоколов, клубы дыма и хоровое скандирование. Все это до крайности нервировало сипаев.