class="p1">Вдали, на бастионах заставы, виднелась большая артиллерийская батарея из обычных пушек и орудий со стволами от шести до четырнадцати футов длиной на вращающихся лафетах-треногах. Крутой склон холма позади заставы пестрел флагами и вымпелами, трепетавшими на ветру. По прикидкам Кесри, в этом лагере было несколько тысяч солдат. Когда стемнело, мерцающие лагерные костры, рассыпанные по всему склону, выглядели светляками на трухлявом дереве. А фонари в руках вестовых, доставлявших новые приказы, казались блуждающими огоньками.

На китайских кораблях всю ночь шли приготовления – то и дело тихий плеск воды перемежался громкими командами и ударами гонга.

На рассвете стало видно, что боевые джонки переместились ближе к берегу и заняли оборонительную позицию возле выступающих стен заставы. За ночь увеличилось число пушек на батарее – с парапетов смотрело около двух дюжин жерл.

Все утро капитан Ми и другие старшие офицеры с борта “Энтерпрайза”, утюжившего воду вдоль берега, изучали оборону противника. В полдень был подан сигнал к началу атаки.

Сперва “Луиза”, “Энтерпрайз” и оба корвета приблизились к заставе, встав напротив китайских кораблей. “Энтерпрайз” подошел так близко к берегу, что почти зарылся носом в илистое дно. По второму сигналу корветы окрыли огонь с дистанции в шестьсот-восемьсот ярдов.

Небо над гаванью потемнело от стай водоплавающих птиц, всполошенных грохотом орудий. Через минуту-другую китайская артиллерия ответила огнем, невзирая на разрывы вокруг. Стрельба ее была яростной, но беспорядочной, почти все ядра ложились с перелетом. Тем временем тридцатидвухфунтовые пушки корветов пристрелялись, и китайские орудия одно за другим смолкали, погребенные под крошевом из кирпичей и разорванных тел.

Под прикрытием канонады матросы “Друида” и морские пехотинцы перебрались на два баркаса. На фок-мачте фрегата взвился сигнал, призывающий “Энтерпрайз”. Бешено молотя лопастями, пароход дал задний ход и, снявшись с мели, развернулся. Он подошел к фрегату, взял баркасы на буксир и направился к береговой точке, определенной для высадки и атаки китайских позиций с тыла.

На какое-то время английский десант пропал из виду, скрытый береговыми скалами. Затем красные мундиры пехотинцев в колонне по двое и морская форма на ее фланге появились на вершине уступа. Англичане, открытые для китайских позиций, расположенных выше, и батареи на заставе, тотчас угодили под ураганный ружейный и артиллерийский огонь. С обеих сторон к ним приблизились роты противника.

Английская атака захлебнулась, пехотинцы еще не успели развернуть полевое орудие, как получили приказ отступить к берегу. На фрегате взвился очередной флажок.

– Сигнал для нас, – сказал капитан Ми. – Выдвигаемся на поддержку флотских.

– Есть, каптан-саиб! – отсалютовал Кесри.

Сипаи и обозники уже выстроились на палубе. Стволы гаубиц и мортир, каждый весом в сотни фунтов, еще раньше загрузили в тендер, теперь настала очередь живой силы.

Первыми к борту подошли обозники: водоносы, согнувшиеся под весом полных бурдюков, за ними санитары со свернутыми носилками, следом пушкари, тащившие части орудийных лафетов. Новичок Маддоу нес на плечах тяжеленные пушечные колеса, словно игрушечные.

Потом наступила очередь сипаев, и Кесри встал у края забортного трапа, чтобы наблюдать за погрузкой. Необстрелянным солдатам предстояло вступить в свой первый бой, и было бы неудивительно видеть на их лицах приметы страха и отчаяния. Однако ни у кого не подметилось бегающих глаз, явного знака растерянности. Никто из сипаев даже не взглянул на Кесри, все шли гуськом, сосредоточенно уставившись на ранец товарища. Их непрерывное движение, напоминавшее вращение колесных спиц, порадовало Кесри – значит, бойцы думают не о себе, но о роте, и, стало быть, его многомесячная тяжелая работа окупилась. Вера солдат в своего командира настолько крепка, что, даже не глядя на него, все знают: он рядом и надежен, как поручень трапа, за который они хватаются, спускаясь в тендер.

На “Энтерпрайзе” уже завели буксировочные канаты, и как только офицеры покинули трап, пароход начал движение, шлепаньем лопастей заглушая отдаленную стрельбу. Доставка на берег показалась удивительно быстрой, и вскоре сипаи мчались к плацдарму, занятому англичанами.

Едва они построились, по рядам пробежали водоносы, наполняя солдатские медные фляги. Рядом шеренга английских матросов, готовясь к атаке, дружно отливала себе под ноги. Поняв, что в бою облегчиться будет некогда, сипаи последовали их примеру.

Приняв командование десантом, капитан Ми отдал приказ выдвигаться колоннами, морякам занять позицию на правом фланге. Размеренной рысью поднявшись по склону, атакующие порядки достигли вершины холма и открыли плотный огонь, невзирая на пули, свистевшие над головами.

Залп, другой, третий, и над полем боя повисло густое черное облако пороховой гари, резко снизившее видимость. Сипаи, почти ослепшие в едком дыму и почти оглохшие от пальбы, задыхались, кашляли, но с шага не сбились и, подчиняясь навыку, обретенному за сотни часов ежедневной муштры, шли вперед, точно автоматы.

Кесри занял “наблюдательную” позицию – чуть сбоку, но вровень с передовым строем. С началом боя главным объектом его внимания стали собственные солдаты. Он много раз говорил им о сюрпризах в виде непредсказуемого рельефа местности, грохота выстрелов и дыма, но прекрасно понимал, что реальность ошеломит даже самого подготовленного бойца.

Вдруг в буханье пушек и треске ружейной стрельбы он различил странный вибрирующий звук – звенел штык, в который угодила пуля. В дыму обозначились контуры солдата: объятый ужасом, он держал ружье на отлете, готовый к тому, что ожившая Смуглая Бесс вот-вот его проткнет. Кесри подскочил к нему и, приложив ладонь к штыку, погасил звон металла. В следующую минуту за его спиной тонко пропела пуля, отрикошетившая от каркаса солдатского кивера. В такой момент оглушенному бойцу кажется, будто его огрели молотом по голове и у него лопнули барабанные перепонки. Сипай, парень лет семнадцати, повалился на колени, зажав руками уши и тряся головой. Кесри вздернул его на ноги, всунул мушкет ему в руки и подтолкнул вперед.

Тем временем артиллеристы смонтировали орудия, и гаубицы присоединились к огню легкой пушки моряков. Утробно ухая, из широких жерл они посылали ядра в защитные укрепления, а пушка, басовито рявкая, посыпала шрапнелью и картечью неприятельские цепи.

Противник дрогнул, и капитан Ми, шедший в первых рядах, вскинул саблю, подавая сигнал к атакующему броску. Исторгнув мощный рев Хар Хар Махадев![83], солдаты с ружьями наперевес ринулись вперед. Их появление из дымовой завесы обратило врага в бегство – китайцы бросились врассыпную, растворившись в зарослях холма.

Теперь Кесри предстояло привести в чувство своих солдат, опьяненных победой и уподобившихся кровожадному зверю после удачной охоты. Сейчас они были опасны и почти неуправляемы, однако он, размахивая саблей и сыпля страшными проклятиями, сумел согнать их в строй. В душе-то он был рад, что их приобщение к войне произошло не в ожесточенном сражении, а в относительно легком бою. Кесри смотрел на солдат, хмуро переминавшихся в строю, и сердце его наполнялось безмерной гордостью: он знал, что не изведает любви сильнее, чем к этой роте – его, в общем-то, творению, венцу трудов всей его жизни.

С вершины соседнего холма Нил вместе с Чжун Лоу-сы и его свитой наблюдал за ходом боя, поначалу подкрепившим давно сложившееся мнение о сильных и слабых сторонах противников, а именно: морское превосходство англичан будет нивелировано на суше, и подавляющее превосходство китайцев в живой силе позволит отразить вторжение.

Разрушения, причиненные корабельным артобстрелом, никого не смутили, поскольку все были прекрасно осведомлены об огневой мощи западного флота. Войска тоже о ней знали и подготовились к тому, чтоб переждать бомбардировку. Все понимали, что истинной проверкой станет сухопутный бой, и восторжествовали, увидев крохотную численность десанта, не