Томск. Август 20… года

Признаться, я раскрыл потрепанный временем и читателями томик с изрядной долей скепсиса пополам с сарказмом. Ну, что такого из ряда вон мог сочинить типичный местечковый писатель деревенского разлива? Ну, кто такой, этот Серафим Пожитухин? Одна фамилия чего стоит! Сразу пришло на ум знаменитое ильфо-петровское: «Индо взопрели озимые, рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку, понюхал старик Ромуальдыч свою портянку и аж заколдобился…»

Я сходил на кухню и заварил полулитровый чайник настоящего зеленого чая «Летящий дракон», присовокупил к нему тарелочку с цукатами и сухофруктами и устроился максимально комфортно в любимом кресле возле журнального столика. Лишь сделав пару глотков восхитительного напитка и бросив в рот кусочек вяленой папайи, я снова взялся за книгу.

Сборник назывался претенциозно даже с поправкой на социалистическое прошлое — «Загадки и тайны Сибирского края. Правда или ложь?» Хм, не слишком удачно для художественного чтения. А впрочем, почему художественного? Это же Андрюха так книгу обозвал. А вдруг этот Пожитухин — какой-нибудь энтузиаст-краевед, собравший некоторое количество местных легенд и преданий и придавший историям форму литературных рассказов?

Я заглянул в оглавление. «„Летучий голландец“ на Чулыме», «Белый шаман», «Дракон озера Келым», «Хозяин Васюганского урмана», «Лесной дух Заобья», «Нарымские небылицы»…

М-да. А теперь — аннотация. «В книге молодого краеведа и писателя-коммуниста Серафима Пожитухина из Новониколаевска в художественной форме пересказываются наиболее известные легенды Сибирского края. Тексты сопровождены политически грамотными комментариями, разъясняющими всю антинаучную суть этих мифов…» Вот так, коротко и по существу!

Что ж, ты меня заинтриговал, Андрюха! Приступим…

Рассказ, который порекомендовал прочитать Куваев, назывался «Хозяин Васюганского урмана. Быль или небыль?»

* * *

«Стоял май 1925 года. Весна выдалась в Томском уезде ранняя. Аккурат ко Дню трудящихся снег сошел отовсюду. Лишь по логам да глухим лесным распадкам еще ютились подопревшие, посеревшие сугробы. А уже к концу декады по перелескам и полям зазеленела первая трава, и поднялись озимые. Дождей не случалось уже две недели. Дороги по большей части просохли.

В один из таких погожих деньков комсомольцы из коммуны имени товарища Троцкого, что была основана прошлым летом на месте бывшего старообрядческого поселения в междуречье Иксы и Бакчара, на общем собрании решили послать в тайгу отряд добровольцев на поиски контрреволюционного гнезда тайных агентов мировой буржуазии, которые повадились портить жизнь коммунарам и мешать им строить общее светлое будущее.

А дело было в том, что еще с осени, едва коммунары отстроились на новом месте и приступили к созданию образцового коммунистического хозяйства, начались у них на подворье разные странности.

Сначала исчезла корова Машка, самая удойная из всего небольшого стада. И ведь деваться-то ей особо было некуда — кругом чаща непролазная.

— Не уплыла же она, в самом-то деле? — удивлялся пастух Семен Корольков, член Ленинского коммунистического союза молодежи с 1923 года, награжденный за ударный труд двумя почетными грамотами волостного комитета партии большевиков.

— А если все же волки ее порвали? — высказал разумную версию другой ударник коммунистического труда, Василий Бездетных, кандидат в члены ВКП(б) и опытный механизатор.

— Если бы волки, следы бы остались, шерсть там, кровь… — возразила ему юная комсомолка Зося Криницкая, лучшая доярка коммуны.

— Тогда где же корова? — сурово вопросил всех председатель коммуны, член партии большевиков с 1917 года, товарищ Денис Дормидонтович Болшаков.

— Похоже, у нас завелся вор? — пристально оглядывая собрание, предположил комиссар коммуны товарищ Лавриков, большевик с дореволюционным стажем.

Молодые люди и девушки запереглядывались, стараясь определить, кто же из них мог пойти на такое преступление. Однако секретарь комсомольской ячейки коммуны, кандидат в члены ВКП(б) товарищ Зайцев поспешил разрядить гнетущую обстановку подозрительности, заявив, что среди членов коммуны имени товарища Троцкого нет и не может быть преступников и надо искать вора на стороне. Например, в соседней деревне Ивашкино проживают аж три бирюка сразу, все — бывшие кулаки, сосланные на поселение с Поволжья. Наверняка корову украл кто-то из них!

Такая версия происшествия показалась всем наиболее достоверной. Однако доказательств, как ни старались, добыть не смогли, даже призванный на помощь участковый Потапенко не выявил ни малейших следов присутствия коровы ни у одного из подозреваемых. Хотя и взял со всех троих подписки о невыезде из села до весны.

Постепенно в коммуне всё успокоилось и вошло в рабочую колею. Но ближе к зиме кражи возобновились. Причем теперь животные стали пропадать прямо из хлева.

Комсомольцы решили организовать ночные дежурства. По три человека. Один — с ружьем, двое — с вилами. Несколько ночей прошли спокойно, но затем случилось ЧП.

Среди ночи коммунары были разбужены выстрелами и громкими криками, призывающими их к товарищеской выручке и взаимопомощи. Члены партии и наиболее крепкие молодые люди первыми откликнулись на призыв и прибежали к хлеву, вооружившись тем, что попало под руку. Там они застали странную картину.

Ворота хлева не распахнуты настежь, а наоборот, проломлены внутрь. По скотному двору мечутся перепуганные животные и птицы. Сторожа залегли за поленницей слева от входа во двор и дружно указывают на дальний его край, выходящий к лесу.

Из-за плохого освещения подмоге было трудно разглядеть, что именно так взволновало и даже слегка напугало молодых людей. Но председателю коммуны, товарищу Болшакову, обладающему орлиным зрением, удалось заметить крупную широкую фигуру, мало похожую на человеческую, быстро удалявшуюся прочь от скотного двора.

— Так это же медведь! — уверенно сказал товарищ Болшаков. — Шатун, мать его!..

— Вот свезло, так свезло! — покачал сокрушенно крупной седой головой товарищ Лавриков.

— А что такого? — непонимающе воззрились на него комсомольцы.

— Так ведь придется теперь зверя-то убить. Иначе он нам житья не даст, всю скотину передавит, гад!

— А вот, кстати, вы куда стреляли? — поинтересовался председатель коммуны у сторожей.

— Да вверх я пальнул, — повинно склонил голову комсомолец Егор Чмыхало. — Думал, отпугну грабителя… Кто ж знал, что он такой наглый окажется?

— А медведь пустой ушел или с добычей? — посерьезнел товарищ Лавриков.

— Поросенка упер, ирод! — выскочила из хлева, успевшая там все осмотреть, комсомолка Криницкая.

— Значит, не уберегли общественное добро? — прищурился товарищ Лавриков. — Струсили?

— Эге, ты уж полегче с ними, Игнат Петрович, — примирительно заговорил председатель коммуны. — Медведь все-таки. Не собака. Сам бы не растерялся, что ли?