– Повезло, что с нами эти двое, – хмыкнула она, кивая на Коула и куда-то вбок, в корни дерева. – Просто непробиваемые! Не перестаю поражаться охотничьей природе: даже морок их не берет. Но стоит переступить эту черту мне или другой ведьме… – Тюльпана присела на корточки, проводя по ней пальцами и тут же отдергивая руку, обожженная солью. – Боюсь, к священному древу мне не подойти. О его защите хорошо позаботились.

– Зачем кому-то так защищать дерево, даже если оно «священное»? – не понял Коул. Я же пригляделась к выступающим корням и увидела неподвижное тело с раскинутыми руками, распластанное между ними.

Удивительно, какой беззащитной во сне может быть та, что не ведает пощады наяву. Плененная собственным воображением, Ферн выглядела абсолютно умиротворенной: рот был слегка приоткрыт, а сомкнутые веки едва заметно подрагивали, как если бы ей снилось нечто захватывающее. Ветер гладил Ферн по светлым спутанным волосам, убаюкивая.

Гидеон сидел подле нее на коленях, но не трогал и не пытался разбудить – очевидно, уже пытался и понял, что это бесполезно. Рядом лежало копье, а его зеленые глаза встревоженно блестели, подсвеченные сумраком. Заметив, что я неприкрыто пялюсь на него, пытаясь разобраться в завладевших им эмоциях, Гидеон прочистил горло и вежливо осведомился:

– Ты в порядке, Одри?

– Да, спасибо. А Ферн…

– Упала вместе с тобой, – подтвердил Гидеон слова Коула, и его ресницы опустились. Он вдруг стал выглядеть в два раза старше, чем был на самом деле: побитый, раздавленный и… Напуганный? – Но если очнулась ты, то, значит, скоро очнется и она…

– Нет, не очнется.

Коул вздрогнул и резко встал, подняв меня за локоть, чтобы отодвинуть себе за спину и загородить от вязкой тени, отделившейся от ствола древа. Тень эта казалась длинной и бесформенной, пока ее не подрезал свет от фар, оставив лишь миниатюрный чернильный сгусток. Он юркнул между корней можжевельника и, просеменив до Коула и Гидеона, вышедших вперед, оказался не чем иным, как черноволосой девочкой из моих видений.

– Я тебя знаю! – вспыхнула я, растолкав братьев, чтобы подойти ближе и убедиться. – Да, это ты… Тебя хотели вздернуть на том дереве!

Девочка хихикнула. Глаза у нее на самом деле были не черными, а темно-зелеными, словно болото, подернутое утренним туманом. Кожа, прежде кажущаяся бледной, оказалась кирпично-коричневой, как у индейцев. Я невольно вспомнила Марту, дочь Ганса, – они обе были еще детьми, но эта ведьма держалась уверенно, ничуть не страшась нас. Даже более того – вела себя так, будто это мы должны ее страшиться… Беззастенчиво разглядывала нас, стоя босиком на песке в белой подпоясанной тунике. Ее щеки были разрисованы полосами, а из непослушных волос торчали костяные клювики мелких птиц и красные перья.

– Кто ты? – спросил Коул, накрыв руку Гидеона, чтобы тот спрятал копье обратно. Какой бы сильной ведьмой эта девочка ни оказалась, воевать с ребенком было глупо. – Что ты делаешь одна в пустыне?

– Меня зовут Гён, и здесь наш дом. Ты ведь дочка Виви, верно? Помню ее! Хорошие сказки рассказывала. – Она поманила меня к древу крохотной ручкой, и я не осмелилась сказать, что Гён слишком юна для того, чтобы застать мою мать ученицей. – Пойдем. Ворожея тебя ждет.

– Подождите! – окликнул девочку Гидеон. Она остановилась, захлопав ресницами. – А что будет с ней?

Он указал копьем на Ферн: она так ни разу и не пошевелилась с тех пор, как я очнулась. Похожая на спящую красавицу, Ферн бродила по безжизненной пустоши, изнемогая от жажды и не понимая, почему далекие скалы не двигаются с места, как и солнце, никогда не меняющее своего положения.

Гён вздохнула, но ответила без сожаления – всего лишь констатировала факт:

– В ней есть мудрость, но нет милосердия. Она не в силах пройти испытание, сколько бы ни пыталась.

Испытание.

– Так вот что это было! – воскликнула я, и девочка понимающе улыбнулась, глядя на меня умными глазами, как будто это я была ребенком, которому приходилось разжевывать очевидное. – Это нужно для того, чтобы войти на территорию вашего ковена? Как зачарованный лес Шамплейн и Нимуэ…

– Да, что-то вроде того, – пробормотала она, вероятно, не разобрав значение слов, которые я произнесла. – Мы не любим чужаков. И мы говорили Ферн не возвращаться, но она никогда не слушает…

– Ферн уже бывала здесь? – спросила я, устремившись следом за Гён к можжевельнику: она шла крохотными, но быстрыми шажками, перебегая с место на место.

– У древа – да, в нашем ковене – нет. Неспособным на прощение нет прохода.

– Что она видит?

– То же, что и ты, только наоборот, – улыбнулась Гён, и я заметила, как странно у нее выступают верхние клыки.

– Хочешь сказать, в ее иллюзиях вешают меня?

– Ага. – Гён снова хихикнула, не обращая внимания, как я поежилась от этой новости. – Но в отличие от тебя она не спешит бросаться тебе на помощь. И смотрит, смотрит, смотрит…

– Почему-то я не удивлена.

– А я вот очень. Редко встретишь душу, до того озлобленную на весь свет, что добровольно выбирает погибель, лишь бы вместе с ней погибли и ее враги. Увези Ферн, – бросила Гён через плечо потерянному Гидеону, мечущемуся между машиной и Ферн. – Чары спадут, когда вы окажетесь далеко. Иначе она так и будет бродить по задворкам собственного разума, пока не умрет.

Гидеон встрепенулся, поднеся к глазам свою метку атташе, обведенную вокруг запястья. Его губы сжались, как и губы Коула: они переглянулись и, обменявшись кивками, тем самым распрощались. Гидеону нельзя было оставлять Ферн здесь, если он сам хотел жить. Я невольно вспомнила ее синеющие губы и сломанные лодыжки, дергающиеся над пропастью… Мне не хватило духу даровать ей такую смерть – лучше уж я принесу ей смерть своими руками, чем позволю Дьяволу взять на себя мою работу. Как бы мне ни хотелось, чтобы все проблемы решились по щелчку пальцев, так никогда не бывает. Даже в магии. За все нужно платить.

– Все, что я когда-либо делал, я делал ради тебя, Коул, – бросил Гидеон брату напоследок, бережно поднимая Ферн на руки. В ее волосах застрял песок, а сама она напоминала ватную массу, с которой можно было делать все, что угодно.

Коул отвернулся, сжав челюсть, пока заводился красный Pontiac, который, мигнув фарами, вскоре умчался прочь по шоссе.

– Почему вы живете в пустыне? – вдруг поинтересовался Коул, нагнав девочку у края соляного круга, который она обходила, что-то проверяя. – Вы от кого-то прячетесь?

– Да, от таких, как ты. – Она окинула его проницательным взглядом, но абсолютно беззлобным, почти насмешливым. – Наш ковен вобрал в себя тех, кого не успели раздробить и изжить твои предки. Нью-Форест, Салем, Кроатоан… Все их потомки обрели убежище здесь, меж скал и каньонов под крыльями кондоров. Десятки разных традиций слились в одну, как и наша кровь. Пустыня Мохаве долгое время находилась под защитой индейских племен. Здесь по-прежнему царит их магия, а потому охотникам сюда не добраться… Ты исключение.