Меня будто облили ледяной водой из шланга. Я онемела, обескураженная, как ловко Тюльпана поменяла нас местами. И все бы ничего, если бы она не была права… Мой мозг заскрипел, отказываясь признавать это. Мысль, которую я гнала долгое время, обрушилась неистовой стихией: что будет после того, как эпопея с Ферн завершится? Какое будущее ждет меня с Коулом, если ведьм моего ковена почти не осталось? Мне было всего двадцать, и я жила сегодняшним днем, не думая о завтрашнем, который и вовсе мог не наступить. Но если все-таки наступит…

– В чем дело, Одри? – поддела меня Тюльпана, улыбаясь сквозь боль, которую выдавала за ехидство. – Кто-то ведь должен был открыть тебе глаза на очевидное. Странно, что Рашель не сделала этого. Твой ковен вымер, ведь так? Твоя задача как Верховной – восстановить его. Неприкаянных ведьм не хватит для этого… Нужны ведьмы одной с тобой крови. Тебе придется заводить детей, и много. Думаешь, все из них будут девочками? А что, если природа сыграет злую шутку и у вас с Коулом будут рождаться лишь сыновья? В таком случае Верховенство прервется, и ведьмы Дефо исчезнут с лица земли.

Я похолодела от этих слов, но ничем себя не выдала. По крайней мере, постаралась.

– Везде есть лазейки.

– Такие же, как та лазейка, которую нашла Виктория, извратив сущность Джулиана и сделав его больным чудовищем, вожделеющим родную сестру?

Я сглотнула, бесстрашно глядя Тюльпане в глаза. Она испытывала меня, как дикий зверь, – дам я слабину или выстою? Заслужу ли право быть посвященной в ее фамильную тайну?

– По-моему, последнее, что тебя должно волновать, – это мое потенциальное потомство.

Тюльпана пожала плечами и усмехнулась. Безжалостный шторм в ее глазах, поднятый моими расспросами, улегся до безобидных набегов пены.

– Но я ведь теперь ведьма твоего ковена. Я должна заботиться о будущем своей Верховной. Коул – не пара тебе, Одри. Природа не зря ограничила наследование магии: ведьмы должны быть с ведьмами. – Тюльпана оглянулась в сторону парка – туда, где на мигающем колесе обозрения, пронзающем синее небо, сейчас катался ее сын с приемной семьей. – Атташе – наш авангард. Они всегда умирают первыми. И дети от них тоже. Но это неправильно… Ребенок должен пережить свою мать, а не наоборот.

– Ты говоришь словами Авроры.

– Может быть, – согласилась Тюльпана. В Лас-Вегасе стояло как минимум двадцать градусов, но она завернулась в фиолетовый плащ и обняла себя руками, будто замерзла. – Мы с Киллианом провели вместе больше двадцати лет… В ту пору меня не влекло Верховенство – я не встречалась с Авророй долгие годы. А Киллиан даже не был охотником на ведьм, как твой Коул. Он был обыкновенным мужчиной, для которого принесенная мне клятва значила больше, чем человеческий брак. Он управлялся с мечом хуже, чем с бритвой, но ему было важно сделать для меня хоть что-то. И он сделал. Генри стал его лучшим подарком мне, пока Аврора все не испортила.

Мы стояли посреди оживленной площади, а от этого короткого рассказала у Тюльпаны подкашивались колени. Она покачнулась и опустилась на скамейку под искусственной сакурой, глядя на свои черные ботинки с шипами.

– Аврора убила Киллиана, а потом отняла Генри? – догадалась я шепотом, пытаясь сдержать сочувствие, которого Тюльпана никогда бы не потерпела в свой адрес.

Она медленно моргнула вместо ответа.

– Аврора жалела, что выпустила меня из поля зрения на целый век. Считала, я отбилась от рук и мне нужно вернуться в лоно ковена. Но с ребенком-смертным вход туда закрыт… Однажды, когда мне пришлось отлучиться из дома, она пришла за Генри. Его уже и след простыл к моему возвращению. Пытать Аврору было бесполезно – она никогда не отступается от своих планов. А на Генри было столько защитных чар, собственноручно мною наложенных… У меня ушло полтора года, чтобы его найти. И когда я нашла… Оказалось, Генри уже забрали в семью. Он – страховой агент, она – флорист с собственным цветочным магазинчиком. Семьи обычнее днем с огнем не сыщешь! Они больше десяти лет не могли завести детей, а потому дали Генри все, что ему было нужно, и даже больше. Они дали ему любовь, какую я никогда не знала, а потому не могла дать. У Генри появился шанс прожить нормальную жизнь, дожить до глубокой старости в спокойном незнании, что чудовища, прячущиеся под его детской кроваткой, – вполне реальны. И я не стала этот шанс отбирать. Я поняла, что Аврора была права: так лучше не только для меня, но и для Генри. Теперь каждый на своем месте.

Я нервно сжимала и разжимала подол своего платья, боясь перебить Тюльпану, боясь запомнить ее слова и спустя годы прочувствовать нечто подобное. Я восхищалась ею, если не сказать больше – боготворила. Сильная внешне, она была сильной и внутри – не расколоть, не продавить. Но я бы никогда не пожелала себе такой силы – ее можно лишь выстрадать и воспитать в себе через тернии и агонию.

– Ферн хотела, чтобы я увидела Генри, – прошептала Тюльпана серыми губами, и отчаяние ее сменилось испепеляющей ненавистью. – Это мое наказание. Он так похож на Киллиана… С тех пор как Генри исполнилось два, я никогда не подходила к нему настолько близко. И больше не подойду. – Тюльпана вскочила с места и бросила на меня непроницаемый взгляд. – Забудь о том, что здесь было. Если расскажешь хоть кому-нибудь – у тебя отсохнет язык.

Я чиркнула пальцами по губам, изображая застежку. Тюльпана удовлетворенно хмыкнула и направилась к парковке, где на солнце сверкал синий джип. Она легко стерла наш разговор из памяти, но для меня было слишком поздно: я почувствовала, как сорняки сомнений, посаженные ею, начали прорастать. Однажды я зарасту ими и уже не выпутаюсь.

– Решай проблемы по мере их поступления, – повторила я про себя совет Рашель, вставая со скамьи и отряхиваясь. – Сначала Ферн, потом – все остальное.

Я перебежала дорогу на красный свет и юркнула в машину, где все уже были в сборе.

– Выглядит… живописно, – прокомментировала я лиловый синяк с запекшейся кровью, обводящий нижнюю губу Коула. – Сувенир от Гидеона?

Коул посмотрелся в зеркало заднего вида и ужаснулся – похоже, до этого момента он даже не задумывался, что выглядит настолько кошмарно. Волосы сбились в дремучие клоки, левая скула была рассечена по диагонали, как если бы Коул проехался лицом по асфальту. Один рукав обожаемой мною рубашки отсутствовал, а уж на штаны я и вовсе смотреть побоялась.

– Надеюсь, он выглядит так же, – попыталась разрядить обстановку я, открыв баночку с цветочной мазью и ласково втерев ее в свежие ссадины.

Коул зашипел, но мужественно вытерпел.

– Хуже. За Бакса я точно отплатил.

– Мой ты умница!

Коул скривился – не то от моего тона, не то от травяного запаха, щиплющего израненную кожу. Коул был горячим, как в лихорадке, и я прижала к нему ладонь, впитывая в себя тепло вместе с воспоминаниями. Два брата, сцепившиеся в мертвой хватке и катящиеся вниз по улице прямо под колеса машин. Копье и навахон, скрещенные на глазах у прохожих. Две метки, горящие на запястьях оранжевым светом. «Ты вечно берешь на себя больше, чем тебе положено!» – «А ты вечно лезешь, куда не просят!» Зевающая Тюльпана лениво наблюдает за ними с другого конца сквера. «Предатель!» – «Тупица!» Мальчишеская схватка, закончившаяся тумаками и позорной ничьей. «А ну стоять!» Остроконечный значок местной полиции и бегство обоих, чтобы не объяснять то, что никто все равно не поймет.