Кроме того, ее раздражало, что он способен веселиться без нее. Если не шутил с Молли, значит, флиртовал с Фэб Кэйлбоу или дразнил детей. Подумать только — они ничуть не боятся этого ворчливого, угрюмого типа! Это вызывало еще большую досаду;

— Иди умойся и переоденься, — велел он. — Я сделаю то же самое, а потом повезу тебя ужинать.

— Спасибо, но я не голодна.

Лайам устало вздохнул и откинул голову на спинку стула.

— Значит, по-прежнему стоишь на своем? Намерена послать к черту все, что между нами было? Не желаешь дать нам ни единого шанса?

Лили спустила ноги на землю и выпрямилась.

— Лайам, пойми, то, что случилось, — всего лишь временное помрачение. Я долго была одинокой, вот и поддалась глупому порыву.

— Влияние времени и обстоятельств, верно?

— Да.

— И на моем месте мог быть любой мужчина?

Ей хотелось ответить утвердительно, но язык не слушался.

— Нет, не любой. Ты, если захочешь, способен быть чертовски неотразимым.

— Как и миллионы мужчин. И все-таки ты понимаешь: между нами что-то происходит, но слишком труслива, чтобы признать это.

— А зачем? Я и без того вижу, что именно притягивает меня к тебе. Старая привычка.

— Ты это о чем?

Лили нервно, повертела кольцо.

— Видишь ли, это не впервые. Настоящий мужчина. Мачо.

Жеребец, вожак стада. Властный, решительный принц, который берет на себя все заботы Золушки. Мужчины, подобные тебе, всегда были моей фатальной слабостью. Но теперь я не нищая девчонка-подросток, которая нуждается в могучем покровителе.

— Слава Богу. Терпеть не могу подростков. И я слишком большой эгоист, чтобы заботиться о ком-то.

— Ты намеренно искажаешь смысл моих слов.

— Потому что ты начинаешь мне надоедать.

Она не позволит ему сбить ее с толку, особенно еще и потому, что именно такова цель этого грубияна.

— Лайам, я слишком стара и опытна, чтобы дважды совершить одну и ту же ошибку. Да, меня влечет к тебе. Меня всю жизнь тянуло к агрессивным мужчинам, хотя в их характере — втаптывать в грязь женщин, которым они небезразличны.

— Подумать только, а я был уверен, что на сегодня ты исчерпала репертуар глупостей. Оказывается, нет.

— Послушай только, что ты несешь! Не желаешь говорить на эту тему — так и скажи, но ты намеренно унижаешь меня, чтобы заставить замолчать.

— Жаль, ничего не выходит.

— Я-то думала, что наконец помудрела, но, очевидно, это не так. — Лили поднялась. — Так вот, Лайам, когда-то я имела несчастье влюбиться в человека, старавшегося всегда настоять на своем, но больше такое не повторится. Я любила мужа, но. Бог видит, иногда ненавидела куда сильнее. — Она зябко обхватила себя руками, пораженная, что осмелилась открыть ему тайну, которую скрывала даже от самой себя.

— Он, возможно, заслужил это. Судя по твоим словам, он настоящий сукин сын!

— И удивительно был похож на тебя.

— А вот в этом я сильно сомневаюсь.

— Сомневаешься? — взорвалась Лили, ткнув рукой в иудино дерево. — Он не позволял мне даже купить ветряные колокольчики! Я так их люблю! А он не разрешал мне повесить их в собственном саду!

— И был совершенно прав. Эти штуки действуют на нервы!

Желудок Лили свело судорогой.

— Вот видишь! Влюбиться в тебя — все равно что снова связаться с Крейгом!

— Какая чушь!

— Через месяц после его смерти я повесила колокольчики под окном спальни.

— Под окном нашей спальни ничего подобного не будет!

— У нас нет никакой спальни. Но появись она, я повесила бы все, что хочу!

— Даже если бы я настоятельно попросил тебя не делать этого?

Лили в отчаянии воздела руки к небу:

— Разве дело в колокольчиках? Я просто привожу пример.

— Ну нет, так легко ты не отделаешься. В конце концов, именно ты затронула эту тему. — Теперь вскочил он. — Я сказал, что терпеть не могу чертовы штуки, а ты твердишь, что все равно повесишь их. Я правильно тебя понял?

— Ты окончательно спятил!

— Это верно или нет?

— Да!

— Прекрасно, — мученически вздохнул он. — Если для тебя это так важно, валяй, вешай. Но не рассчитывай, что я не буду жаловаться. Уши разрывает. Шумовое загрязнение атмосферы — вот как это называется. Но я жду, что ты пообещаешь кое-что взамен.

Лили схватилась за голову.

— Господи, ты меня пытаешься таким образом обольстить?

— Скорее, объяснить кое-что. Сама ты, я вижу, понять не в состоянии.

— В таком случае просвети меня.

— Ты не позволишь ни одному мужчине втоптать тебя в землю. Я только что попытался, но ты не дала. А если я не могу этого добиться, значит, никто не сможет. Видишь? Никаких проблем.

— Все не так просто.

— Но как насчет меня? — Лайам коснулся своей груди, впервые став удивительно беззащитным. — И моей фатальной слабости?

— Не понимаю.

— Если бы ты думала о ком-то, кроме себя, наверняка поняла бы!

Его слова жалили не так больно, как уколы Крейга. Лайам хотел не ранить ее, а только встряхнуть.

— Ты невозможен!

— Скажи, пожалуйста, что должен делать такой человек, как я? Я не умею действовать осмотрительно, и теперь поздно учиться осторожности. Как же теперь быть?

— Не знаю.

— Моя слабость — сильные женщины. Те, которые не закатывают истерику, если мужчины не говорят то, что им хочется услышать. Беда в том, что сильная женщина, в которую я, кажется, влюбился, не желает иметь со мной ничего общего. Как же мне теперь быть, Лили?

— О, Лайам! Ты вовсе не влюбился в меня. Ты…

— Да поверь же в себя хоть немного, — попросил он. — В ту женщину, которой ты стала.

Его слова потрясли ее. Захватили. Он сам не знает, что говорит! И не видит за красивым лицом настоящую, истинную Лили. Ту, которой она себя ощущает.

Лайам, сунув руки в карманы, отошел в конец патио.

— Ты достаточно долго хлопала дверью перед моим носом. Я люблю тебя, но у меня тоже есть гордость.

— Знаю.

— Картина почти закончена, и я приглашаю тебя посмотреть. Приезжай ко мне в четверг вечером.

— Лайам, я…

— Если не покажешься, искать не буду. Тебе придется принять решение, Лили.

— Ненавижу ультиматумы.

— Неудивительно. Еще одна отличительная особенность сильных женщин, — усмехнулся Лайам.